Дмитрий Раимов рассказал о своем походе во власть, фото: nash.live

Пиарщик Дмитрий Раимов ушел из Министерства здравоохранения. Его уход стал не менее громким, чем новость о том, что он устроился советником по информационной политике и PR к новому министру Зоряне Скалецкой.

За полтора месяца работы Раимов успел поучаствовать во многих скандалах внутри и вовне ведомства, а теперь достаточно откровенно о них расскзазать в интервью «Стране», которая, как выяснилось, в Кабмине под запретом.

— Кто принимал решение о вашем уходе из Минздрава: вы, министр, президент? 

— Это мое решение. Его поддержала моя команда, с которой я пришел в Минздрав. Мы изначально заходили на первые два кризисных месяца с правом определиться: остаемся или нет. Я принял решение уйти. 

— С кем была эта договоренность? 

— С министром и главой комитета Верховной Рады Михаилом Радуцким. 

— Как восприняли ваш уход? 

—  После моего заявления об отставке было два важных звонка. Один из коллег по комитету, второй из Офиса президента. 

— А кто именно? 

— Друзья. Спрашивали, не хочу ли я все-таки остаться. Наше с вами интервью могло не состояться — меня приглашали на встречу в Офис, но я ее отменил — мы все же приняли решение не оставаться. Звонили из парламентского комитета по вопросам здоровья нации — тоже объяснил, что решение окончательное. Мы сделали заявление не для того, чтобы нас убеждали остаться. Но мы останемся «умными головами», которые всегда придут на помощь, если в этом будет необходимость. 

— Михаил Радуцкий звонил?  

— Да. 

— И что сказал?  

— Был нормальный разговор. Никто никого не уговаривал. Мы на протяжении двух месяцев держали фронт против «супрунят», «соросят». Теперь мы уходим. Считаю, что мы их победили. Мы перешли из фазы войны в фазу нормальной работы. Теперь комитету и министерству нужны специалисты другого профиля — пресс-секретари, а не антикризисная команда. 

— Что за фазы, опишите. О какой войне речь? 

— Расскажу. Сделаю небольшое отступление, чтобы вы понимали, что за люди сейчас руководят медицинской политикой в МОЗ. Например, один из ключевых сотрудников директората имеет диплом учителя русского языка и литературы. Вопрос не в языке, а в том, что человек в медицине ни черта не понимает. Также есть работник директората, который раньше торговал пивом. В МОЗ полно некомпетентных людей. Министру приносили на подпись документы, переведенные через Google-переводчик, с кучей ошибок и со ссылками на пустыню Неваду и американское законодательство. Мы начали эти документы тормозить, они начали истерить. 

Мы посчитали, что война закончилась, когда назначили нового и.о. госсекретаря Инну Солодку и она запустила аудит работы всех этих директоратов, где до сих пор работают «супрунята». Под «супрунятами» понимаю ребят, которых брали на работу за личную лояльность Супрун, а не за опыт и профессиональные знания. 

Но неделю назад у министра появились новые советники. Алексей Яременко из USAID, бывший советник Супрун — Матвей Хренов. У меня лично началось недопонимание. 

— А кто их назначил и почему? 

— Их пригласила министр. У меня нет ответа: почему. 

— То есть в этом причина вашего ухода? Если взаправду. Ваш конфликт с министром, не так ли?  

— Последнюю неделю у нас не было коммуникации с министром, чтобы обсудить кадровые назначения. У нас была договоренность, что два кризисных месяца мы сопровождаем, а потом если хотим — остаемся. Учитывая, какие непонятные люди появились в Минздраве, я решил уйти. 

— Насколько основательна информация, что вы намерены подавать свою кандидатуру на должность госсекретаря?  

— Это была шутка. Чтобы еще раз позлить бабий клуб Супрун. Они кстати повелись на эту провокацию и еще несколько дней нервничали, обсуждая эту новость у себя в закрытых чатах. Но, в каждой шутке всегда есть доля шутки. 

— А кто вас вообще пригласил на должность советника министра?  

— Радуцкий. Он меня рекомендовал. Я с ним давно знаком, и время от времени помогал ему в маленьких кризисных ситуациях. Например, когда сфотографировали его переписку про «х@й им в ж@пу». В той переписке и от меня было сообщение… 

— «Не трогайте журналистов, не надо ничего снимать». Это были вы?

— Да. Спасибо журналистам, что заблюрили мой номер телефона. Я тогда выпустил чехлы на мобильный телефон с этой исторической фразой, и фактически мы перебили юмором весь негатив. Этот кейс увидел президент. Помните, он вышел выступать перед парламентом и сказал: «Меньше смс…». 

Но не было жесткой критики Михаила Борисовича. После этого мы еще раз подтвердили свою компетентность. 

Чуть позже он позвонил и спросил: «А не хочу ли я стать советником министра?». Для меня это был вопрос амбиций. Я приехал на встречу в день, когда министра только назначили. Ко мне подсела девушка в черном платье с вырезом на спине и начала рассказывать, какой п*здец творится в МОЗ. 

— Что это за девушка?  

— Это была министр. Я ее не узнал. У нее были волосы заплетены в какие-то косы. Я не подумал, что это министр. 

Хотя мы раньше пересекались: она училась у нас в «Свободной школе», и я хорошо знаю ее бывшего мужа Сашу Черненко. Но я ее не узнал. Я, Радуцкий и Скалецкая сели за один стол, чтобы обсудить предстоящие задачи и мое участие. 

— Какие? 

— Мы знали, что заходим в «банку с пауками», потому что предыдущая команда полностью уничтожила всю адекватную работу. Мне сказали, что я же умный, раз так красиво с чехлами справился, лекции читаю. Я согласился не с первого раза. Сказал, что подумаю. 

— Цену набивали?  

— Нет, я прекрасно понимал, что я буду ударной стеной, в которую полетит все г*вно. Я был единственным человеком, который был готов публично отвечать на вопросы журналистов. Есть фотография, где Скалецкая сидит на полу. В тот день состоялся наш второй разговор, и внутренне во мне что-то загорелось. 

— Вы согласились на должность, потому что вам понравилась Скалецкая?  

— По большей части, да. Я в нее поверил. Она очень увлекательно рассказывала о медицине, с пониманием дела и всех проблем. Я познакомился с советниками, и это был момент, когда я сказал «да». Третий разговор состоялся снова с министром и Радуцким, где мы обсуждали создание единого информационного хаба, куда журналисты могли прийти за ответами. Этим хабом стал я. Когда Радуцкий меня порекомендовал Скалецкой, она одобрила мою кандидатуру. 

— Вы очень романтично описали Скалецкую во время первой встречи. Сейчас вы поменяли свое мнение о министре?  

— Это два разных человека. Вначале она была нежной женщиной, которая слышала и прислушивалась. Сейчас она увидела, что работа в министерстве — это не прогулка по парку с лебедями, а ежедневный фронт. Все понимали, что нас подставляют, несут фейковые документы, поливают грязью. Она, наверное, думала, что все будет иначе. А оказалась один на один с людьми, которые держатся за свои кресла всеми возможными методами. 

— Она должна была понимать, на что идет, соглашаясь стать главой министерства, где костяк госслужащих составляет команда ее предшественницы.  

 — Все думали, что будет комфортно. И я тоже. У нас же за спиной президент и монобольшинство в Раде. Но оказалось, что министерство не баня. Здесь нет ни голых, ни дурных. Там люди, которые сидят на схемах, косят бабло, и они не дебилы. Мы привыкли считать, что если коррупционер спалился на схеме, то он дурак, что так легко попался. Но нет: в Минздраве настоящие асы, которые пилят международные бюджеты и годами зарабатывают на больных умирающих людях. Никого это не волнует. Поэтому министр сейчас закрылась и собралась. В определенных моментах она делает правильно, что не верит тем, кто приходит со стороны. Но когда нужно было принять решения по медийной части, то бывало очень сложно достучаться. Все ляпы, которые произошли, были рукотворной работой членов политической команды министерства, которые не всегда могли согласовать своё видение с министром. 

 — В каком смысле — рукотворными? 

— Например, замминистра Михаил Загрийчук сказал что-то не то, советник Ольга Голубовская не так выразилась, советник Елена Симоненко не тот пост на Фейсбуке написала. В мирной ситуации все было бы нормально, но любой ляп выворачивался оппонентами. Поэтому министр верит очень узкому кругу людей. Я надеюсь, что это не «супрунята» и «соросята». 

Хочу сказать спасибо замам, советникам, которые пришли со мной в сентябре. Они слышали, прислушивались и мы вместе выходили из-под медийного огня. 

— У вас испортились отношения со Скалецкой?  

— Вначале они были доверительно-дружеские, а потом стали чисто рабочими. С замами и с первыми советниками сдружились. 

— Давайте по сути вашей работы. В МОЗ сложилась странная ситуация. Вы были советником, но фактически свели на себя все функции пресс-службы МОЗ. При этом формальная пресс-служба работала параллельно. Как так вышло и почему? 

 — Мы заменили собой всю коммуникацию, потому что пресс-служба подконтрольна Директорату стратегического планирования и евроинтеграции Ирины Литовченко, а там — шлак. У нас на старте возник конфликт. Они занимались диверсией как моей работы, так и работы министра. 

— Почему? 

— Международные письма, которые поступали в этот департамент, не доходили до министра. Они просто терялись. 

А международные партнеры думали, что это министр игнорирует их. Когда я говорил, что это саботаж, мне никто не верил. Поэтому я сказал, что вся коммуникация проходит только через меня. Они пытались нести полную хрень. Например, требовали опубликовать на сайте МОЗ инструкцию для врачей, которая написана за деньги международного гранта, но не утверждена министерством. А вдруг там ошибка и министерство за это будет нести ответственность? Мы не пропустили это на сайт, а у них-то под это деньги подвязаны. Если не вывесят на сайте, им грант не выплатят. По сути моя команда из четырех человек и фотографа закрывала собой всю коммуникационную брешь. 

— Зачем это вам было нужно? Неужели вы не понимали, что со старта наживаете себе врагов внутри министерства?  

— Чисто амбиция. Это был экзамен для меня и моей команды. Раз мы называем себя самыми крутыми кризисными пиарщиками на рынке, давайте это докажем, сказал я всем. Мы зашли в министерство и заняли кабинет, кстати, бывший кабинет Раисы Богатыревой (вице-премьер-министр Украины — министр здравоохранения Украины в правительстве Азарова (2012-2014) — Ред. ). 

— Но вы ушли. Со скандалом, не доделав дело до конца. Вы считаете, что сдали экзамен?  

 — Не согласен. Бюджет принят, министр на должности, вся команда на должностях, есть и.о. Госсекретаря, президент и премьер поддержали, ни одна врачебная ассоциация не выступила против МОЗ. Мы выполнили поставленные задачи. 

Я допустил две ошибки. Первую — когда согласился на эту работу, до конца не поняв суть аппаратных игр чиновников. Вторую — когда сам своей грудью пошел прикрывать задницы людей, которые лажали. Война же по сути началась, когда Михаил Загрийчук сказал некоторым руководителям директоратов, что им пора уходить. Запись этого разговора «супрунята» позже слили журналистам. Он говорил то, что все мы разделяли. Но форма была не той, что нужна. Он гениальный хирург, но не был готов быть политиком. И понеслось. Мне надо было сделать так, чтобы Загрийчук сам публично объяснялся с журналистами? Журналисты бы его сожрали и все закончилось бы отставкой. А он хороший. 

Но тогда получилась так, что министра не было в стране, первый заммнистра Андрей Семиволос вообще встал и ушел посреди пресс-конференции. Кстати, я такого в жизни не видел, чтобы на середине вопроса от журналиста чиновник просто встал и молча вышел из зала. Я об этом в своей книге напишу, как урок: спикера нужно привязывать к стулу, чтобы тот не сбежал. При этом Семиволос отличный менеджер. 

Оставался только я. Как самый подготовленный общаться с медиа. Которому не страшна отставка и лишние литры фекалий. 

— Кстати, почему пресс-конференцию о конфликте с директоратами давали вы и Семиволос, а не Загрийчук, затейщик бунта?  

— Загрийчука хотели растерзать на мясо. Он наговорил с три короба, и уже позже сам понял, что допустил ошибки. Я не мог выпустить его к журналистам. Они бы его просто растерзали, так как среди СМИ тоже много сторонников Супрун. 

— Что значит «сторонников Супрун»?  

— Ангажированные и заряженные. Самое смешное Супрун уже не министр, а ее сторонники остались. Это как религия: Божество умерло, а последователи живы, и до сих пор проповедуют религию Супрун. Она ушла, и в кресло министра не вернется.

Поэтому когда я встречаю на ФБ аватарки «Я підтримую Супрун», это выглядит как сообщение из советского прошлого «Я поддерживаю СССР». Его нет, а они до сих пор ностальгируют. Нужно поддерживать страну, а не приезжего министра. 

— Давайте вернемся к скандалу с директоратами.  

— Я понимал, что мы одни, потому что министр в США. С Загрийчуком и Семиволосом тоже все понятно. Елена Симоненко готова говорить на тему евроинтеграции и была загружена работой. Младена Качурец вообще в резервации где-то. Остались я и моя команда. Я стал публичной головой по всем вопросам. Это была моя вторая личная ошибка, потому что я слишком много на себя принял. Третья моя ошибка заключалась в том, что я вклинился в решения политических вопросов. Я присутствовал во время принятия важных решений, совещаний с министром. Я начал изучать неправильные документы, наступать на хвосты схем. По машинам скорой помощи, например, и растрату бюджетных средств на 100 млн грн. По публикациям непонятных материалов от имени министерства. Аудит в ОХМАТДЕТ инициировал я. 

— А какие еще хвосты, на которые вы наступили?  

— Институт рака — та же история. Я первый вышел и сказал, что за такое нужно сидеть в тюрьме. У меня в семье бабушка умерла от рака, и я знаю, что это такое, когда эти п*дорасы продают людям по сумасшедшей цене лекарства, которые дает государство бесплатно, а люди не могут получить профессиональную помощь. У меня была нулевая толерантность. Но решения министерства до сих пор по этому вопросу нет. Аудит и документы в правоохранительные органы ушли, а решения министерства нет. 

Все думают, что все процессы крутятся в столице, и редко кто поднимет свою задницу, чтобы поехать общаться в регионы. 

Ну и главное: супрунята «проиграли» телевизор. Потому что не ходят на эфиры телеканалов с большой аудиторией, где могут хоть как-то объясниться. Я же с эфиров не слазил. В неделю по 15-17 часов. 

— Сейчас вообще происходит тотальная десакрализация власти, и она в мелочах: премьер-министр ездит на самокате, вместо зала международных заседаний — коворкинг, министр ходит в трениках, в Офис президента разрешили приходить в шортах, все к друг другу на «ты». По-вашему, это правильная стратегия, или нужен консервативный подход к этикету?  

— Десакрализация — хорошее слово. Власть перестают считать властью. Украинский гражданин перестает воспринимать человека, катающегося на самокате и приходящего в футболке, за власть. Это приведет к невыполнению решений, потому что люди не чувствуют, что человек, который приходит в спортивках, может принять санкции против них за прогул, лень, самоволие. Если тебя не воспринимают как власть, то ты не власть. Люди на местах вообще в целом новый Кабмин воспринимают как детей, которые пришли к власти ненадолго, поиграться. Они об этом шепчутся в коридорах. 

В МОЗ было также. Часть сотрудников не поняла, что пришла власть и будет работать, а не смузи в кабинетах министра пить. 

— Недавно приняли закон о стукачестве: сдай взяточника — получи 10% от награбленного. По мнению опрошенных нами экспертов, это может привести к саботажу: чиновники перестанут подписывать документы, которые могут специально подсунуть коллеги, чтобы обвинить во взяточничестве и получить свой процент. Как вы оцениваете эффективность этого закона судя по ситуации внутри власти?  

—  Я думаю, сейчас будут стараться максимально быстро нести на подпись все сомнительные документы, в надежде, что их в спешке пропустят. А после того, как закон вступит в силу, многие побоятся взять на себя ответственность и сто раз подумают, прежде чем что-то подписать. Особенно низшие эшелоны госслужащих. А «верхушка» будет специально набирать «зеленых» ребят в подчинение, и все на них скидывать — чтобы подписывали они.

Еще один интересный момент в МОЗ — доступ к базам данных. В министерстве сейчас порядка 240-270 сотрудников. Часть из них — госслужащие, а остальные — ФОПы. 

Во время реформы 2014-2015 года решили взять иностранные деньги, нанять человека с рынка под какую-то реформу, и ему зарплату платил некий западный фонд. Это сейчас большая проблема, потому что эти ФОПы — реформаторы получают до 70 000 грн в месяц, а простые госслужащие — до 15 000 грн, а иногда — и 9 000 грн. Проблема в доступе к документам, так как госслужащий несет уголовную ответственность за разглашение информации, а ФОПы не несут никакой ответственности. В итоге стоит вопрос защищенности этой информации. У кучи непонятных людей есть доступ к базе данных. Нам рассказывали истории, когда советники Супрун брали государственные документы и уходили с ними куда-то. Сейчас это на контроле у и.о. госсекретаря и я ожидаю жесткий законы решений. 

— А какое количество из общего числа сотрудников МОЗ — ФОПы?  

— Половина, а может и больше, пытались это выяснить регистрацией на входе, но непрофессиональная Ли (Ирина Литовченко, так ее называем), пока два дня была и.о. госсекретаря, отменила процесс регистрации и теперь все нужно заново. 

Все документы «активисты» несут на подпись госслужащим, которые получают 9 000 грн. Кто-то подписывает, а кто-то нет. А потом на сайте появляются инструкции с отсылкой на американское законодательство. Юридический отдел присылал документы на подпись к министру с замечаниями. Вдумайтесь! Они настолько устали от того, что предыдущая власть несла всякую е*анину, что подписывали с «замечаниями», чтобы не было уголовной ответственности.   

— А кто им платит зарплату раз они ФОПы?  

— Международные фонды. Часть из «супрунят» были переведены на госслужбу с доплатами за реформы от международных фондов. До этого их можно было бы называть иностранными агентами на финансировании из других стран. Были бы они консультантами — проблем нет. Но они выполняли функции государства. 

— А у министров есть неофициальные доплаты?  

— В МОЗ этого точно нет. Скалецкая и ее четыре заместителя точно без доплат. Сейчас идет речь о том, чтобы поднять зарплату на достойный уровень. Например, раньше заместитель по евроинтеграции на предыдущей работе получала 100 000 грн., за свою работу и это абсолютно честные деньги, а сейчас она зам министра и получает копейки. Нужно поднимать им зарплату. 

— У Супрун ярко-выраженный синдром Порошенко. Она уже не министр, но ведет себя как министр: влияет на сотрудников, продолжает коммуникацию в Фейсбуке. По какой причине?  

— Мы даже хотели предложить ей коллаборацию как блогеру, чтобы она популяризировала медицину. Как блогер она что надо. 

Ее кандидатуру рассматривали как министра, который может остаться в новой системе власти, президент лично ее не одобрил. Думаю, она обижена. 

— Поэтому сторонники Супрун развернули против вас кампанию в соцсетях?  

— Я был для них главный враг. Они «играли» с моей старой фейковой историей про курсы куннилингуса, но не понимали, что раскачка темы играет мне только в плюс. Я на эфирах, а они пишут постики в социальных сетях. Причём, они писали, чтобы это увидела министр, не понимая, что я и есть ее социальная сеть, поскольку сам делал ей мониторинг и показывал, на что обращать внимание, а что игнорировать. Мы «выиграли» телевизор. Я ходил на эфиры, их никто не приглашал. Я публичный, и они понимали, что все мои слова согласованы с министром. 

Я занимался не только коммуникациями, я был в кабинете принятия важных решений и где-то мог вставить сове слово. И оно всегда было против тех, кто приносил документы со ссылкой на законы США. 

— Ботофермы «супрунят» работают отдельно от ботоферм Порошенко? Кто это оплачивает?  

— С митингами у них не очень получилось, потому что по директорату было до 20-ти человек. А вот кто за ботов платит я не знаю, но объемы велики. После того, как меня назначили, выходило до 20.000 упоминаний обо мне. Они пытались убедить министра, что я хреновый. Но я уже говорил, Скалецкая не читает социальные сети, чтобы эмоционально не раскачиваться. Все это приходило мне, я пересказывал, она отвечала: «Дима, не трави мне нервы». 

Скалецкая и Радуцкий отстаивали мою роль и перед премьером, и перед президентом. Я защищал, а они защищали меня. Потому теперь, уходя, я все равно всегда смогу прийти на выручку. 

— Вы прямо как Богдан у Зеленского.  

— Можно и так сказать. 

— Как вы считаете, Скалецкая надолго задержится в кресле министра?  

— Сейчас работа стабилизировалась, несмотря на некоторые директораты. Сейчас Скалецкая более собрана, чем раньше. Я думаю, что она не подаст в отставку и удержится. Главное, чтобы удержался Кабмин. А тут есть вопросики. 

— Опишите, как происходила передача власти от Супрун к новому министру?  

— Когда мы зашли в Минздрав, было ощущение, что мы попали в фильм «Апокалипсис». В зале, где раньше проходили все международные переговоры, Супрун сделала что-то вроде коворкинга для советников. Унесла красивую дорогую мебель куда-то на склад, поставила облезлые парты, сняла со стен портреты известных врачей — торчали одни гвозди. Старые компьютеры выключены, а один вообще сгоревший. Команда Супрун все вынесла, когда уходила, канцелярию, мыло и даже туалетную бумагу. Жуткое было зрелище. И смешное. 

— МОЗ — это огромная база данных, информации и документов. Вам передали эти дела, и что вы поняли по статистике?  

— А вот это самое интересное. Государство Украина в том виде, в котором мы приняли министерство, не понимает, сколько у нас больниц, врачей, медсестер. Есть неизлечимые больные, на лекарства для которых, по подсчетам предыдущей власти, необходимо больше миллиарда. Но никто не знает точное количество этих больных. Статистики нет. 

— Может, она есть, но вам ее попросту не передали?  

— Не исключаю. Они говорили, что передали нам некую «transition book». Ценность этой книги, по словам Супрун и ее команды, в том, что украинская система здравоохранения перестала быть «советской». Большая часть текста этой книги именно об этом. А остальная часть «transition book» посвящена коммуникации: мол, есть Супрун и ее Фейсбук, где они коммуницируют. Вот и вся «transition book». Много информации из этой книги опровергали сами врачи и регионы.

Единственные, кто стали опорой для нас, это те, кто работает в министерстве давно. У них разная квалификация, но эти люди впервые за долгое время увидели не «бабу в трениках», а нормального министра и адекватных советников с медицинским образованием. 

— «Баба в трениках»? Это вы о ком?

— Баба в трениках это Супрун. Она так на работу приходила. Когда мы начали общаться с регионами, и министр Скалецкая приезжала на встречи с врачами красиво одетая, ухоженная, с прической, на местах все говорили — наконец-то к нам с уважением относятся. 

Регионы не воспринимали Супрун и ее демократичный стиль. «Баба в трениках» — цитата многих врачей. Грубая, я бы так не говорил про женщину, но вы же хотите правду. 

— Она приходила на работу в спортивной одежде?  

— Да, что-то типа спорт-кэжуал. Врачи это плохо воспринимали. Хотя я сам по корпусу в МОЗ ходил в тапочках. 

— А чем вы тогда лучше Супрун?  

— Абсолютно ничем. Но на встречу с врачами я надевал рубашку и пиджак. 

Она видела себя министром, поэтому люди, которые внутри структуры пытались показать, что Скалецкая не справляется. Всячески раскачивали ситуацию, чтобы вернуть «бабушку» Супрун. Большая часть страны ненавидит ее и ее реформы. 

— Почему тогда Скалецкая продолжает реформы Супрун, если ее так ненавидят?  

— Это политика государства, а не ее решение. А вообще открою вам тайну: реформы Супрун не существует. Реформа началась ещё в 2000-х. Единственное, что она смогла «провести» это финансирование. А по факту — создать Нацслужбу здоровья Украины, которая дублирует функцию Минздрава. Служба финансируются из бюджета, поэтому в следующем году они получат 72 миллиарда грн., а хотели 80 миллиардов грн. НСЗУ — это временная история, нужно создавать страховую медицину. Вы же понимаете, что, когда система создается она делает все, чтобы не умереть. НСЗУ получает 72 миллиарда грн., из 108 миллиардов грн. — финансирование МОЗ. 

При этом дублируют функции МОЗ, и это хранит в себе огромный потенциальный скандал, который может остановить любую реформу государства. А в ответе за все министр. 

Ещё одно сомнительное достижение — закупки через международных посредников. Вакцины приходят с опозданием, деньги платим вперёд. Почему купили те или другие вакцины — ответа нет. Сомнительное достижение. 

— Пару слов о медиа и коммуникациях. Как у вас происходила коммуникация с Кабмином?  

— Я не буду врать, но коммуникация была странной. Мы со всех министерств зашли такими «звездочками», потому что мы грамотные по части выхода из кризиса. У нас с ними состоялся разговор после пресс-конференции Скалецкой, где собралось 154 журналиста. Они были недовольны и очень ревностно отнеслись к этой пресс-конференции. Выглядело, что в стране работает только Минздрав, а Кабмин и президент — нет. После мы встретились и поговорили, что будем согласовывать шаги, потому что на нашем фоне Кабмин выглядели не очень. 

— К слову, как вы относитесь к решению премьер-министра закрыть от СМИ заседания Кабмина?  

— Неразумное решение. Люди должны видеть и слушать как и о чем министры общаются между собой, оценивать уровень их компетентности, честности и самостоятельности в принятии решений. Это не главная их проблема. 

— А что главная их проблема? 

— Полностью проваленная коммуникация по земельной реформе и по международной политике. И блокирование эфиров трёх телеканалов. 

— Позвольте угадать. Министрам запрещают ходить на эфиры НьюсВан, 112 и ЗИК.  

— Все верно. Полный запрет. Осознанное лишение топ-чиновников миллионной аудитории, где можно ещё раз разъяснить свою позицию и поговорить с гражданами. Таким образом их электоратом общается их оппозиция, рассказывая про их же реформы. Кстати, на «Страну» тоже стоит блок по всем интервью. Из интернет-СМИ жёсткий запрет на вас и на Бабель. 

Но я сказал, что мне лично запреты не писаны. И я буду ходить в эфиры и давать комментарии, так как нам нужно объяснять гражданам, что мы не такие, как предыдущая команда министерства. 

— Одно наше интервью все-таки вышло. Как в Кабмине отреагировали на первое интервью Скалецкой для «Страны» ?  

— Министр спокойно. Истерика была у «Левого берега». Они взяли интервью первыми, потому что пришло указание с комитета — первым дать им. Я сразу сказал, что не доверяю журналистке с ЛБ, потому что она подошла ко мне на пресс-конференции и сказала, что всегда берет первые интервью у всех министров. А меня когда заставляют, все внутри работает на обратку. Они взяли интервью, и очень долго прислали готовый текст на согласования. Вы же прислали к вечеру того же дня, когда встретились с министром. Все было честно. Мы выполнили обещание, что первое интервью будет ЛБ, но мы не обещали не давать вам второе. 

Я, конечно, наслушался в свою сторону всякого. Мне сказали, что так нельзя. Почему правда, не объяснили. Да и я не особо слушал. Моя задача была дать максимально широкую коммуникацию министра с гражданами. 

— Вопрос как к пиарщику: перечислите основные ошибки новой власти? 

— Первое и главное — заявление о том, что классические журналисты не нужны. Это заблуждение чреватое последствиями. У СМИ своя аудитория, и с ней нужно тоже общаться. 

Я понимаю почему. У некоторых журналистов политика подебать, а не получить информацию. Ребята, не надо нас подбывать мы сами на*бнемся. 

Сейчас коммуникация построена таким образом, что СМИ — враг, потому что от медиа власти прилетает отовсюду. Власть находится в информационном пузыре сторонников, им все аплодируют. Но он рано или поздно лопнет, и ты охрен*ешь. 

Вторая проблема — скудное общение с регионами. Люди не едут общаться. За исключением ряда людей, в том числе Радуцкого, политики у людям не идут. 

Треть проблема — чувство, что пришли на долго. Это очень сильно вредит критичности мышления. Своей команде я сказал: вот двери в кабинет, мы в них вошли и выйти можем в любой момент. Работаем так, как будто завтра можем выйти.