Если кто-то хоть раз в жизни, сдуру или за деньги, брался публично рассуждать о глобальном потеплении, ему уже не отвертеться: приходится снова и снова возвращаться к теме. Я-то брался, а тут появилось сразу несколько поводов вспомнить старое. Во-первых, Австралия в огне, во-вторых, в Москву что-то никак не придут морозы, в-третьих, Юлия Латынина (которую после ее нашумевшего дебюта в климатологии тоже, видимо, подмывает вернуться к теме) опубликовала статью о пресловутой «хоккейной клюшке» — якобы беспрецедентном повышении средних температур в конце ХХ века — которую назвала крупнейшим научным фейком столетия.

Статья у Латыниной получилась интересная, ее непременно надо всем прочесть. Можно там, конечно, к чему-то прикопаться: тут не так сказано, там не названы важные имена, а названы другие, менее важные, а здесь все упрощено до невозможности на потребу невзыскательному читателю (а также потому, что и автору-гуманитарию, разумеется, не по силам разобраться во всех тонкостях). Несмотря на все это, кроме шуток, статья прекрасная. Настолько, что даже захотелось как-то на нее откликнуться, привлечь лишний раз внимание к проблеме, да и самому хайпануть.

Наглая ложь и статистика

Фабула в том, что на рубеже столетий группа ученых, в том числе д-р Майкл Манн, немножко похимичила с данными, чтобы нагляднее показать антропогенное изменение климата, а другие изменения, наоборот, спрятать с глаз подальше. Результатом стал знаменитый график «хоккейной клюшки».

Надо сказать, что «клюшку» придумал вовсе не Манн: ее еще в 1974 году первым нарисовал Уоллес Брокер, и потом многие перерисовывали на разные лады. В статье Манна и соавторов, вышедшей в 1998 году, проанализированы всякие довольно пестрые наборы климатических данных и якобы реконструирована картина средних температур за последние 600 лет. Данные были обработаны таким образом, что выходило, будто температура почти все это время практически не менялась, и только в конце ХХ века рванула вверх, чтобы не оставить никаких сомнений в том, кто за все это в ответе (спойлер: топливно-энергетический комплекс). 

Тот факт, что авторы слегка нахимичили со статистическими методами, выяснился еще в 2009-м (так называемый «Климатгейт»), а на следующий год известный климатоскептик Эндрю Монтфорд выпустил про это книжку, главные положения которой повторяет и Латынина. Правда ли Манн подтасовал данные? Ученый консенсус по этому вопросу (а вопрос, как вы понимаете, после такого конфуза разбирали весьма придирчиво) состоит в том, что в работе есть некорректности, а в моральном облике Манна, мягко выражаясь, некоторые изъяны, но в целом публичной порки он не заслуживает — хотел как лучше. 

Латынина придерживается более бескомпромиссной позиции. Что касается порки, это ее право как гуманитария, однако разобраться, в чем там проблема со статистикой, ей, прямо скажем, не удалось. И неудивительно: статистика кому попало в руки не дается, особенно если речь идет о такой темной области науки, как климатология. Любой статистический метод основан на определенных гипотезах об исходных данных, а в вопросах климата эти гипотезы шатки, а сами данные скудны и ненадежны. То, что вычислил Манн, с ошибками или без — просто один из вариантов их представления, с некоторой (по мнению авторов, большой) вероятностью отражающий стоящий за ними закон природы. 

С тех пор таких реконструкций было выполнено множество, и из них вырисовывалась все более сложная и противоречивая картина. Если в момент выхода статьи Манна наглядную картинку портил только «малый ледниковый период», то сейчас графики настолько погнуло в разных местах — чего стоит один только «хиатус», то есть пауза в потеплении в «нулевых» — что ни о какой «клюшке» больше и речи нет, а есть, видимо, сложнейшее взаимодействие самых разных процессов. Тем временем, парадоксальным образом, антропогенное потепление превратилось из смелой гипотезы, нуждавшейся в усиленном пиаре, в более или менее твердо установленный факт. 

Очевидно как минимум то, что палеоклиматическая реконструкция из той давней статьи не легла твердым кирпичиком в здание климатической науки. Чтобы «найти отличия» нынешнего несомненного потепления от всех предшествовавших потеплений, приходилось использовать все более изощренные методы. Об одном из них мы, кстати, писали. Из этих работ, включая цитированную в той нашей статье, совершенно ясно, что мейнстримная климатология не успокоилась на манновской «клюшке», а если говорить по-честному, то просто постаралась поскорее перевернуть эту страницу.

Другими словами, вопрос о «клюшке» не то чтобы решен, а просто изжил себя. Наука, как бы это помягче сказать, давно ушла вперед. За последние 20 лет объем данных в распоряжении климатологов увеличился во много-премного раз. Ничто из того, что вычислял Майкл Манн в 1998-м, просто больше не имеет значения. Мир признан куда более сложным (что вовсе не отменяет самой концепции антропогенного воздействия на климат и повышения средних многолетних температур). Не случайно уважаемый климатолог Сергей Гулев в «снобовской» заметке назвал свою науку «постнормальной» — это когда факты неточны, цифры под сомнением, а ставки весьма высоки. Нынешняя климатология так же мало похожа на «клюшки» Майкла Манна и Уоллеса Брокера, как суперкопьютер IBM на обычную хоккейную клюшку.

Вспоминаются слова Екатерины Шульман, у которой спросили что-то там о возрождении культа Сталина. Ответ был примерно таков: «Главное, что надо знать про И. В. Сталина — он умер». Вот и «клюшка» тоже — давно умерла, и если кто о ней вспоминает, то лишь по специальным поводам и в рамках собственной повестки дня. 

Ангажированные невежды против мотивированных мерзавцев

Один добрый человек из участников проекта «Сноб», прочтя статью Латыниной, написал в своем блоге, что он лучше будет узнавать правду о климате из англоязычных источников. Оставляя в стороне вопрос о «стрелке осциллографа» и других очевидных изъянах в естественно-научном бэкграунде Юлии Леонидовны, отметим, что это не слишком хорошая идея: мировая публицистика о климате куда более идеологизирована, чем русскоязычная, и извлечь из нее зерна разума совсем не просто. Действительно ли автор вник в глобальные климатические модели и убедился в неотвратимости потепления на 4 градуса за столетие? Или он просто «левый», «зеленый» и антитрампист? Автор нашел изъян в аргументации IPCC, он беспокоится о том, что ветровая энергетика мешает птичкам летать? Или ему платит нефтяное лобби? Или просто ему нравятся республиканцы и низкие налоги? Ничего там, в общем, не понятно. 

В случае России все тоже порядком запутано, потому что наш русский либерал-подпиндосник может оказаться и левым, вроде меня, и ярым трампистом, как Латынина, с соответствующими предвзятостями в вопросах климата. И, кстати, топливно-энергетическое лобби тут тоже не дремлет, проплачивает климато-скептичные статьи. Умному человеку, если он профессионально не связан с климатологией, лучше бы вообще держаться от этого подальше. Но они ведь не успокаиваются, втягивают широкие массы. А массы и рады: им и о грядущем апокалипсисе почитать интересно, и о том, как климатологи обманывают народ со своим потеплением. 

Но покуда страна находится на крайне низкой ступени экономического, общественного и нравственного развития, вопрос будущего планеты здесь не стал важной линией идеологического разлома, в отличие от той же Европы или США. В этом смысле Латыниной я бы больше доверял, чем тому же Эндрю Монтфорду. Ей хоть чуть-чуть интересно, как там оно на самом деле, а не только высечь идеологического противника. И хотя в статье она признает, что своим скептицизмом льет воду на мельницу тоталитарных петрократий, ею все же движет любовь к истине, а это в наше время немало. Для меня поиск истины тоже главная мотивация, по крайней мере до тех пор, пока топливно-энергетическое лобби не осыпало меня золотом.

Некоторые вопросы научно-популярной коммуникации

Мне как человеку, связанному с научпопом, интересно вот что: как получилось, что пресловутая «клюшка» опять оказалась в центре внимания публики? Почему живой нерв общественной дискуссии до сих пор пульсирует в таком месте, до которого ученым давно уже нет никакого дела?

Простой ответ в том, что таковы уж отношения публики с наукой. Наука бежит далеко впереди, а публике остается вновь и вновь жевать то, что давно уже переварено и извергнуто учеными. Именно поэтому в большинстве публичных дискуссий на околонаучные темы участники либо ломятся в открытую дверь, либо бьются лбом в стену. 

С эволюцией это еще нагляднее, чем с климатом. Чем занимается сейчас эволюционная наука? Сетевая геномика, неадаптивная нулевая гипотеза, эволюционируемость? Да бросьте, никому это не интересно, люди пока и с Дарвином-то толком не разобрались. Вот, к примеру, мой школьный одноклассник, а ныне протоиерей, о. Константин Буфеев выпустил книжку про креационизм, где спорит с Чарльзом Дарвином, Тейяром де Шарденом и даже — о да! — с академиком Вернадским. Все они, как и «клюшка» Майкла Манна, умерли, ученые отдали им дань уважения и давно говорят о другом. А добрый батюшка обречен в одиночку брести нелегким путем познания, который все человечество вместе осилило с тех пор, как Костя Буфеев бросил изучать геологию, а то и раньше. При всем моем почтении к его сану и любви к нему лично, вдохновляться его интеллектуальным мужеством было бы, мне кажется, неразумно.

Другая часть ответа: климатологи сами виноваты. Конечно, ученые не слишком любят публично объявлять, что 20 лет назад они слегка налажали, и сказанное ими тогда лучше бы всем забыть. Некоторые научные свершения вообще происходят незаметно, без всякой публичной сенсации. Вот, например, черные дыры, фундаментальная штука во Вселенной. В середине ХХ века это был «гипотетический объект, предложенный физиками-теоретиками». В прошлом году черную дыру сфотографировали, гравитационные волны от их столкновения регистрируются чуть ли не еженедельно. Когда в этом промежутке на первых полосах газет было объявлено об открытии черных дыр? Ответ: никогда. Просто пришло новое, а старое забылось. Так и с климатом. Если кто-то ждет люстрации, — чтобы все, кто был не прав, непременно покаялись, а лучше жестоко поплатились — то уж где-где, а в науке так бывает крайне редко. 

Чтобы проследить, как развивалось научное знание, придется положить перед собой все доклады IPCC и сравнивать страницу за страницей. Кстати, это уже сейчас очень увлекательное дело — мне за одну цитату из последнего Оценочного доклада, про то, что Антарктика пока не теплеет, даже сказали, что я климатический скептик и против светлого будущего планеты. Но никто и никогда не объявит человечеству, что парадигма вдруг поменялась. Зато понемногу изменятся технологии, позеленеет энергетика, утонут Нидерланды (это сейчас была шутка), а тема планетарной эволюции климата окажется куда сложнее и интереснее, чем наш с вами истеричный алармизм или конспирология. В любом случае выяснять, кто там был просто дурак, а кто еще и сукин сын, никто не станет — будет некогда.

Практический аспект

Теперь, когда с «клюшкой» мы разобрались, осталось обсудить всего два вопроса: Австралия и теплая зима в Москве. Начнем с Австралии, там и правда страшные пожары. От огня пострадало 13 млн га. Это больше, чем во время пожаров «черной пятницы» 1938-1939 годов (2 млн), хотя и значительно меньше, чем в 1974-1975 годах — кстати, «клюшку» принято отсчитывать именно с этого года, так как середина ХХ века была сравнительно «холодной».

Огромное впечатление на публику производит число пострадавших зверюшек и птичек — почти миллиард, по мнению профессора Криса Дикмана. Журналисты, цитирующие эффектную цифру, стараются не выпячивать тот факт, что это не сгоревшие заживо зверюшки, а лишь «пострадавшие» — они, скорее всего, погибнут позже, потому что им будет негде жить, нечего есть, или их потом съедят хищники. Зверей и птиц жаль, всех и каждого(ую). Но вот вопрос: это много или мало? В мире примерно 100 млрд одних только птиц, и хотя большинство этих птиц каждый год выводят птенцов, на следующий год их больше не становится. Так что 100 млрд — хорошая порядковая оценка всех птенчиков и взрослых птичек, гибнущих на планете в течение года от разных причин. Австралийские пожары тут мало что добавят. Коал и ехидн чуть больше жалко, они редкие, но мне кажется, что и у них тоже будет business as usual. В общем, даже если нынешний пожар в Австралии — прямое следствие глобального потепления (что как минимум «не совсем так», поскольку пожары там были всегда), планету, и даже один континент, он не погубят.

Почему профессор Дикман назвал только одну эффектную цифру, без сравнения с другими годами и другими регионами? Да очень просто: потому что сейчас важны не научная истина и взвешенная позиция, а чтобы скорее все потушить и собрать для этого побольше денег. Никто не упрекнет уважаемого эколога в алармизме, иногда и алармизм необходим. Возможно, Майкл Манн рассуждал примерно так же, подтасовывая свою статистику, но время, как говорится, все расставило на места. 

Наконец, аномально теплая зима в Москве. Роман Вильфанд объясняет, что теплая зима связана с «редким явлением — зональной циркуляцией». То есть океанические воздушные массы движутся с запада на восток, и ничто им не мешает, — а обычно им мешают запирающие антициклоны. Связано ли это с антропогенным изменением климата? Да, но любопытным образом: по всем расчетам, нынешнее изменение климата и особенно потепление Арктики как раз должно ослаблять зональную циркуляцию и усиливать меридиональный перенос. Каждый раз, когда в Москве устанавливается долгая летняя жара или внеурочные морозы, непременно некий климатолог говорит, что все это от глобального потепления и точно по расчетам, опять блокирующий антициклон и меридиональный перенос. Ну так вот, в этом году все наоборот, — видимо, не от потепления, а назло ему. 

Значит ли это, что никакого потепления нет? Разумеется, не значит: просто погода — как и внимание публики, — оперирует масштабом недель или месяцев, а климатические перемены происходят на масштабах веков. Это все доказывает лишь тот факт, что климатология — сложная наука, и год от года становится только сложнее. Нам с вами за ней не угнаться. Остается лишь проявлять разумную рассудительность, а дальше видно будет.