Подведены итоги номинации «Триллер» (мистика) III литературного конкурса «Новая проза»

Номинация отмечена большим количеством участников и сильных рассказов. Жюри оказалось перед непростой задачей. Близость к настоящей литературе, стиль, соответствие условиям конкурса и требованиям к номинации – именно такие критерии учитывались, прокомментировал свой выбор известный забайкальский прозаик, поэт, публицист, член жюри Виктор Балдоржиев.

Стоит отметить, что на призовые места в популярной номинации «Триллер» (мистика) вышли участники предыдущих литературных конкурсов «Новая проза». Первое место с большим отрывом по количеству баллов завоевал рассказ Анны Готовын (Нагаслаевой) «Шаманка». Члены жюри отметили безупречный стиль, язык, эпичность произведения. Второе место занял оригинальный рассказ «Узловых дел мастер» Евгения Манзанова, третье место – «Грехи» Александра Пакеева, больше известного читателям как автор детективов.

Были отмечены жюри и чуть недобрали баллы до призовых мест рассказы «Женщина с аллергией на электричество» Ц. Жигмытова, «Чебурашка» А. Банаевой, «Бохолдэ» А. Базарон, «Бусы» Е. Олерской, «Операция «Возвращение» О. Мархеева, «Прорыв на резонансе» Б. Машкович и другие. Все они, безусловно, войдут в новый, третий выпуск альманаха «Новая проза», который увидит свет в конце сентября.

Шаманка

Черти в этом доме были везде. Висели гроздьями на тяжелых шторах из красного бархата, скакали в котельной, возились в подполье, шуршали старыми пакетами в гараже. Маленькие, шустрые, они только беспомощно скалились, когда Дулма брызгала на них водкой из очередной бутылки, и рассыпались серой пылью без следа. Комната за комнатой, взмах за взмахом – у шаманки от усталости уже отваливались руки. Испуганный хозяин еле успевал таскать из машины ящики со спиртным. «Однако большой у тебя дом, много водки понадобилось», –у Дулмы еще хватило сил пошутить. Хотя самому клиенту было не до шуток.

Он позвонил среди ночи, усадил шаманку в дорогой джип на заднее сиденье, а по приезде на место попросил ее пригнуться, да еще для надежности накинул сверху клетчатое покрывало. Заказчик посулил много денег, попросив взамен только держать рот на замке. Выполнив привычную работу, убедившись, что в доме не осталось ни одного «шудхэрнушки», Дулма сняла старенькую шапочку с кисточкой, которую всегда надевала на голову при совершении обряда, побрызгала на все четыре стороны света и… быстро выпила оставшееся из стопки. Водка, обжигая горло, разлилась по телу привычным теплом. Дулма знала, что пить ей нельзя, но ничего не смогла с собой поделать. Стараясь не думать о нарушенном ею обещании, женщина виновато поплелась обратно в машину. Даже оказавшийся намного скромнее обещанного гонорар не огорчил ее. Во-первых, за свою работу цену она никогда не назначала, во-вторых, из опыта знала, что чем богаче человек, тем он жаднее, а в-третьих, только взглянув на клиента в первый раз, она уже видела его насквозь, его грехи, страсти, терзавшие его мелкую душу, и намерение обмануть ее при расчете.

Шаманкой Дулма была от рождения. Много воды утекло, прежде чем посылаемые ей свыше знаки, испытания и болезни были поняты ею правильно, приняты после внутреннего сопротивления и истолкованы как неизбежное предназначение. Однажды, еще маленькой девочкой, Дулма сидела в доме одна и глядела в окно на стелющийся у подножия Саян густой белый туман. Вдруг из самого центра тумана появилась всадница на белом коне и направилась прямо к дому. Высокая, красивая, в длинном белом платье, усыпанном сверкающими камнями, в остроконечной шапке, отороченной белым пушистым мехом, женщина спешилась и окликнула с улицы оцепеневшую Дулму. Приехавшие вечером родители нашли ее лежащей на полу без сознания, в левом ухе девочки темнела засохшая кровь. Долго отпаивали ее травами, возили в районную больницу, только с той поры левым ухом Дулма совсем не слышала. Со временем ее стали мучить головные боли, а лет с четырнадцати появились судорожные припадки. С трудом окончив школу, девушка уехала в город, пыталась учиться в педучилище, но бросила учебу, выйдя замуж за своего земляка. Промаявшись вместе несколько лет, они развелись, пояснив родственникам, что причиной их разрыва было отсутствие детей. На самом деле причины были гораздо глубже, потому что жить с Дулмой было непросто. Временами у нее пропадал сон, она могла целыми днями лежать, не поднимая глаз, из рук все валилось, да и по хозяйству толку от нее в эту пору было мало. Поначалу вспыхнувшее чувство к мужу угасло, сменившись со временем глухим раздражением. Дулма могла молчать целыми днями, не отвечая на вопросы, порою ею овладевали вспышки беспричинной ярости, и она била посуду или расцарапывала себе лицо до крови. Развод стал закономерным концом их недолгих отношений. Отныне она шла своей дорогой, которая стала видеться ей все отчетливей.

Маленькая, хрупкая, глухая на левое ухо, невзрачная на вид, эта девушка обладала скрытой внутренней силой, о которой сама даже не подозревала. Работала она техничкой в продуктовом магазине, получала небольшую пенсию по инвалидности, да и родители из деревни помогали, чем могли. Летом Дулма уезжала домой, где отдыхала всей душой. Она любила синие Саянские горы, быстрые горные реки, густые зеленые леса, свою деревню с покосившимся мостом через речку, местный Аршан с целебной ключевой водой. Вместе с матерью пекли они деревенский хлеб, сбивали масло, собирали лесную землянику и варили из нее душистое варенье. Дулма оживала, становилась улыбчивой, шутила, дурачилась с маленькими племянниками, ходила с ними на речку, как в детстве. Только нет-нет да и глядела она в сторону синих гор, с тревогой ожидая, не покажется ли белая всадница на белом коне, сама хозяйка Саян.

Она пришла поздней осенью, во сне, и не красавицей в белоснежных одеждах, а дряхлой старухой с седыми космами на старом заношенном дэгэле. Как наяву, прошлась она шаркающей походкой по комнате, где дремала Дулма, и, навалившись ей на грудь, зашипела беззубым ртом в здоровое ухо, тряся седыми волосами прямо над лицом: «Послушай, дочка, что я тебе скажу. Прабабка твоя была великой шаманкой в своем роду, самой сильной шаманкой – такие рождались у подножия Саянских гор. Обладала она невиданной силой, могла летать по воздуху, не боялась ни чертей, ни духов, ни других шаманов. Многим она помогла людям, но, растратив свои волшебные силы, умерла в одиночестве и забвении, в полной нищете. Умирая, попросила она синее небо дать ей возможность вернуться, переродиться, чтобы снова пройти свой путь, не повторяя прежних ошибок. Звали ее Сойжим – дарующая исцеление. В нашем мире, среди духов и шаманов, по рангу была облечена она в серебряные доспехи и передвигалась на серебряном коне. Главным ее оружием был серебряный скребок, который в минуту опасности превращался в серебряный меч необыкновенно разящей силы. С его помощью могла она сразить любое чудовище или злого духа, даже страшные многоголовые мангусы разбегались от нее, как скулящие щенки. Но, подняв свое оружие против шамана, стоящего по рангу ее выше, или более сильного духа, укорачивала она свой земной путь, сжигая свою жизненную силу, полученную при рождении. Помни об этом. Стремясь помочь людям, Сойжим часто забывала об этом неписаном законе. Тебе выпал шанс снова прожить свою жизнь, сделав выводы из чужих ошибок, – продолжала старуха. – За то, что отняла я у тебя в детстве часть слуха, дарую тебе третий глаз. Будешь ты этим глазом видеть злых духов, чертей, дурные помыслы, болезни, украденные души и читать людские судьбы, как по ладони. Когда пройдешь обряд посвящения и научишься камлать, получишь ты силу необыкновенную и дар видения, переродишься великой шаманкой Сойжим-исцелительницей. Ремесло твое будет облегчать твои физические страдания, поскольку чем слабее тело, тем сильнее твой дух, который ты сможешь использовать в борьбе со злыми силами. Но помни, если не будешь камлать, использовать свой дар, то третий глаз прожжет твою голову, как прожигает горячий уголек тонкий лист бумаги. И если станешь слишком жалеть людей, рискнешь сразиться с более сильным духом, то растратишь свою жизненную силу и кончишь свою жизнь, как твоя предшественница. Нарушишь заповеди, приду к тебе в третий раз, последний!». С этими словами старуха прикоснулась дряблыми губами ко лбу девушки, и на этом месте появился сверкающий глаз.

Сойжим летела по воздуху на своем серебряном аргамаке. Солнце клонилось к закату, и верхушка Львиной Головы казалась багрово-красной в его лучах. Эта гора была любимым местом отдыха Сойжим. Красавица шаманка направила скакуна на маленькую площадку между ушей Львиной Головы, спрыгнула с седла и застыла в оцепенении, глядя на багровый закат.

Низко летали стрижи, со свистом рассекая крыльями воздух, пахло травами, пылью, смоченной дождем, горячими степными ветрами. То и дело на горизонте сверкали зарницы. Кругом простиралась бескрайняя степь, синеватая от цветов ая-ганги, словно отражение вечного синего неба, раскинувшегося над степными просторами. Сойжим закрыла глаза, и по лицу ее сбежали слезы… Это была ее родина, ее жизнь, которую она когда-то потеряла. Люди, неблагодарные слабые существа, из-за которых она чуть было не погибла, были, по сути, ее детьми, которых она любила безрассудно и защищала, как мать. Почти по кромке их жизни неслась на своем серебряном скакуне Сойжим, отгоняя от них беды и болезни взмахом своего волшебного меча, прекрасная, как дева-лебедь, бесстрашная, как храбрый воин. На небе высыпали яркие звезды, серебряный ковшик мерцал прямо над головой уставшей Сойжим. Похолодало, и конь стал нетерпеливо перебирать своими тонкими ногами. Под покровом спустившейся ночи завозились степные духи, и шаманка, вздохнув, забралась в седло. Пора было возвращаться.

***

Уже которую ночь Марина, лежа с сухими глазами без сна, не смея даже тихонько рыдать, ясно представляла себе, как открывает двери знакомого кабинета, стремительно подходит к сидящей за столом маленькой женщине с пучком зачесанных наверх темных волос и, стиснув руками ее тонкую куриную шею, начинает душить, глядя ей прямо в закатившиеся лживые глаза. При этих мыслях Маринины кулаки сжимались, а из горла вырывался сдавленный стон. Кто бы мог подумать, что эта маленькая ничтожная тварь сможет так ее уязвить, что теперь ей стало понятно выражение «Небо с овчинку показалось». Весь мир сузился для Марины до лестничной площадки перед отделением реанимации, где уже вторую неделю лежал ее сын. На звонок выходил хмурый врач и, отводя в сторону взгляд, бормотал под нос: «Состояние стабильно тяжелое». В один из таких тяжелых дней Марина повстречала свою одноклассницу, которая, расспросив о ее делах, настоятельно порекомендовала обратиться ей к своей землячке, молодой, но очень сильной, как говорила молва, шаманке. Отчаявшаяся мать, охваченная тревогой за жизнь своего сына, была готова на что угодно. Уже на следующий день Марина стояла у нужной двери в небольшом бараке, среди таких же озабоченных и неразговорчивых людей, прижимая к груди бутылку дорогой водки. Зайдя по очереди в маленькую, бедно обставленную квартиру, Марина оказалась на кухне с топящейся дровами печью. Невысокая худенькая девушка, сидевшая за столом, покрытым цветастой клеенкой, участливо окинула ее быстрым взглядом светло-зеленых глаз. На голове у шаманки была шапочка с атласным малиновым отворотом и кисточкой наверху, довольно потертая. Бутылка водки, протянутая ей дрожащими руками, вызвала у нее улыбку и предположение, что Марина обращается за помощью к шаманам в первый раз. Девушка объяснила ей, что нужна водка самая дешевая, в простой бутылке без граней, иначе ничего разглядеть она не сможет. Марина была готова разрыдаться от своего промаха, но шаманка обещала подождать, пока будет куплена другая водка, и, погладив по плечу трясущуюся мать, обронила: «Все будет хорошо».

Пестрый бар Олонго проснулся в своем логове только под вечер. Снаружи уже стемнело, и два его красных глаза мерцали в темноте пещеры, словно пара зловещих огоньков. Он был зол, голоден и раздражен. Ни одного подношения за последние две недели! Так и протянуть ноги недолго. Бар зевнул во всю свою огромную пасть, лениво потянулся, растягивая мускулистое тело, и через некоторое время выскользнул в сгустившиеся до черноты сумерки, растворившись в них без следа благодаря своей пестрой шкуре, из-за которой он и получил свое прозвище. Олонго был необычным тигром, и горе тому смертному, кто встретится с мерцающим красным взглядом его недобрых глаз. Охота в глухой тайге только поддерживала его внешнюю оболочку, на самом деле Олонго был злым демоном людских пороков, питающих его истинную дьявольскую сущность лучше горячей крови убитых животных. Еще в старинных преданиях упоминался пестрый тигр, глотающий богатырей целиком вместе с лошадью. Давно перевелись богатыри на этой земле, но людские страсти кипели с прежней силой. Зависть, злость, гнев и беспричинная ярость, дурные мысли – в них Олонго никогда не испытывал недостатка, поглощая их своей пестрой черной шкурой, словно солнечные лучи. Но самым главным для него были подношения его слуг– черных шаманов, без которых его злобная душа уже давно бы угасла, как фитилек без масла. Подношения, которые позволяли завладеть ему человеческой душой, – долгожданный и редкий пир. Давно забыты обычаи предков, никто не поклоняется духам местности, кругом безверие и жажда наживы. Сокровенные деревья вырваны с корнем, в самых глухих местах грохочет взорванная земля, извергая из своих недр золото и нефритовые камни… Глупые алчные люди тащат из тайги все, что можно обменять на деньги, не задумываясь о завтрашнем дне, о гневе духов, которые издавна сторожат сокровища родной земли. Их души, не защищенные глубокой верой, родовыми шаманами, падкие на деньги, легко становились добычей красноглазого Олонго. Скользя по лесу в поисках дичи, Олонго брезгливо тряс хвостом, когда на него попадали капельки росы с густых ветвей колючего кустарника. Охота немного отвлекала его, но он ждал главного – запаха паленой овечьей шкуры, возвещающего о том, что его злыми чарами готовы воспользоваться в обмен на дорогой подарок. Ждать пришлось недолго.

Барнашка, он же Борис в миру, с утра мучился с похмелья. Соседка прогнала его пинком ноги под мягкое место. Тетя Ханда озлилась на него из-за своего муженька, который накануне напился со своим соседом. Невзирая на то что в деревне Бориса считали шаманом, вредная Ханда только рассмеялась ему в лицо, когда он попытался ей угрожать. Барнашка хотя был пьяницей, обладал шаманским даром. Жил он один, камлал редко, но в силу своего пьянства опускался все ниже и не брезговал темными делами, иначе говоря, шаманил «по-черному». Если бы Ханда действительно знала, с кем имеет дело, то бежала бы от Барнашки, не оглядываясь. Обладал ее неприметный сосед редким даром – мог призывать опасного злого духа – пестрого тигра Олонго. Делал он это крайне редко и неохотно, ибо сам побаивался своего покровителя, готового каждый раз вместе с подношением проглотить и самого шамана. Но такова была его судьба, по рождению был передан ему тяжкий дар – служить демону зла, без надежды на освобождение в следующей жизни. Возможно, поэтому Барнашка и начал пить, поскольку в алкогольном чаду жизнь ему представлялась не такой уж мрачной, Олонго – не таким уж страшным, и совесть за содеянные черные дела мучила уже не так сильно. Да и виноватым себя шаман особо не считал, ведь люди шли к нему по своей воле, а жертвоприношение требовал его господин. Так что сам-то он, Барнашка, здесь ни при чем, ни при делах, так сказать. По правде говоря, его давно уже подмывало дернуть своего пестрого благодетеля изо всей силы за кошачий хвост, невзирая на страх, который Олонго вызывал у своего преданного слуги. Но это свое кощунственное желание шаман тщательно скрывал, внешне выражая пестрому тигру только подобострастие и рабскую покорность.

Мысль о необходимости опохмелиться не отпускала Барнашку ни на минуту. Потолкавшись без толку у круглосуточного магазина, где ему давно уже не давали в долг, он нехотя поплелся домой. Возле крыльца с облупившимися деревянными перилами шамана ждала незнакомая женщина с тяжелой объемной сумкой в руках, вид которой внушил измученной похмельем шаманской душе определенные надежды. Приняв посетительницу и едва дождавшись, как за ней закроется входная дверь, Барнашка стал жадно пить прямо из откупоренной бутылки. Огненная вода, разлившись по жилам, взбодрила его и вернула некоторую ясность мыслей. Периодически прикладываясь к бутылке, шаман ждал захода солнца, поскольку камлал ночью, а сегодня нужно было приготовиться основательно, поскольку без помощи красноглазого ему уже не обойтись. Да и делов-то всего ничего, за приличную мзду и бутылку водки нужно было похитить одну человеческую душу. Сегодняшняя посетительница попросила сделать обряд «на смерть» своей более удачливой в карьерном росте коллеге.

***

С некоторых пор Дулма жила как во сне. В своей обычной жизни она принимала посетителей, брызгала, снимала порчу, «чистила» квартиры, избавляла от грыжи маленьких детей, «снимала» венец безбрачия. Часто приходили к ней за оберегом ребята, уезжавшие в «горячие точки». Люди обращались к ней с житейскими проблемами, кто-то просил помочь продать недвижимость, а кто и избавиться от кредитов. Иногда под видом обычных посетителей приходили к ней «собратья по цеху», обладающие шаманским даром, с целью оценить силы новенькой. Многие из них уходили, даже не дождавшись приема, едва увидев сияющий третий глаз на лбу шаманки, незаметный для простых людей.

В редкие часы после утомительного камлания, когда в обессиленное тело Дулмы входила великая Сойжим, жизнь ее становилась похожа на фантастическую сказку. Великая шаманка, сжимая в руках серебряный скребок, сидя на своем верном серебристом коне, которого она ласково называла Терлик, как вольная птица, перемещалась по воздуху над бескрайними степными просторами и зелеными лесами. Любуясь красотой родного края, Сойжим ни на минуту не забывала о людях, которые нуждались в ее помощи и защите. Не раз приходилось ей взмахивать своим серебряным клинком, от одного только вида которого разбегались злые духи. В серебристой длинной гриве своего любимого Терлика прятала Сойжим спасенные души. Но, помня наказ хозяйки Саянских гор, Дулма старалась призывать дух великой шаманки в исключительных случаях. И, видимо, в этот раз без серебристой всадницы не обойтись.

Держа в руках бутылку дешевой водки, шаманка глядела через зеленоватое стекло и беззвучно шевелила губами. Бутылка еще хранила тепло Марининых рук, и вся ее жизнь была видна отчетливо, как на черно-белом снимке. В самом центре полыхала ярким пульсирующим огнем любящая материнская душа. Увидела Дулма и крылечко с облупленными перилами, и темноволосую женщину, сидящую перед Барнашкой, чье испитое лицо показалось ей знакомым. Только по краю ее видений ходил кто-то темный, невидимый, которого Дулма никак не могла разглядеть. И еще увидела она детскую душу, повисшую серебряным бубенцом на тонкой нити, конец которой держал в руках черный шаман. Этого было достаточно. Глядя в потемневшие от бессонных ночей материнские глаза, шаманка рассказала, что женщина, с которой та вместе работает, метила на должность, предложенную Марине. И после того, как ее незаслуженно обошли, «обиженная» обратилась к черному шаману. По ее просьбе шаман сделал Марине обряд «на смерть», но поскольку Маринина душа обладала очень сильной энергетикой, погубить ее он не смог. Вместо этого он забрал более слабую душу… ее сына.

Когда Барнашка, продрав глаза, увидел перед собой красавицу в серебристых одеждах, он решил, что ему приснился очередной сон. Но приставленный к его горлу серебряный меч быстро вернул к действительности. Сойжим, а это была она, шутить была не намерена. Она пояснила шаману, что давно наслышана о его темных делах, но сейчас все обстоит гораздо сложнее, чем он себе представляет. Похищенную для Олонго душу ребенка придется вернуть, и без его, Барнашкиной помощи, не обойтись. Сойжим попросила шамана хорошенько подумать над ее предложением, пообещав в обмен на его согласие освободить Барнашку от вечного услужения красноглазому тигру. План ее был прост. Во время ее схватки с Олонго Барнашка должен был в самый ответственный момент дернуть тигра изо всей силы за хвост, чтобы отвлечь его. Знала ли Сойжим о тайных намерениях Барнашки в отношении тигриного хвоста, шаман мог только догадываться. Но мысль неожиданно ему понравилась. Тем более, видя, что шаман колеблется, Сойжим сразила его последним аргументом. Она поможет ему переродиться обычным человеком, которому будут доступны все земные радости. Шаманка напомнила ему, что недавно одна женщина сильно обидела его, так будет позволено ему родиться в ее семье долгожданным сыном.

***

В больничной палате за стеклянной перегородкой всегда горит свет. Временами от тишины звенит в ушах, а иногда всю ночь слышен детский плач. Сережа уже большой, без мамы он не плачет, у него есть любимые игры на мобильнике, только врач ему не разрешает играть. Хотя Ардан Петрович добрый, у него внимательный взгляд, теплые сухие ладони и негромкий, ободряющий голос. Несмотря на лечение, бесконечные капельницы, которые ставят мальчику через специальный катетер, установленный у него на руке, Сережа все не выздоравливает. А недавно ему приснился страшный сон. Будто он играет один на детской площадке и вдруг видит за детским домиком огромную черную тень, чьи-то горящие красные глаза глядят на Сережу, и от ужаса он просыпается. На обходе вяло отвечает на обычные вопросы, но его вид не нравится врачу. Тем более что вечером опять придет мать мальчика и будет встревоженно заглядывать доктору в глаза. А маленькому пациенту все хуже и хуже. Закрывая историю болезни, Ардан Петрович чувствует непреодолимое желание покурить в укромном месте за крыльцом приемного отделения, хотя до окончания дежурства еще далеко, а пачка сигарет уже почти пуста.

Сегодня вечером у Барнашки все валится из рук. Он долго ищет свой потемневший от старости бубен, без которого, как всякий уважающий себя шаман, не может участвовать в решающей битве. После визита Сойжим он двигается, как в полусне, стараясь не думать о предстоящей миссии. Сегодня красноглазому конец, и от этой мысли шамана бросает то в жар, то в холод. Больше не нужно будет подчиняться чужой злой воле, просыпаться с похмелья, с так и не заглушенным до конца тяжелым, как камень, чувством вины. Ближе к закату практически одновременно Барнашка и Дулма начинают камлать, каждый в своей комнате, и вот уже они оба стоят перед входом в пещеру, где нашел себе убежище пестрый тигр Олонго. Шаман, подчиняясь повелевающему жесту красавицы Сойжим, неслышно прячется в густых кустах, а шаманка, обнажив серебряный меч, слегка пришпоривает своего коня, и его звонкое ржание разрывает густую тишину темной пещеры. Ужасный рев оглашает округу, сухие сучья трещат под тяжелыми лапами пестрого тигра, разбуженный Олонго спешит принять вызов, тем более что противник ему давно знаком.

Ближе к полуночи состояние маленького пациента ухудшается настолько, что приходится перевести его на искусственную вентиляцию легких. Но слабая надежда на благополучный исход всё же остается. Ранним утром Ардан Петрович, не присевший за эту ночь ни разу, выходит покурить. Рассвет едва начинается, на самом горизонте тонко алеет яркая полоса, тишина звенит в ушах, и начинает неодолимо клонить в сон. Услышав конское ржание, Ардан Петрович словно просыпается, удивляясь про себя, откуда бы здесь взяться скакуну. Но возле крыльца приемного покоя действительно стоит понурый серебристый конь, поводя чуткими ушами. На ступенях сидит пожилая женщина и иссохшейся старческой рукой подзывает врача к себе: «Сынок, у меня тут на втором этаже внук лежит, ты его знаешь, Сережа зовут. Я старая, совсем ослабла, не подняться мне к нему. Пожалуйста, положи ему от меня мой подарок под подушку. Только сделать это нужно до того, как сегодня взойдет солнце». Она кладет врачу в руку маленький серебряный бубенец и для надежности сжимает его ладонь своими на удивление сильными пальцами. Почему-то ничему не удивляясь, Ардан Петрович послушно поднимается в палату, кладет бабушкин подарок мальчику под подушку, потом также машинально возвращается в ординаторскую и проваливается в полуобморочный сон.

***

В предрассветном тумане поисковая фара выхватывает номер нужного дома. С бригады мгновенно слетает сон, поскольку у крыльца их встречает встревоженная женщина – соседка, похоже, дело серьезное. На адресе молодая женщина сотрясается в очередном судорожном припадке. И вот уже пронзительный вой сирены нарушает тишину раннего утра, заглушая слова фельдшера по рации: «Центр, везем эпистатус, пусть встречают».

Дулма-Сойжим барахтается в темной воде черной реки. Течением ее сносит в холодную глубину, откуда нет возврата. Из глубокой раны на груди сочится кровь, но она этого не замечает. Из последних сил шаманка сжимает свой серебряный меч, пронзивший тигриную глотку Олонго насквозь, не давая ему освободиться. Когти его сжимают ее все слабее, но их обоих неотвратимо затягивает течением все глубже. «Отпусти меч, и мы оба спасемся. Зачем тебе сдался этот ребенок? Мы вместе сможем все вернуть назад. Я буду жить в своей пещере, ты – летать на своем коне, одна человеческая жизнь не стоит нас двоих!». Олонго хрипит сквозь силу, не прекращая попыток вырваться: «Скажи мне, глупая женщина, зачем ты жертвуешь собой опять ради какого-то мальчишки?». И уже проваливаясь в темную пучину, унося с собой в смертельных объятиях Олонго, Сойжим чуть слышно выдыхает: «Я обещала вернуть его матери».

Носилки с грохотом закатывают в реанимацию, худенькое тело Дулмы подхватывает дежурная бригада. Больница тем временем просыпается и начинает жить своей жизнью. За оградой снуют машины, дети с ранцами за спиной идут в школу. К окончанию смены после безуспешной реанимации врач фиксирует в истории болезни время смерти пациентки Дашинимаевой Дулмы Батомункуевны, 33 лет.

В палате детского отделения, наполненной ярким солнечным светом, Сережа открывает глаза и произносит одно слово: «Мама!».

Анна Готовын (Нагаслаева) — автор рассказа «Шаманка», занявшего первое место в номинации «Триллер» (мистика) III литературного конкурса «Новая проза». Лауреат предыдущего конкурса в этой же номинации. По профессии психиатр-нарколог. Работает в поликлинике. Является трезвенницей по убеждению. До увлечения прозой писала стихи, принимала участие в поэтическом турнире им. Н. Нимбуева в 2003 году. Считает, что серьезный толчок к творчеству ей дал первый литературный конкурс «Новая проза». С тех пор Анна активно участвует в российских и региональных конкурсах.