Спартак, рожденный свободным фракиец из племени медов, побывал солдатом вспомогательной римской армии, дезертиром и разбойником, заклейменным рабом, гладиатором и, наконец, лидером повстанцев, каким его помнят даже спустя тысячелетия.

В I веке до нашей эры Спартак восстал против республиканского Рима, армия которого наводила ужас на весь мир. Это был храбрый мученик, боровшийся за свободу.

Его дух окончательно окреп, когда он стал выдающимся атлетом-гладиатором в амфитеатре Капуи. За доблесть на арене ему должны были не раз возлагать на голову лавровый венок, как это делали греки на Олимпийских играх. Гладиаторов ненавидели, но одновременно ими восхищались: они были сильнейшими атлетами республики.

Вскоре те же римляне, что в экстазе выкрикивали имя Спартака, в ужасе следили за тем, как он поднимает войска из рабов, осужденных, военнопленных. Бунтари жаждали свободы и признания общества, чтобы освободиться от позорного клейма и войти в историю.

О Спартаке написаны сотни статей и книг, его жизнь экранизирована выдающимся режиссером Стэнли Кубриком, о нем снимают сериалы. А еще его имя носит самый титулованный футбольный клуб России.

***

«Народная команда» получила окончательное название в 1935 году. Как рассказывает в книге «Встречи на футбольной орбите» Андрей Старостин, это произошло в квартире на Спиридоновке: «После длительных споров и бесконечного количества предложений судьбу названия решила книга Джованьоли «Спартак», к месту попавшая на глаза Николаю (Старостину – Sports.ru), когда инициативная группа футболистов собралась у него на квартире для обсуждения этого вопроса.

Братья Старостины

«Нам нужен девиз, отображающий лучшие качества личности атлета: мужество, волю к победе, стойкость в борьбе, ловкость и силу, верность идее. Вождь римских гладиаторов имел все эти достоинства. Предлагаю назвать общество «Спартак»! – сказал Николай, подняв книгу вверх. Всем понравилось. На том и порешили».

Иную версию предложил бывшему вратарю «Спартака» Владимиру Маслаченко Николай Старостин, когда они ехали в поезде.

«Ты понимаешь, история о том, что на столе лежала кем-то забытая книжка Джованьоли, а я бросил на нее взгляд и понял, как будет называться команда, – красивая выдумка. Мы назвали так клуб в честь оппозиционного молодежного движения Эрнста Тельмана в Германии. В это закладывалась скрытая контрдинамовская идея , но этого никто не должен был понимать, иначе название бы ни при каких обстоятельствах не прошло. Отсюда и романтическая выдумка про Джованьоли». Эта цитата взята из книги Игоря Рабинера «Спартаковские исповеди».

Экс-форвард «Спартака» Никита Симонян сказал «Спорт-Экспрессу», что нужно придерживаться официальной версии, предложенной Андреем Старостиным. «Хотя говорили, что Александр Косарев, секретарь ЦК комсомола, участвовавший в основании клуба, предложил название «Спартак», поскольку в те годы Гитлеру в Германии противостояло спартаковское движение. Помню даже стихи Михаила Светлова: «Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо. Вперед продвигались отряды – спартаковцев, смелых бойцов». Но ведь и те спартаковцы взяли название из великой истории о гладиаторе, воспетой Джованьоли в XIX веке. Так что в любом случае корни – оттуда».

Новое название звучало в ССС громко, поскольку Спартак был популярным персонажем в советской идеологии – о нем писали Маркс и Энгельс . Спартака возводили в ранг несостоявшегося революционера, который боролся с несправедливостью. «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов», – такие слова есть в Манифесте коммунистической партии.

Владимир Ленин в лекции «О государстве» говорил: «Спартак был одним из самых выдающихся героев одного из самых крупных восстаний рабов около двух тысяч лет назад. В течение ряда лет всемогущая, казалось бы, Римская империя, целиком основанная на рабстве, испытывала потрясения и удары от громадного восстания рабов, которые вооружились и собрались под предводительством Спартака, образовав громадную армию».

Название для команды логично одобрили на самом высоком уровне, да и болельщики отнеслись к нему благосклонно. Оно точно звучало ярче прежних: «Красная Пресня», «Пищевики», «Дукат» и «Промкооперация». Кстати, в квартире Николая Старостина предлагали и такие варианты: «Феникс», «Штурм», «Атака», «Промкооп», «Стрела», «Вымпел», «Звезда» и даже «Ларек» или «Лоток». С тех пор «Спартак» оставался единственным в ССС клубом, названным в честь революционера (таковым он считался в советской идеологии) и одновременно атлета.

Перед северной трибуной «Открытие Арены» установлена бронзовая статуя гладиатора, в которой, конечно же, просматривается образ вождя повстанцев – сильно потрепанного в боях. Фанаты придумывают перформансы, связанные со Спартаком – пару лет назад они принесли на матч баннер с изображением трех гладиаторов верхом на конях, естественно, с унизительным для ЦСКА подтекстом (животные были с красно-синими гривами и выпученными глазами). Был как-то раз использован текст легендарной песни «Арии» «Колизей» на матче с «Локо»: «Твой враг в пыли, жалок и слаб». Правда, Спартак никогда не выступал на Колизее – в его время арену еще не построили . Полотна с гладиаторами на трибунах не сосчитать, фанатов в гладиаторских шлемах – тоже.

Ассоциации со Спартаком как символом борьбы пользуются успехом и среди радикальных фанатов. В 1996-м была основана фан-группа GladiatorsFirm – так называемый «хардкор». Ее представители, подобно гладиаторам, любят сражаться, их лозунг – «Победа или смерть». Жестокие драки с фанами других команд – приоритет. Первая крупная стычка не зря считается днем их основания. В интернете есть видео, на которых фанаты GladiatorsFirm дерутся в перчатках, занимаются в зале, готовясь к столкновениям. Среди них – бывшие военные и профессиональные бойцы – образ гладиатора идеально им подходит. Воин в шлеме с гребнем вытатуирован у многих из них на груди. Кстати, бойцы GladiatorsFirm не скрывают того, что они «правые». «Мы носим татуировки на все тело. Люди могут подумать, что мы бывшие зеки и что наши песни и кричалки призывают к ненависти, но это не так. Мы не бывшие заключенные, не расисты. Мы лишь желаем смерти тем, кто ненавидит Россию», – приводит слова одного из «гладиаторов» Владимира Inoprosport.ru со ссылкой на LaVozdeGalicia.

Клуб тоже использует образы, которые навевает гладиатор Спартак. Иногда случаются казусы. На домашнем матче с «Динамо» футболистов при выходе на поле сопровождали римские легионеры. Их воссоздал военно-исторический клуб LegioIIICyrenaica. Правда, римские легионеры вообще-то уничтожили Спартака.

Босс отдела по организации и проведению мероприятий клуба Анна Шебалкина оправдывалась: это были легионеры из охранных когорт, которые присутствовали на поединках Спартака в Капуе.

Спартак крепко связан со спортом. Он прошел через массу испытаний, его статус свободного фракийца роковым образом изменился, и он всеми силами пытался его вернуть.

Надеемся, этот текст покажет Спартака как великого спортсмена и человека с трагичной судьбой. Вы узнаете:

• как складывалась судьба Спартака до становления гладиатором – достоверных сведений о том периоде мало, но по имеющимся фактам мы воссоздали это время;

• становление Спартака-гладиатора – как он попал в школу ланисты Батиата, как тренировался и как организовал восстание;

• республиканский Рим – каким он был и почему Спартак поднял мятеж в крайне болезненный для римлян момент;

• реконструкция восстания Спартака – разбираемся, как его военные таланты удерживали повстанцев в схватке с Римом несколько лет.

***

В богато обставленном доме за обеденным столом вместе с красивой женщиной знатного происхождения сидел ее сын, поглощенный трапезой.

Фракийке из племени медов было грустно: она увидела свежие синяки на теле мальчика, снова отчетливо поняв, что его будущее предопределено. Скоро он уедет, чтобы воевать – такова судьба. И все же каждый день видеть, как муж выбивает из сына дух на тренировках, было для нее тяжким испытанием.

Им повезло – они жили в достатке на склоне Родопских гор, но времена для варваров настали тяжелые. Единства не было и не намечалось, а воинственные соседи все чаще шли на Фракию. Часто на них нападали римляне, аппетиты которых росли беспрестанно.

Обед прервал высокий голубоглазый воин, голова которого будто горела от ярко-рыжей растительности. На лице его отпечатался глубокий траур по погибшему другу. Говорили, он умер бесславно, бежав с поля боя – спину предателя проткнул вражеский меч. Его тело должны были с почестями погрести в каменной гробнице с высеченной на ней историей жизни одного из самых свирепых и доблестных воинов-медов, которых только знали фракийцы. Но теперь оно будет гнить там, где осталось.

Если бы он только пал от рук врага в красивом, открытом сражении… Тогда, согласно традиции, о нем бы сейчас горевали его многочисленные женщины. А лучшая удостоилась бы чести быть убитой и погребенной рядом. Однако столь бесславная смерть для меда была худшим исходом – и теперь его имя находилось под запретом.

Но ведь они столько лет дружили, дрались с самыми свирепыми врагами, что рыжебородый по-настоящему горевал об утрате. Он не верил в то, о чем упрямо твердили немногочисленные выжившие в битве с римлянами.

– Сын! – проревел он. – Ты у меня будешь выдающимся воином. Я не позволю, чтобы над тобой когда-нибудь смеялись! Кузнец сковал тяжелый и острый меч, которым ты скоро проткнешь первого врага. Это мой подарок тебе. А теперь – иди сюда, воин, и получай оружие!

Мальчик побежал к отцу, взял меч и благодарно поднял голову, но увидел жестокий оскал незнакомого человека, который жаждал его убить. И успел поднять меч, чтобы защититься от удара. Отец обрушил на него мощь всех фракийских богов, меч вывалился из рук мальчика, раздался хруст еще неокрепшей кости. Ребенок взвыл от боли, а отец уже замахивался для нового удара.

– Ты что делаешь? – вскрикнула женщина, оказавшись меж мужчин. – Как же он станет воином, если ты сейчас убьешь его? Утихомирь ярость во имя богов!

Мальчик молча подхватил меч левой рукой, оттолкнул мать и едва заметным, молниеносным движением направил лезвие в незащищенное место. Он стал отрешенным от эмоций учеником, который придумал интересный финт, способный принести ему победу.

Громадный рыжебородый увалень, стоявший перед ним, на минуту перестал быть его отцом – теперь это был враг. Острая боль в правой руке лишь направляла, заставляла ощущать биение сердца в хиленькой пока еще груди. Отец увернулся, но лезвие прошлось по его бицепсу. Юный воин с удивлением понял, что наслаждается криком родителя – ведь он только что ранил искусного меда, пережившего немало опасных поединков.

– Далеко пойдешь! – восхитился отец. – Я мечтаю, что в наших разобщенных фракийских землях однажды появится воин с духом Тереса, который вновь объединит наши племена. О, Терес рубил на куски персов, афинян, македонцев, решивших, что кто-то имеет право диктовать свою волю фракийцами, делать из нас пленников, покорно сидящих на цепи… Может, мой сын станет новым славным вождем?

***

Подросший мед, унаследовавший отцовскую рыжую шевелюру и пронзительные голубые глаза, проявил себя как доблестный воин, яростно сражаясь со всеми врагами Фракии. О его умении биться вскоре прознали римляне, заключившие с фракийскими племенами перемирие.

Молодого воина пригласили во вспомогательные войска республики – и он изучал римскую армию изнутри. Многие фракийцы, искушенные возможностью заработать, последовали его примеру. Но у будущего предводителя восстания были иные цели. Он заглядывал в будущее, понимая, что мир скоро будет нарушен.

– Римляне – вероломные твари. Сегодня они с тобой дружат, а завтра втыкают нож в горло, – предупредил фракийца отец.

Римский консул Луций Корнелий Сулла нарушил перемирие всего через три года и устроил бойню родному племени фракийца – медам. Войска стремительно продвигались по их землям, устраивая страшные погромы и захватывая людей в рабство.

Бюст Суллы из Новой глиптотеки Карлсберга

Сулла влюбил в себя римских солдат, и они дрались за полководца, щедро раздававшего им военные трофеи. Это был жестокий, циничный политик, стремившийся пресечь все интриги сенаторов. Однажды Сулла заставит их назначить себя первым за 120 лет диктатором республики.

Подросший фракиец дезертировал, как только римские войска приблизились к его родным землям. Он вернулся на родину, желая дать им отпор.

Римляне считали варваров садистами: фракийцы пили вино из человеческих черепов и издевались над пленниками, сжигая их или удушая дымом, а беременных женщин пытали, исторгая из их чрева нерожденных детей. Такие страшилки только подогревали ярость римских воинов.

Молодой мед знал совсем другую сторону соплеменников: четкие понятия о боевой чести, о доблести, об их стремлении защищать землю любой ценой.

Фракиец рвался в бой, чтобы отец им гордился. Вот только когда римляне нагрянули, он оказался к этому не вполне готов – даже не успел надеть кожаный шлем и фамильные доспехи. С лисьей шапкой на голове, в длиннополом хитоне, поверх которого был накинут суконный бурнус, и с толстыми оленьими шкурами, обмотанными вокруг ног, он наваливался на римлян, пытаясь изрубить как можно больше тел огромным двуручным мечом.

За счет мудрой тактики и хорошей реакции он избегал серьезных ранений. Римляне испытывали первобытный страх перед отчаянным, невероятно сильным медом, рычавшим во время каждой своей атаки как бешеный зверь. Но они теснили его количеством.

Рисунок фракийского пехотинца

Сулла был слишком силен – и Фракия дрогнула. Мед бежал в республику, решив, что будет отравлять римлянам жизнь изнутри, устраивая разбойничьи нападения. Его злило, что Фракия не оказала достойного сопротивления. Но в республике за его голову уже обещали вознаграждение – его считали дезертиром.

Диктатору Сулле, который подчинил фракийцев Риму, не суждено было увидеть, как бьется на арене гладиатор по имени Спартак. Однажды он отрекся от власти и доживал остаток дней в поместье, где не проходило ни дня без разнузданных пиршеств и театральных представлений.

***

Воин лежал на кушетке, прижимая руку к неглубокому, но мучительно саднящему порезу на животе. Раненый тяжело дышал и часто моргал из-за того, что крупные капли пота щипали глаза.

Фракийка укрывала у себя будущего гладиатора. Он ждал, когда она принесет лекарства. На днях они договорились стать мужем и женой. Мед знал, что обрекает ее на жалкую жизнь, пока римляне будут за ним охотиться, но сила их любви была слишком велика.

Вместо женщины в каморку, где укрывался беглый наемник, вошли римские солдаты. Один из них подошел к раненому бойцу и, нагнувшись, плюнул ему в лицо, а затем надавил на рану так, что раненый потерял сознание.

Когда фракиец очнулся, на нем уже было выжжено клеймо раба. Его руки и ноги заковали в цепи, он лежал в грязном хлеву со свиньями. Он потерял самое ценное, что у него было в жизни – свободу. Раб обреченно закрыл глаза и впервые перестал ощущать, что как-то связан с Тересом, что ему предначертано великое будущее. Голоса богов, направлявшие его, тоже замолкли. Он перестал в них верить.

Рожденный быть свободным и лишенный теперь этой величайшей привилегии остался наедине с горем.

***

В те времена римляне активно эксплуатировали рабов, они были даже у небогатых. В какой-то момент 20% от всего населения Рима составляли рабы! Ими становились фракийцы, сирийцы, галлы, германцы, все те, кого захватывали республиканские войска.

«Продажа невольницы» – картина Жана-Леона Жерома

Рабов задействовали в сельскохозяйственных угодьях, на рудниках и виллах, и, конечно же, использовали как зверушек на гладиаторских аренах.

Наиболее влиятельным органом власти тогда был римский сенат – сборище самодовольных, ненасытных патрициев. Они жаждали преумножать богатства, нередко с помощью произвола и коррупции. Когда-то сенат был всего лишь совещательным органом, призванным помогать работе магистрата, но со временем стал, по сути, главным правительственным учреждением. И попасть в него стало заветной мечтой для многих.

Увы, со временем сенаторы перестали думать о судьбе простого гражданина республики. Фраза «сенат и римский народ» была выгравирована на всех республиканских штандартах – то есть, шло прямое противопоставление аристократии и плебса.

Диктатор Сулла непомерно раздул сенат – людей в тогах с пурпурной полосой стало больше полутысячи. После смерти диктатора никто из сенаторов не мог обрести такого же влияния, хотя многие копировали его поведение, стремились к обогащению всеми доступными средствами. При этом никто не хотел брать на себя чрезмерную ответственность – ведь многие земли, завоеванные республикой, были охвачены огнем мятежей. Вот почему восстание рабов могло стать серьезным ударом по республике. И у бесправной части населения все чаще появлялись вопросы к хозяевам.

Главным развлечением для сенаторов и магистратов были смертельные гладиаторские бои. Впрочем, плебс тоже их любил: бои отвлекали народ от проблем – засух, нехватки денег, налогов.

Чем хуже была ситуация, чем больше росло недовольство населения и тем масштабнее проводились игры. Гладиаторы становились разменной монетой: их смерть тешила самолюбие патрициев, а простой народ на время забывал о бедственном положении.

***

Крепкие римляне волокли изнуренного фракийца по улочкам Капуи. Голову и руки раба поместили в прогнившую деревянную колодку, а ноги связали ржавой цепью так, чтобы он не мог широко шагать. Глаза его были полузакрыты, а зубы плотно сжаты.

Раб знал, что хозяин, для которого он выполнял грязную работу, продал его за несколько сот сестерциев. Его бывший угнетатель потом еще долго удивлялся, почему за бунтаря с нестабильным характером выложили столько денег.

Но у фракийца был внушительный послужной список: много воевал, имел идеальное телосложение, отличался храбростью, силой и выносливостью. А еще ему вынесли смертный приговор, отсрочить который можно было только выдающейся работой в лудии. Идеальный кандидат в гладиаторы.

Мозаика с изображением гладиаторов в галерее Боргезе

Капуя когда-то была такой же презренной, как и ее гость. Жители города в сотне километров от Рима переметнулись на сторону Ганнибала, за что население вырезали, а трупы сожгли. Долгое время разгромленный город пустовал, пока его вновь не заселили.

Теперь же главной его достопримечательностью стал лудий Батиата, благодаря которому Капуя вышла из жесткой изоляции – провинцию стали регулярно посещать патриции.

– Ну, что тут у нас? – посмотрел на живой товар ланиста Батиат, как только новобранца доставили к нему в резиденцию. – Покрутите его, хочу посмотреть, с чем предстоит иметь дело!

Батиат потрогал мышцы, словно ощупывал мясо на прилавке. Унизительный осмотр длился несколько минут, пока Батиат, выругавшись, не вернулся за стол.

– Придется обождать с твоим выходом на арену, уж больно ты слаб, долго не продержишься, – проворчал он. – Хочется, чтобы твои кишки не размазали по песку слишком быстро. По-хорошему, ты обязан отработать каждый вложенный в тебя сестерций, иначе я отдам твой труп на съедение шакалам, а имя навсегда обесчещу. Как там тебя, кстати?

– Фракиец, – отрапортовал один из конвоиров, поскольку раб вместо ответа сплюнул себе под ноги. – Его имя…

– А не важно, – остановил его Батиат. – Мне плевать на имя, которое ему дали при рождении. Дай-ка подумать… Знавал я в прошлом гладиатора, который мне нравился. Он продержался недолго, но имя мне запомнилось, да и отваги ему было не занимать. Он потребовал кровавой бани, ему дали такую возможность. Но врагов было слишком много… Хотя он успел забрать в загробный мир парочку. И звали его Спартак! Да, отныне ты будешь Спартаком, решено. Забудь о своем прежнем имени; если я узнаю, что ты его используешь, наказание будет суровым.

Было видно, как Батиат доволен: имя звучное, его будет удобно выкрикивать посетителям амфитеатра.

Потом ланиста рассказал Спартаку, какая жизнь его ждет. Сначала – присяга и объявление себя юридически мертвым. Затем – знакомство с тренерами, которые немедленно приступят к обучению. И только потом выход на арену.

Во время каждой схватки Спартак обязан следовать инструкции: общаться с противниками только жестами и соблюдать правила чести – в случае падения и последующего решения зрителей, что он недостоин жизни, ему придется убить себя кинжалом или подставить горло под меч соперника.

«Клятва Спартака» – работа Луи-Эрнеста Барриа в Париже 

Спартак почувствовал отвращение к Батиату и, поддавшись минутному порыву, назвал его сыном шлюхи. Батиат вздрогнул, его мясистые губы затряслись от гнева – он щелкнул пальцами, и конвоиры принялись избивать Спартака. Но так, чтобы не портить товар – не наносить увечья, которые могли бы помешать на арене. После этой трепки Спартак едва мог дышать.

– Тварь. – процедил сквозь зубы Батиат. – Ты должен лизать мне пятки и молиться богам о моем здоровье, что я принял тебя здесь, а не позволил палачам разрубить пополам. До сих пор ты был ничтожеством, а здесь, если ты добьешься признания, у тебя будет все. Своя каморка, вкусная еда, лучшие наложницы, деньги, а в отдаленном будущем, возможно, свобода. Если ты еще раз позволишь себе что-то подобное, лично перережу тебе глотку. А твой череп будет стоять у меня на столе, и я буду сплевывать в него. В общем, поступлю в лучших традициях фракийских варваров… А теперь уберите его с глаз!

***

Спартак стоял на солнцепеке, обхватив руками деревянный меч и обливаясь потом. Полдня он под разными углами бил по деревянной балке, врытой в землю.

Уперев мощные кулаки в бока, за ним приглядывал нубиец, когда-то – знаменитый на всю Капую гладиатор. Он надел лишь облигарию, а его блестевшая на солнце кожа была черной как душа ланисты.

Когда-то давным-давно его пригнали в Рим из Африки, ожидая, что он сдохнет во время первого же боя, но он не только выстоял, но и стал одним из лучших. Батиат очень сожалел, что нубиец состарился и был годен только для работы тренером. Но со временем успокоился – тот делал машины для убийства даже из слабаков.

– Мед, ты должен работать усерднее, – процедил сквозь зубы нубиец и ударил Спартака палкой по спине.

– Я клал на эти тренировки, мой меч проткнул столько людей, что тебе и не снилось, – рассмеялся Спартак и получил еще несколько ударов – на этот раз по икроножным мышцам.

– Здесь не действуют правила, которые работали на войне, – спокойно сказал нубиец, когда Спартак поднялся. – Если ты не будешь разучивать движения, то быстро сдохнешь. Я тут для того, чтобы тебе не раскроили череп. Держи!

Он вручил Спартаку меч из металла, который был в три раза тяжелее деревянного. И заставил фракийца отрабатывать удары по корпусу еще несколько часов, пока тот не упал без сил. Нубиец разочарованно покачал головой, подошел к Спартаку и пнул его.

– Надеюсь, мастер отобьет хотя бы один сестерций, потраченный на тебя, – сказал он и тут же упал – Спартак схватил его за ногу, а когда тот оказался на земле, попытался добраться до его горла. К ним подбежали другие гладиаторы и оттащили Спартака. Нубиец держался за шею и с вытаращенными глазами смотрел на фракийца.

Он даже не выругался – горло выдавило только хрип.

***

Полководец и бизнесмен Марк Лициний Красс сидел с сенаторами в почетной ложе амфитеатра Капуи. Сулла когда-то считал его правой рукой, вместе они участвовали в разгроме марианской партии. Теперь же, после смерти Суллы, сенаторы видели в Крассе человека, которому можно доверить сложные и деликатные военные поручения.

Бюст Красса из Лувра.

Красс улыбался сенаторам – он прекрасно понимал, что те могли благотворно повлиять на его политическую карьеру. Но и пресмыкаться перед ними он не собирался. О его богатствах, нажитых на крови врагов Рима, слагали легенды – он заработал репутацию человека жестокого и опасного.

Красс лениво посматривал на арену, где шли последние приготовления к баталиям. Рядом с ним сидела миловидная афинянка с копной каштановых волос. Претор обнимал ее за тонкую талию, чувствуя, как она часто дышит – то ли из-за жары, то ли от волнения.

Наконец на арену вышел фракиец-мед, которого публика освистала. На нем был шлем, закрывавший голову целиком, с зернистой решеткой для глаз и массивными металлическими нащечниками. Со шлема на публику взирал железный грифон, символ возмездия, а красные перья будто напоминали, что совсем скоро прольется чья-то кровь.

Правое предплечье фракийца защищал наруч, блики от которого слепили римлян. Ноги прикрывали длинные поножи, способные выдержать несколько приличных ударов любого оружия. В правой руке фракиец крепко держал меч-сику с коротким кривым лезвием, а в левой – прямоугольный щит, защищавший корпус.

– Я приготовил занятный пролог к празднику, – заговорил Батиат. – Фракиец – дебютант арены, который неплохо зарекомендовал себя во вспомогательной армии Рима. Но он был слишком дерзок во время нашего знакомства, поэтому я выставил против него трех бойцов. Я решил, что не буду спускать ему дерзость. Тренер нахваливал этого ублюдка, и почему-то мне кажется, что его шансы на выживание не призрачны.

Красс впервые улыбнулся, глотнул вина и начал обсуждать с Батиатом железную руду, которая в изобилии встречалась на фракийских землях.

В это время фракийца окружали противники. Он ринулся к ближайшему – ретиарию, который уже размахнулся, чтобы набросить сеть. Секундное замешательство стоило ему жизни – скрытым движением Спартак перерезал незащищенное горло. Ретиарий, не понимая, что все уже закончилось, бросил слабеющей рукой сеть, сделал два шага вперед и завалился на песок лицом вниз.

В эту сеть наступил самнит, воин, упакованный в доспехи намного лучше ретиария. Спартак бросил щит и свободной рукой потянул сеть – самнит покачнулся, взмахнув рукой с доспехом и открыв грудь, по которой фракиец тут же ударил. Ему пришлось отвернуться от самнита, который на самом деле был смертельно ранен и оседал, чтобы блокировать выпад копьем галла. Лезвие прошло по касательной – кровь брызнула из раны, но Спартака это только раззадорило.

«Пальцы вниз» Жана-Леона Жерома

Красс вдруг понял, что забыл о вине и сенаторах, – его интересовали методичные действия Спартака. Он делал все настолько быстро, что не удавалось как следует насладиться боем: противники падали, будто были чучелами, не способными на сопротивление.

Последний из них, галл, не скрывал страха перед Спартаком. Он только и пытался держать его на расстоянии копьем, но фракиец бил по орудию, пока лезвие не отвалилась. Потом он ударил галла ногой по животу, и тот рухнул на песок, глядя на своего палача.

– Добить! – вынесла приговор толпа, и Спартак, вздохнув, исполнил пожелание одним ударом.

– Спартак! Спартак! Спартак! – бесновались зрители, пробуя имя на вкус – и оно им нравилось. Фракиец, покончив с врагами, не стал задерживаться ради почестей и скрылся с арены.

– Разве можно так отмахиваться от обожающей толпы? – досадливо покачал головой Батиат. На самом деле он ликовал, понимая: фантастический воин принесет славу его лудию.

– Этот Спартак далеко пойдет. Я никогда не видел столь быстрых рук и такой светлой головы, – подтвердил его мысли Красс.

***

Спартак ел ячменную кашу, внимательно слушая разговоры гладиаторов. Многие вспоминали о жизни до Батиата – и в ней не было ничего хорошего.

– У моего хозяина была дурная привычка: если ему казалось, что мы недостаточно изжарились на солнце, вспахивая землю, он кидал в нас камни, – рассказывал картавый германец. – Если он был пьяным, эта забава не сильно нас беспокоила, но вот когда он был трезв и рука его была тверда… Однажды он бросил камень с такой звериной злостью, что раскроил череп моему другу. Его вопль до сих пор звенит в моих ушах, хотя на арене Батиата я слышал уже немало криков.

Спартак понял, что аппетит испорчен, но продолжил есть – ему нужны были силы. Он с тоской посмотрел на германца, который мог одним ударом меча убить быка.

– Мой хозяин собирал нас ночью, чтобы мы избивали друг друга, – теперь заговорил долговязый афинянин. – Мы разбивались на пары и дрались, а он орал: «Кровь, я хочу видеть кровь, вы – мои личные гладиаторы!» Однажды я не выдержал и крикнул ему: «А ты что же, сенатор?». А он был небогатым землевладельцем и сильно комплексовал. Тогда он подошел ко мне с глиняным горшком и разбил его о мою голову, крича: «Для тебя я dominus, тварь!» Клянусь Эринией, я мечтал в тот момент проткнуть его копьем за все унижения.

Спартак одобрительно посмотрел на гладиатора, для которого воспоминания оказались не такими травмирующими. К дискуссии присоединился галл, который говорил крайне редко, но внезапно его понесло на откровения:

– Как только меня заклеймили, я отправился на рудники, и в первый же день понял, что это хуже смерти. Часто рабы на рудниках умирали – кто-то от недоедания, кто-то накладывал на себя руки. Случались и обвалы, их мы боялись больше всего. Как-то камнями раздавило с десяток рабов, но хозяевам было плевать, они требовали, чтобы мы продолжали работать. Оказалось, что среди заваленных был и мой брат – когда нас подпустили к месту обвала, я с трудом откопал его. И когда разбросал камни, под которыми скрывалась верхняя часть туловища, едва не потерял рассудок: у брата срезана половина лица. И вот тогда я с ненавистью посмотрел на римского охранника в доспехах. Больше всего на свете мне хотелось услышать его предсмертный хрип.

«Гладиаторы после боя» Хосе Морено Карбонеро

Спартак медленно поднялся, и все повернули к нему головы. Он уже заработал репутацию одного из лучших гладиаторов в истории Капуи. Охранники их не слышали, поскольку дежурили у входа в трапезную.

– Крикс, ты редко говоришь, но всегда по делу, – заговорил Спартак, обращаясь к галлу. – Мы все пострадали от римлян. А вы когда-нибудь задумывались, по какому праву они распоряжаются нами так, будто мы их вещи? Почему мы исполняем все их прихоти? Они боги? Нет! Они такие же люди – их брюхо можно вспороть, и они истекут кровью, как свиньи.

Спартак почувствовал, как крупная ладонь прикрыла ему рот. Он попробовал встать, но его обхватил стальной хваткой Эномай, друг Крикса.

– Слушай теперь меня! – шепот Эномая подействовал успокаивающе, Спартак прекратил сопротивление. – Мы и правда пострадали от римлян, но в лудии все изменилось. Здесь мы имеем значение, многие обласканы вниманием толпы, у нас есть кров и пища, нам разрешено встречаться с женщинами, лучшие врачи и массажисты обслуживают нас. Нам платят тысячи сестерциев, о чем некоторые римляне и мечтать не могут. А то, что изрыгает твой поганый рот, очень похоже на призыв к мятежу. Если так, то ты идиот. Заслужи свободу на арене! Еще немного, и толпа потребует даровать тебе рудис – деревянный меч, гарантирующий свободу. А пока не смей говорить о мятеже, иначе из-за твоей глупости мы все лишимся жизни.

Их разговор прервал Батиат, вошедший в трапезную. Его жирное лицо было белым от гнева. Спартак поднялся, полагая, что ланиста подслушал разговор – это означало, что его ждет смерть.

Батиат приказал следовать за ним – гладиаторы, переглянувшись, пошли. Во дворе лудия они увидели распятого сирийца: он был черным, его облили смолой. Батиат объяснил, что сириец пытался бежать, но его легко поймали.

– Эта участь ждет любого, кто попытается поступить так же, как этот неблагодарный ублюдок, – сказал Батиат и повелел сжечь гладиатора. Крик сирийца был столь громким, что поморщился даже Спартак.

И тут же поймал на себе выразительный взгляд Эномая.

***

Батиат дорожил Спартаком. Лучшие гладиаторы не так часто выходили на арену, чтобы действительно биться насмерть – игры проводились регулярно, но ланисты ротировали состав, давая отдых звездам. Батиат показывал Спартака только самым почетным гостям вроде магистратов или сенаторов.

– Я дал вам краски, чтобы вы расписали все стены Капуи именем Спартака! – объявил Батиат слугам, зная, что вот-вот на фракийца посмотрят почетные гости из Рима. – Трибуны ждет великое зрелище. Я примчусь на арену на колеснице, чтобы утонуть в овациях и объявить, что рубиться выйдет сам Спартак.

Фреска с изображением гладиаторов

К Батиату пришел консул. Едва увидев магистрата, ланиста понял – предстоит непростой разговор.

– Дорогой Гней Лентул, боюсь, у меня скверные новости: нам очень нужны очистительные жертвы, – огорошил гость. – В конце февраля нужно пожертвовать лучшими воинами.

– Я должен устроить кровавую баню и лишиться тех, кто много лет приносит мне сокровища? – вскочил Батиат. – Можете засунуть очистительные жертвы в задницу, я не пойду на это!

Консул посуровел, едва сдержав себя, чтобы не достать меч из ножен. Но он знал, что реакция Батиата будет скверной – от таких новостей любой ланиста приходил в ярость.

– Ты забываешься, – процедил сквозь зубы магистрат. – У тебя нет права спорить. И ты знаешь, что вознаграждение будет щедрым, твои переполненные сокровищницы удвоятся. В феврале твои лучшие гладиаторы пустят друг другу кровь. Смирись с этим!

Коротко кивнув, консул ушел, и Батиат, развалившись на стуле, закатил глаза в бессильной злобе. Разговор невольно подслушал слуга, пришедший за краской. Он был любовником одного из гладиаторов и вскоре рассказал ему об очистительных жертвах – обычно участники баталий узнавали о них лишь в самый последний момент.

***

– Эномай, ты до последнего убеждал меня, что восстание гладиаторов – дело гиблое, но римляне хотят очередную бойню, дабы увидеть наши кишки, – говорил Спартак на тайном собрании – охранников отвлекли гладиаторы, устроившие мнимую потасовку. – Очистительные жертвы убьют многих из нас… Во имя чего? Пора нам самим сеять смерть и освобождать угнетенных!

Эномай яростно покачал головой, понимая, что спорить со Спартаком бесполезно: если тот задумал восстание, то лучше к нему примкнуть. Галл знал, что за измену накажут всех, и лучше уж пасть в бою, в красивой попытке стать свободным, чем быть распятым или сожженным.

– Твоя взяла! – пробормотал галл, но твердо обхватил протянутую руку Спартака. Крикс улыбнулся и хлопнул соплеменника по плечу.

– Рабы, военнопленные, преступники – вот кто мы, хоть и носим титул гладиаторов, – произнес Спартак, обращаясь к мятежникам. – Именно отбросами общества нас и считают, а вовсе не доблестными воинами, как нам того бы хотелось. А для меня главный показатель – крик «Добей», что зачастую раздается с трибун, когда один из братьев падает на песок. Вот что они действительно о нас думают: что мы животные, отданные на закланье. Да, у нас есть привилегии, о которых постоянно напоминает упрямец Эномай, но нет главного – свободы. Если вы пойдете за мной, обещаю, мы соберем огромное войско. Оно утопит Рим в крови ублюдков, которые отняли у нас свободное небо над головой.

Спартак знал, что устроить побег невозможно – все оружие гладиаторов находилось в арсенале, который надежно охранялся. И все же выход имелся. Батиат был человеком мнительным, но даже его пытливый ум не устоял против смекалки Спартака, которому помогал продумывать побег Крикс. Когда Эномай выслушал их идеи, то внес небольшие коррективы.

Современная статуя Спартака

Мятеж начался на кухне, где повара готовили роскошный пир для гладиаторов – Батиат хотел, чтобы его лучшие воины подошли к бойне в лучшей форме. Он был уверен, что гладиаторы не знают о грядущих очистительных жертвах.

В последний момент Батиат раскрыл заговор, но было поздно. Спартак, Эномай и Крикс ворвались на кухню, чтобы собрать ножи и вертела, за ними последовали остальные мятежники (всего восставших было около 70). Охранники, падая от смертельных ударов гладиаторов, оставляли куда более серьезное оружие. Батиат и пикнуть не успел, как его горло перерезал лучший гладиатор Капуи.

Следуя по улицам и убивая патрульных, Спартак неожиданно наткнулся на телеги с оружием, которое везли другим гладиаторам в соседний город. Это была большая удача.

***

Магистрат Курий Марселиус Ливий принимал ванну вместе с двумя рабынями – жена уехала к родственникам, а это отличная возможность пошалить. Больше всего ему нравились фракийки. В их глазах он видел непокорность и возбуждался, понимая, что ломает их волю, когда принуждает выполнять самые низменные желания.

Фракийки были обнажены и податливы. Но в глазах он видел еще и отчуждение. Иногда это его раздражало. Он схватил нож и приставил лезвие к животу рабыни, имя которой постоянно забывал. Она никогда даже не пыталась изобразить удовольствие во время любовных утех, не издавая ни единого звука. Магистрат испытывал к ней самые сильные чувства, но все чаще это была ненависть.

– Я заставлю тебя стонать, пусть не от моих ласк, так от моего гнева! – закричал он и надавил ножом на живот. Вода в бассейне стала быстро краснеть – фракийка действительно застонала, и магистрат довольно усмехнулся, ослабив давление.

Вдруг послышался шум, потом лязг металла – охранники с кем-то боролись. Фракийка, воспользовавшись замешательством магистрата, перехватила у него нож и воткнула в шею.

Потом сжала нож, чтобы добить и себя – и тут в зал для омовения ворвались гладиаторы. Спартак подошел к ванной и протянул фракийке руку. Она узнала несостоявшегося жениха, которого забрали у нее несколько лет назад. За укрывательство дезертира ее сделали рабыней, тоже отправив в Капую.

По пути к городским воротам Спартак не только вернул себе жену, но и устроил несколько погромов, чтобы пополнить запасы. Он звал угнетенных за собой, и многие вливались в ряды мятежников. Остаток городской охраны попытался дать бой Спартаку возле ворот, но силы были неравны. Гладиаторы ушли в ночь, награбив припасов.

«Спартак» – скульптура конца XIX века.

Первые римляне, еще недавно кричавшие на арене «Спартак! Спартак!», захлебнулись в крови, встретившись с бывшим кумиром лицом к лицу.

***

Сенаторы недолго совещались, узнав о восстании гладиаторов. Военное положение Рима было слишком непростым, и разбойничьи нападения отошли на второй план. Все лучшие полководцы республики выполняли военные поручения за пределами государства.

Спартак заинтересовал сенаторов только досадными набегами на провинцию Кампани, где отдыхала аристократия. Тогда в сенат вызвали претора Клавдия Глабра.

– Это будет быстрый и славный военный поход, – заверили его сенаторы, отметив, что у Спартака слишком мало сил. Глабр поверил и решился, чтобы хоть немного прославить свое имя в отсутствие знаменитых полководцев.

Собрав небольшое ополчение из 3 тысяч почти случайных человек, римский претор настроился на победу и почести. Только Спартак оказался вовсе не безумным мятежником, каким его выставляли сенаторы, а искушенным воином, способным принимать неожиданные решения.

Поначалу Глабр загнал мятежников на Везувий и перекрыл им путь с потухшего вулкана. Но Спартак нашел выход, приказав своим людям сплести канаты и лестницы из виноградных лоз, растущих на склоне Везувия. Спустившись со скал на противоположной от Глабра стороне, мятежники ночью прокрались в лагерь претора и перерезали всех (и Глабра).

Темным пятном на победе мятежников стала гибель Эномая, одного из лидеров восстания.

– У нас сейчас ничего нет, – уставшим голосом говорил Спартак на совещании. – Ни нормального оружия, ни армии… Но мы будем использовать любую возможность, чтобы пополнять ряды. К нам с радостью переметнутся рабы, задействованные на угодьях, и невольные пастухи. У них есть примитивное оружие: вилы, топоры, серпы, цепы. Среди нас есть мастера, которые смогут перековать металл в оружие и смастерить щиты из подручных средств.

Да, наши ряды укреплены гладиаторами, но рано или поздно нам встретится профессиональная армия. Но вот что меня радует – в южной части Рима есть много италиков, которые хорошо помнят, как с ними обращались цепные псы Суллы. Думаю, они станут нашими союзниками на пути к цели.

– А какая у нас цель? – спросил Крикс, до того слушая вождя молча. – Я вижу только одну – падение Рима, падение угнетателей. Триумф тех, кто живет под пятой римских ублюдков.

– Я вижу цель в том, чтобы сохранить свободу и обрести кров, – осторожно начал Спартак. – Мы можем покинуть республику через Альпы, не бросаясь на меч открытым животом. Мы должны мыслить приземленными категориями. В любом случае нам придется драться, отдавать жизни без колебания. Рим силен, и он пошлет на нас легионы. И не с тупыми лидерами вроде Глабра, а с военачальниками уровня Красса или Помпея, о силе которых все хорошо наслышаны. Прямо сейчас сенаторы нас недооценивают – мы должны этим пользоваться.

Бюст Помпея из Новой глиптотеки Карлсберга

О судьбе рабовладельцев, унижающих человеческое достоинство, я не сильно тревожусь, но не хочу, чтобы погибали невиновные. Постараемся избежать массового кровопролития. А для надежного тыла надо налаживать контакты с плебсом. И если у нас будут драгоценности или сестерции, то мы заплатим за отнятые железо и руду. И всю добычу поделим поровну.

В ответ раздался гул возмущения, но Спартак ушел, оставив ближайших соратников недовольными – не этого они ждали. Им хотелось превратиться в зверей и наброситься на республику, отомстить за все, что терпели столько лет, а заодно поживиться. Это стремление объединяло их всех, эту армию Спартака, которая разрасталась на глазах. Но с мнением Спартака все-таки считались.

В своей палатке, уставший от боя и долгих переговоров, Спартак прилег рядом с фракийкой и, нежно гладя ее волосы, спросил, что нашептывает ей бог Дионис. Фракийка прижалась к лидеру мятежников, поцеловав его так нежно и крепко, что вскоре он забыл о вопросе. Но женщина Спартака прекрасно понимала, что скоро он снова задаст этот вопрос.

И тогда она ответит, что Спартака ждут только печальные события.

***

Армия Спартака, сходу разбившая войско претора Публий Варния, росла и двигалась по южным землям республики. Идеям мятежников сочувствовали, поэтому количество солдат беглого гладиатора в какой-то момент достигло 70 тысяч.

Спартак активно пользовался знаниями, полученными на службе во вспомогательных войсках римской армии. Он создал легкую и тяжелую пехоту, набрал конницу. Его армия, как и у противника, состояла из легионов (самые крупные формирования), которые делились на более мелкие части: когорты, манипулы и центурии. При этом Спартак доверял командование отдельными частями войск своим соратникам – Криксу, Касту и Ганнику.

Случались и крупные неудачи. Например, расчет на активное содействие италиков не оправдался: они не сдали Спартаку ни одного города. Рабы, узнавая об успехах мятежников, стали массово восставать и устраивать расправы над своими хозяевами, убивая зачастую и простых жителей, что категорически не нравилось италикам. Спартак пытался избежать ненужных жертв и всегда искал компромисс.

Однажды, ворвавшись в очередной город, его люди обесчестили крупную матрону – италийку по происхождению. Не выдержав бесчестья, матрона наложила на себя руки. Тогда Спартак устроил в память о ней грандиозные гладиаторские бои с участием 400 пленных.

Мозаика с изображением гладиаторов

– Брат, сегодня я счастлив, – говорил Ганник, глядя, как его бывшие хозяева рубят друг друга на импровизированной арене. – Ты только посмотри на их искаженные от страха рожи! Еще недавно они ходили на наши бои у Батиата, плевали на убитых…

Спартак улыбнулся Ганнику, затем поднялся и, надев фракийский шлем, вышел на место бойни, где выбрал себе в соперники крупного римлянина. Тот, осознав, какой шанс ему дают, набросился на него с копьем. Он был большим, сильным и ловким – копье задело Спартака, фракиец покачнулся, брызнула кровь. Римлянин, сделав выпад, подставился под меч Спартака, и, развернувшись к противнику, сделал несколько нетвердых шагов, после чего упал на колени, схватившись за рану на животе. Его внутренности вываливались, он судорожно прижимал их к себе, глядя вытаращенными глазами на Спартака. Тот поднял окровавленный меч, не обращая внимания на то, что сам получил неприятную рану, и толпа приветствовала его мощным ревом. Двумя ударами Спартак отсек голову римлянину, после чего поднял ее за волосы.

– И такова будет участь любого, кто посмеет посягнуть на нашу свободу! – крикнул он, после чего швырнул голову в песок.

***

Пока Спартак укреплял позиции на юге республики, римский сенат искал выход из положения. А когда пришла новость, что мятежник двинул на север, сенаторам стало жутко.

Им не нравилась непредсказуемость Спартака: в бой пошли консулы Луций Геллий Публикола и Гней Корнелий Лентула – война со Спартаком наконец-то стала приоритетом.

Он двигался к Альпам, маневрируя так, чтобы консулы не настигли его войско. Спартак всерьез подумывал уйти за пределы республики и обрести свободу, но эта идея не нашла отклика в сердце многих его соратников, в том числе могучего Крикса. Тот хотел захватить Рим.

– Сдается мне, Крикс, что ты снова чувствуешь себя рабом, – вздохнул Спартак после одной из перепалок. – Ты жаждешь повести людей в пекло войны, но понимаешь, что я стал для тебя препятствием, очередным хозяином, посадившим тебя на цепь. Хорошо. Я дам тебе шанс. Можешь забирать галлов и германцев и действовать по своему усмотрению. Но учти, быть во главе армии – это совсем не то же самое, что подчиняться приказам вожака. Ты должен думать очень быстро и отвечать уже не только за свою жизнь. Уверен, что справишься с такой ответственностью?

Крикс хмыкнул, после чего подошел к Спартаку и крепко сжал его плечо.

– Не бойся за галла, у него был лучший учитель из всех возможных.

***

Спартак, вскоре узнав о гибели друга в сражении, сохранил холодный рассудок. Хитрыми маневрами он разбил обе консульские армии. И устроил масштабные гладиаторские бои, почтив память Крикса убийством 300 римлян.

Позже Спартак продолжил движение в Испанию. Ведь там был Квинт Серторий, еще один возможный союзник. Однако во время пира в честь выдуманной победы заговорщики из числа ближайших приближенных закололи Сертория, и Спартак отказался от прежних планов и повернул на юг. Причем приказал сжечь обоз и убить пленных, чтобы ничто не помешало его передвижению.

Теперь у него созрел план: бросок на Сицилию – остров, где уже поднимали восстания рабы, место, где можно пополнить запасы, восстановить силы и подумать, что делать дальше.

Статуя Спартака в Болгарии

Когда в сенате узнали об очередном провале кампании против Спартака, не справившихся консулов отозвали. Марк Лициний Красс, до того стоявший в стороне, понял, что это возможность завоевать воинскую славу – все помнили, что он был сподвижником Суллы и человеком, который купался в роскоши.

Он действительно считался великим дельцом, а вот о его полководческих талантах постепенно забывали. Убийство Спартака сделало бы Красса героем. Ведь Рим задрожал, когда мятежник неожиданно повернул с севера на юг. Но фракиец прошел мимо, отправившись на юг через Луканию к Мессине.

У Марка Красса было войско, которое он содержал за большие деньги, оно было готово к отправке в любое время. Ему дали два оставшихся легиона консулов, после чего 50-тысячная армия выдвинулась на Спартака, у которого было 120 тысяч человек (включая некомбатантов – раненых, военнопленных, женщин и детей).

Приняв командование римскими войсками в операции со Спартаком, Красс торжественно пообещал уничтожение фракийца.

Но поначалу получил звонкую оплеуху.

***

Мрачный Красс сидел в палатке, глядя на легата Муммия – тот, несмотря на прохладную погоду, обливался потом. «Пустить ему кровь, что ли», – думал Красс. У двух легионов, которые поручили Муммию, спартаковцы забрали римские штандарты с изображением орла. Иными словами, римлян не просто разбили – беглые рабы нагнули их как податливых шлюшек.

Если бы Красс вовремя не вмешался, от легионов Марка Муммия остались бы только воспоминания. Поход на банду Спартака начался с позора.

– Ты поставил под сомнение мою репутацию, ослушавшись прямого приказа, – заревел наконец Красс. – Мне до сих пор кажется, что это сон. Многие поплатились за то, что недооценивали Спартака. У этого раба есть мозги. Нет никого, кто бы не знал о мощи римских солдат, но какой-то варвар делает из нас посмешище два года…

Красс вплотную подошел к Муммию, схватил его за подбородок и заглянул в глаза. Он увидел в них все что угодно, но только не раскаяние. И тогда Красс принял решение.

– Пущенная кровь, вот что действительно работает, вот что мобилизует, только этим можно заставить мозги работать. Словами тут делу не поможешь.

Красс обратился к своему первому помощнику, сказав слова, от которых Муммий пошатнулся – теперь он смотрел на главнокомандующего совсем другими глазами.

– Но децимация запрещена, это нарушение всех законов, – заскулил Муммий, бросившись к Крассу. – Я считаю…

Не успев договорить, легат повалился от удара. Красс трясся от гнева – ему снова перечили. Но он справедливо полагал, что после децимации все изменится. Каждый десятый из трусов, бежавших от Спартака, будет показательно убит. И больше никто не посмеет драпать с поля боя.

Бюст Красса из Новой глиптотеки Карлсберга

– В децимации поучаствуешь и ты, – ухмыльнулся Муммию Красс. – Собирай всех трусов, которые потеряли знамя и бежали словно псы, поджавшие хвост. Надеюсь, ты вытянешь справедливый жребий и сдохнешь на глазах у своих же солдат. Я хочу, чтобы за децимацией следили все мои воины, это будет показательная экзекуция. Отныне я не потерплю никаких самонадеянных поступков, все буду подчинены единственной цели – уничтожению своры разбойников, возомнивших себя богами.

В децимации погибли несколько тысяч солдат. Спартаку бы радоваться – римляне убивали друг друга сами, но узнав о методах, он только затревожился. Стало понятно: теперь римляне пойдут в атаку с тем же отчаянием, что и его соратники.

***

Ситуация стремительно выходила из-под контроля Спартака: его огромное войско было подобно зверю с сотней голов, каждая из которых мыслила по-своему. Тело чудовища он еще контролировал, но с огромным трудом.

Спартак отошел в лагерь на Регийском полуострове, планируя переход на Сицилию с помощью плотов из бревен и балок. Неспокойное море не позволяло мятежникам далеко отплывать от берега. Увлекшись невыполнимой миссией, Спартак загнал себя в ловушку на узком перешейке. Подошел Красс, повелевший вырыть ров длиной в 55 километров и глубиной в 5 метров.

Два полководца столкнулись лбами.

Красс опасался Спартака, поэтому из земли, вырытой для рва, построил вал. Гладиатор огрызался, несколько раз даже пытался прорвать блокаду, но римляне прочно стояли и почти не теряли людей, а вот ряды спартаковцев редели. Однако мятежник держался и придумывал хитрые ходы. Например, восставшие подожгли хворост и накидали его в ров, отчего дым мешал врагу видеть, что происходит в лагере Спартака.

Однажды, когда дым рассеялся, Красс увидел повешенного римского солдата – из вспоротого живота вываливались внутренности. Спартак словно дразнил главнокомандующего республиканской армией, хотя и находился в проигрышном положении.

Закрыв глаза, Красс вспомнил Спартака-гладиатора. Он вновь провернул в голове сцену, как тот расправился с тремя врагами, хотя это было его дебютное выступление в амфитеатре Капуи. Полководец понимал, как прекрасен его соперник, но в то же время презирал его происхождение, дезертирство из армии, рабское клеймо. И маниакальное желание Спартака копировать римские порядки в своей армии: бесило даже то, что фракиец облачался в одежду убитого претора.

Вскоре в палатку Красса гонец доставил весточку от сенаторов – они сообщали, что мясник Помпей спешит на помощь. А значит, лавровый венок победителя Спартака могут возложить на чужую голову.

***  …

Холод пронизывал Спартака до костей, когда он, наступая на трупы, переходил ров претора Красса. Его войско впервые за долгое время замолкло, все происходило в полной тишине. Туман, опустившийся на лагерь Красса, был только на руку спартаковцам, которые стрелами перебили часовых, и вырывались на свободу. Свобода была близко – в лагере Спартака начался страшный голод, уже поговаривали о каннибализме. Но лидер, как всегда, нашел выход: после нескольких стычек, из-за болезней и голода накопилось достаточно трупов, чтобы завалить ими ров, смешав с песком и хламом. Времени до рассвета оставалось совсем мало. Спартак форсировал участки рва, которые меньше всего контролировала армия претора.

Но Красс заметил беглецов – началась атака, в которой войско Спартака таяло на глазах. Однако гладиатор увернулся от смертельного удара и увел часть соратников за собой. Да, он бежал, понимая, что нужны отсрочка, перегруппировка и новая мобилизация. Он все еще желал лучшего будущего для своих солдат. Но в это же время сенат отдавал приказ Помпею и наместнику Македонии Марку Лукуллу, брату воевавшего с Митридатом Луция Лукулла, отправляться на юг, чтобы добить восставших рабов.

– Я с радостью надену на себя еще один лавровый венок, – усмехался Помпей, разбивший изменников в Испании. – Красс купается только в золоте, но не в крови врагов Рима. Его долгая и неэффективная осада – позор для республики.

Статуя Помпея в Милане

Мясником Помпея называли за то, что он беспощадно казнил всех, кто ему сдавался. Для него было делом принципа успеть убить мятежника раньше Красса.

И Красс, конечно, это понимал. И помчался за бежавшим в Брундизию Спартаком. Его войску не давали времени на передышку – и тогда фракиец предложил Крассу переговоры.

*** …

Гонец, который принес предложение Спартака, не оказал никаких знаков почести римскому полководцу. Наоборот, смотрел с усмешкой. Претор ответил ему не менее яростным взглядом, а затем разорвал на части послание Спартака. Оба выхватили мечи, Красс был ловчее: ударил по предплечью и следующим движением отрубил голову упавшему воину.

Голова жертвы улетела в ту сторону, где находился Спартак. А тот уже двигался в сторону Брундизии, прекрасно понимая, каким будет ответ Красса. Фракиец готов был отдать жизнь, чтобы спаслись остальные, поэтому пытался вступить с Крассом в переговоры. Не вышло.

От его армии откалывались части – пока не легионы, а когорты, но тех, кто больше не верил в Спартака, становилось все больше. Впрочем, Красс легко разбивал всех, кто откололся.

– Давай атакуем Брундизию, куда ты опять бежишь? – спросили Ганник и Каст вождя, когда тот устремился мимо Брундизии на Балканский полуостров. Посмотрев в глаза соратникам, Спартак увидел взгляд, который когда-то был у Крикса. Он означал: «Или делаешь так, как говорим мы, или вали дальше один».

Спартак вздохнул, у него не было сил препираться. Он понимал, что давать бой Крассу безумие, и лучше сделать это, когда будет более подходящий момент. Поэтому двинулся дальше, а галлы разбили лагерь возле Брундизии. У них была почти половина войска Спартака, но они тут же попали под Красса.

Ганник и Каст, одни из лучших римских гладиаторов, бились насмерть, словно снова оказались на арене Капуи. Но против них уже была не безликая милиция, которую когда-то собрали Глабр и Вариний. Это была армия, от которой дрожал целый мир. И она была зла как никогда. А главное, солдаты Красса стояли до конца, помня об унизительных децимациях.

Спартак вернулся за Ганником и Кастом в попытке их отбить, но не помог и отступил. Красс не достал лидера мятежников, но был доволен: 35 000 трупов восставших рабов, головы Ганника и Каста, пять отвоеванных римских орлов и ликторских связок с секирами – достойный итог битвы. Увы, голова Спартака осталась на месте.

А он тем временем, отступая к Петелийским горам, дал бой легату Красса Луцию Квинкцию. Разношерстная армия Спартака билась настолько отчаянно, что даже отборные римские воины пали, а квестор Тремеллий Скроф получил тяжелейшее ранение, кое-как сбежав с римской конницей.

После битвы Спартака окружили соратники.

– Мы требуем боя с Крассом. Мы только что разгромили его легата, пора показать, чего мы на самом деле стоим. Хватит бегать от орла, пора свернуть ему шею!

Еще несколько ближайших сподвижников Спартака обнажили мечи и двинулись к нему. Лидер мятежников тяжело дышал, закрывая спиной жену.

– Сохраним силы для решающей битвы с Крассом, – сказал он, надевая фракийский решетчатый шлем.

– Спартак! Спартак! Спартак! – раздался хор мужчин, объединенных общей целью – убить римлян, размозжить голову Крассу, сохранить свободу.

– Наверное, сюда уже почти пришел Помпей, – задумчиво сказал Спартак, поворачиваясь к жене. – Я дам бой, того требуют от меня солдаты. И совесть. Но и некоторые тактические соображения. Быть может, если Помпей придет, Красс попытается поскорее достать меня, чтобы первым отрубить голову главному врагу Рима. Помпей тоже заспешит. В этом наш последний шанс… В том, что они допустят ошибки и я найду лазейку, спасу… Тех, кого еще можно спасти…

«Спартак», картина XIX века Николы Санези

Жена обняла Спартака, заглянула в его голубые глаза и поцеловала. Этот поцелуй был очень горячим, и Спартак понял, что он – прощальный, а поэтому еще долго не отпускал жену из объятий.

Когда он покинул палатку, к Спартаку подвели лучшего коня, чтобы он повел армию за собой. Фракиец, доспехи которого ослепительно сверкали на солнце, подошел к белоснежному красавцу и быстрым движением меча убил коня под возгласы изумления.

– Если мы победим, то у нас будет еще много коней, а если проиграем – он мне уже не понадобится, – сказал Спартак, глядя, как по белому боку завалившегося на землю животного течет алая кровь. Надвигалась решающая битва.

***

Войско Спартака насчитывало 60 000 человек. Казалось, оно было бескрайним.

Оглянувшись, вождь увидел легионы Красса, которые быстро приближались. Красс держался во главе, в золотистых доспехах, в крупном шлеме, что украшал ярко-красный гребень. Рядом с ним находились центурионы – отборные римские воины.

Красс поднял руку вверх, сжал и разжал кулак. Это был сигнал – небо потемнело от кучи стрел. И только после этого трубач возвестил о начале движения легионов в сторону повстанцев.

Спартаковцы кидали кое-что в ответ – римские легионы защищались, принимая позицию «черепаха», прикрывая себя щитами со всех сторон и сверху тоже. Но это спасало далеко не всегда, хотя и считалось эффективной защитой.

Спартак рвался к Крассу любой ценой, понимая, что убийство претора переломит ход сражения. Перевес по численности и комплектации был на стороне римлян; они нападали со свежими силами и знали, что вскоре к ним присоединятся легионы Гнея Помпея. И только агония Красса, его голова, поднятая на пике, могла обратить римлян в бегство.

Щит Спартака вскоре треснул, доспехи окропились кровью – сначала вражеской, а затем и собственной. Но рука гладиатора по-прежнему рубила: он был сильнее любого в этой битве.

– Возьмите Спартака, принесите его голову мне! – заорал разгоряченный Красс двум центурионам.

На них были шлемы с поперечным перьевым гребнем, кольчужные панцири, прикрывавшие большую часть тела, с перетянутыми крест-накрест ремнями, державшими наградные бляхи, положенные им за убийство самых злостных врагов Рима. Ноги центурионов защищали покрытые серебром поножи.

И эти гиганты бросились на Спартака с двух сторон. Он уже поменял щит, поэтому первые удары мечом тот выдержал, но сила центурионов была такова, что дерево вряд ли бы продержалось долго. Центурионы рычали, Спартак, ощущая пламя внутри, хладнокровно защищался и высматривал Красса.

Вскоре раздался вопль центуриона, которого Спартак повалил на колени ударом, после чего проткнул бычью шею мечом до самых лопаток.

Внезапно вождь рабов почувствовал острую боль в бедре – его пронзил дротик. Спартак рухнул на колено, но все еще отбивался от второго центуриона. Тот откинул щит, двумя руками ухватился за меч.

Спартак метнулся ему под ноги, сшиб, подтянулся к горлу и вонзил в него кинжал. Центурион захрипел и упал.

Спартак подскочил, но пошатнулся, почувствовав головокружение и новую острую боль в бедре. Красс был неподалеку – все это время он наблюдал за схваткой центурионов с гладиатором. Теперь он глядел на Спартака с тем же восхищением, что когда-то в амфитеатре Капуи. По щеке его катилась слеза. Телохранители Спартака один за другим падали, и вскоре только вождь да еще пара заметно ослабевших мятежников рубились в окружении.

«Смерть Спартака» – гравюра Германа Фогеля

Ногу Спартака проткнули копьем, тут же еще одно копье пронзило торс, но он не выронил меч, все надвигаясь на Красса. Тот уже двигался навстречу, прикидывая, как снесет голову мятежнику. Но на Спартака навалился десяток воинов – раздался голос фракийца, это был рев быка, которого истерзали рапирами, но он еще бился.

Вскоре этот яростный крик, от которого задрожало небо, прекратился.

***

Красс еще отвлекся, ведь часть войска Спартака откололась и отступала – но их настигли легионы Гнея Помпея. «Мясник все-таки успел», – проскрежетал зубами Красс и посмотрел в ту сторону, где недавно был Спартак. А затем взялся за оставшихся мятежников – в каждом из них он видел фракийца с его безумным оскалом.

Вскоре на поле не осталось никого из мятежников, кто мог бы сопротивляться. Восстание рабов на этом прекратилось.

– Эй, Красс, не обошелся без помощи? Подтираю за тобой сопли! – раздался насмешливый голос Помпея, от которого Красс вздрогнул. – Если б не я, эти рабы бежали бы и организовали новое сопротивление. Чем это ты так увлекся?

– Не поверишь, я убивал Спартака! – огрызнулся Красс. – И, между прочим, его теперь нет. Сенат узнает о триумфе войска под моим началом. И даст мне звание консула!

– И где трофей? Где голова фракийца? – усмехнулся Мясник. – Нет трупа, нет победы – или ты не знаешь этой истины, самый богатый человек в Риме?

Красс опустил голову. Он приказал солдатам разгрести месиво из тел, где сражался фракиец, чтобы достать труп главного врага, но там нашли одни фрагменты. Опознать главаря мятежников было невозможно.

– Мы убили Спартака, и точка! – поднял голову Красс. – Давай разделим с тобой победу, Помпей. Ты мне помог, я сделал основную работу. Впереди нас, уверен, ждут великие дела…

Бюст Помпея из Археологического музея в Венеции

Когда Красс и Помпей разговаривали (совсем скоро они объединятся и вместе с Гаем Юлием Цезарем образуют триумвират правителей Рима), жена Спартака, которой он дал четкие инструкции – бежать как можно дальше, двигалась в сторону от побоища. Рядом с ней шли телохранители, которые должны были проследить, чтобы она покинула республику.

Она не ослушалась последнего приказа любимого. Ее лицо было в слезах. Она держалась за живот, который был крупнее обычного. Совсем скоро на свет должен был появиться свободный человек. И своей свободой он был обязан Спартаку.

***

Красс с Помпеем велели распять 6000 пленных на крестах вдоль Аппиевой дороги, ведущей из Рима в Капую. Победитель Спартака возвращался в Рим, наблюдая за агонией мятежников. В столице его наградили овациями. Помпей же получил куда больше почестей, став консулом.

Но Красс до последнего тягался с ним. И однажды его политическая алчность сравнилась с жаждой наживы. Он пошел войной на парфянского царя Орода II, хотя многие в Риме были против. Однако глаза Крассу застилала жажда завоевать для Рима еще полмира. Парфяне не позволили ему достичь желаемого.

В итоге Красс пал от руки римлянина, чтобы избежать позорного пленения. И все же парфяне получили доступ к его телу. Куражась над поверженным соперником, они заливали в рот мертвому Крассу золото – это была издевка над его алчностью. А затем голову Красса, насаженную на деревянный жезл, вынесли на театральную сцену – спектакль посетил сам Ород II.

Так бесславно пал Марк Луциний Красс. В отличие от Спартака – даже спустя тысячелетия о вожде восстания рабов по-прежнему говорят с восхищением, ведь храбростью и непоколебимостью он заработал право на бессмертие.

У Стаса Купцова много других лонгридов:

Фото: commons.wikimedia.org/Hermann Vogel, José Luiz, Diagram Lajard, Sergey Sosnovskiy, Carole Raddato, Gautier Poupeau, Hermitage Museum, Phoenix Art Museum, Ad Meskens, David Eugene Henry, Gunnar Bach Pedersen; pixabay.com; РИА Новости/Владимир Песня; spartak.com