Н аучные труды Чарльза Дарвина уже почти двести лет вызывают яростные споры. Их запрещали преподавать в школах. Название «обезьяний процесс» стало нарицательным. Если коротко сформулировать основной вывод Дарвина, который не могли простить ему его ненавистники, то он достаточно прост: возникновение сложных и, казалось бы, целесообразно «сконструированных» живых существ есть результат естественного отбора, а не замысла.

Чарльз Дарвин был не очень общительным человеком и не любил рассказывать о себе. Отвечая назойливому издателю, добивавшемуся от него биографических сведений, Дарвин ответил: «Зовут меня Чарльз Дарвин. Родился я в 1809 году, учился, проделал кругосветное плавание — и снова учился». И это действительно суть его биографии.

Но, не желая рассказывать о себе другим, Дарвин оставил после себя обильные записи о своей жизни, изданные под названием «Воспоминания о развитии моего ума и характера» через пять лет после его смерти.

Нерадивый ученик и неудавшийся пастырь

Родился Дарвин 12 февраля 1809 года в Шрусбери, в доме, расположенном на берегу Северна — самой длинной реки в Великобритании. Его дед Эразм Дарвин был известен как ученый, медик, поэт и один из ранних эволюционистов. Об отце Роберте, который был известным врачом и финансистом, Дарвин отзывался как о «самом умном человеке, какого он знал». Мать Дарвина (урожденная Веджвуд) умерла, когда ему было восемь лет.

В июне 1818-го Чарли окончил начальную школу и был записан в среднюю, которой управлял преподобный Сэмюэл Батлер. У Батлера преподавали латынь и греческий, немного истории с географией. Учили слагать стихи. Интереса эти предметы у Чарльза не вызывали. «Кажется, все мои учителя и отец считали меня весьма заурядным мальчиком, стоявшим в интеллектуальном отношении, пожалуй, даже ниже среднего уровня».

В школе Чарльз, по собственным его словам, ровно ничему не научился, но самостоятельно забавлялся чтением и химическими опытами, за что получил прозвище «Газ». В позднейшие годы, заполняя пункты анкеты, составленной его двоюродным братом, знаменитым статистиком Фрэнсисом Гальтоном, он дал следующий ответ на вопрос «Развила ли в вас школа способность наблюдательности или препятствовала ее развитию?»: «Препятствовала, потому что была классическая». На вопрос «Представляла ли школа какие-нибудь достоинства»? ответ был еще лаконичнее: «Никаких».

Отец в тот период считал его лоботрясом. Однажды он сказал (так помнилось самому Чарльзу): «Ты ни о чем не думаешь, кроме охоты, собак и ловли крыс, ты опозоришь себя и всю нашу семью!» В 1825-м отец забрал его из школы, хотя учиться оставалось еще два года. Его старший брат Эразм перевелся в Эдинбургский университет, и отец решил, что Чарли лучше ехать к нему, чем валять дурака.

В Эдинбургском университете он слушал лекции на медицинском факультете. Взял в библиотеке «Оптику» Ньютона, «Зоологию» Флеминга, лекции же прогуливал, считая их «нудными и бестолковыми».

Через два года Чарльз бросил учебу. Отец, не желая смириться с тем, что сын не закончит университета, предложил ему карьеру священника. Сын отвечал, что идея ему нравится, но он не знает, какую религию выбрать.

Крестили его по англиканскому обряду, но Веджвуды были унитарианцами, и мать до своей кончины водила в унитарианскую церковь старших детей, а после ее смерти старшие водили младших. Уехав из дома, Чарлз стал ходить в англиканскую церковь. Различия между этими ветвями протестантства велики: англиканство близко католичеству с его догматами и обрядами; унитарианство же, следуя идеям ранних христиан, стремится к простоте. В политике англиканцы — консерваторы, унитарианцы — либералы, но либерал Роберт Дарвин числился англиканцем, возможно потому, что для врача это считалось приличнее.

Согласившись с отцом, Чарльз перешел в Кембриджский университет на теологический факультет. Но серьезно его заинтересовало только «Натуральное богословие» знаменитого Палея, выдержавшее девятнадцать изданий. Три человека имели на него несомненное влияние: профессора Генслоу, Седжвик и Юэль. Но время, проведенное в Кембридже, он считал почти потерянным, хотя «в общем итоге самым веселым в своей счастливой жизни». С увлечением занимался он только собиранием жуков.

Джеймс Стивенс, президент Энтомологического общества, издал справочник, где под портретом одного жука значились: «Пойман Ч. Дарвином, эсквайром». Все друзья-жуколюбы потом сделали хорошую карьеру. Как писал потом Дарвин, «отсюда, по-видимому, следует, что страсть к собиранию жуков служит некоторого рода указанием на успех в жизни!»

Профессор Генслоу, крупнейший геолог и ботаник того времени, ставший близким другом Дарвина и пытавшийся подтолкнуть его к занятиям геологией, представил его профессору, преподобному Адаму Седжвику, одному из основоположников современной геологии. Чарльз из вежливости побывал на его лекции и обнаружил, что геология безумно интересна — она может объяснить, как возникали континенты и моря.

22 января 1831 года он сдал экзамены на бакалавра. Причем достаточно успешно — стал десятым в списке выпускников. До доктора оставалось учиться еще два года. Но тут ему попались две книги о науке и путешествиях: физика и астронома Джона Гершеля, который, в частности, писал, что природные законы поддаются изучению, наука должна идти своим путем, религия — своим, и метеоролога, зоолога, ботаника и этнографа Александра фон Гумбольдта.

Гершель четыре года путешествовал по свету, Гумбольдт — пять лет. Прежде Чарльз не выказывал интереса к дальним плаваниям. Теперь захотел. Поговорил с отцом, тот отреагировал кисло, но не отказал, велел составить смету.

Предварительно Генслоу уговорил Чарльза напроситься к Седжвику в экспедицию по Уэльсу. Чарльз бросил жуков, накупил дорогих измерительных приборов и в качестве подготовки измерял углы наклона кроватей, стульев и стен. Экспедиция произвела на него большое впечатление: он осознал возможности, которые такой способ познания давал для изучения окружающего мира.

«Отдать в починку носки… убил пуму… купить пилюли от кашля»

После экспедиции по Уэльсу Дарвин узнал, что его рекомендовали в качестве ученого для организованной Адмиралтейством трехлетней экспедиции к берегам Южной Америки на корабле «Бигль». Задачи экспедиции: составление карт и проверка расчетов широты и долготы. Капитаном был назначен 26-летний Роберт Фицрой, уже совершивший пять лет назад рейс на «Бигле» к Огненной Земле. Фицрой считал, что там есть полезные ископаемые, но геолога, чтобы это проверить, в первой экспедиции не было; теперь он был нужен, и хорошо бы, чтобы он был натуралистом широкого профиля, который сумеет собрать диковины и приклеить к ним этикетки. Этим человеком оказался Дарвин. Отплытие было назначено на 25 сентября.

Чарльз заручился поддержкой сестер; отец колебался, но молодого человека поддержал дядя, который написал, что экспедиция разовьет у юноши привычку к труду, а священника из него все равно не выйдет.

#image-kit_1304

Уезжая, Чарльз увозил с собой только что вышедший первый том «Основ геологии» Лайеля. Снабжая Дарвина этой книгой, Генслоу советовал ему пользоваться ее богатым содержанием, но не останавливаться на слишком смелых идеях реформатора геологии. Дарвин последовал совету, но выполнил его на свой лад: он действительно не остановился на идеях своего учителя, каковым всегда с благодарностью признавал Лайеля, он ушел вперед гораздо дальше.

Более всего в экспедиции Дарвина поразили четыре факта. Во-первых, постепенная смена органических форм по мере перемещения с севера на юг по восточному берегу Южной Америки и с юга на север — по западному. Во-вторых, сходство между ископаемой и современной фауной. И в-третьих, черты сходства и различия обитателей отдельных островов архипелага Галапагос как между собой, так и с обитателями соседнего континента. Четвертым было впечатление, произведенное на него туземцами Огненной Земли; воспоминание о нем выразилось в известных словах Дарвина, что ему легче примириться с мыслью о далеком родстве с обезьяной, чем с мыслью о близком родстве с людьми, подобными тем, которых он увидел при первой высадке на Огненную Землю.

Во время путешествия Дарвин постоянно делал записи о животных, наделял их человеческими чертами, восхищался умом, сердился за «тупость». Его записи имели не только научные, но и явные художественные достоинства. «Меня очень занимали разнообразные уловки, к которым прибегал один спрут, стараясь остаться незамеченным; он, казалось, понимал, что я подстерегаю его. Некоторое время он лежал без движения, потом, крадучись, точно кошка за мышью, продвигался на дюйм или на два; время от времени он изменял свой цвет; действуя таким образом, он добрался до более глубокого места и тут внезапно рванулся вперед, оставляя за собой густую завесу чернил, чтобы скрыть нору, в которую уполз». «Игуаны тащат хвост по земле, имеют глупый вид. Очень любят кактус; вырывают кактус друг у друга, как собаки». Зверей и птиц требовалось доставить в Англию, живыми держать их на маленьком корабле было невозможно. Первые два года Дарвин стрелял всех подряд, что, возможно, покажется неприемлемым современному исследователю, но тогда это было в порядке вещей. Дарвиновский отчет о встрече с пумой в джунглях выглядел так: «Отдать в починку носки… убил пуму… купить пилюли от кашля». Постепенно он перестал стрелять, ибо «обнаружил, что удовольствие, доставляемое наблюдением и работой мысли, несравненно выше того, которое доставляют техническое умение или спорт. Первобытные инстинкты дикаря постепенно уступали во мне место вкусам цивилизованного человека».

#image-kit_1305

Результатов наблюдений было так много, что он писал сестре: «Я перехожу от одного класса животных к другому, так что скоро у меня будет представление обо всех. Таким образом, даже если я не достигну никакой другой цели, у меня до конца жизни будет достаточно материала для занятий и развлечений».

Распространена легенда, будто Дарвин, увидав галапагосскую фауну, особенно вьюрков, уже тогда сделал великое открытие. Специалисты сомневаются в этом. Судя по записям, Чарльз еще продолжал верить в творение каждого вида. Он писал, что животные вымирают, но не делал намека на то, что они могли трансформироваться. У галапагосских вьюрков были толстые клювики, у европейских не такие. Это заметили все, даже капитан «Бигля» Фицрой, записавший: «Все маленькие птицы, которые живут на этих островах, имеют толстые клювы. Это одно из проявлений Высшей Мудрости, благодаря которой каждое сотворенное создание приспособлено к месту, для которого предназначено». Дарвин с этим не спорил. О вьюрках он записал лишь, что они «приятно щебечут». Пока в основном он был поглощен геологией.

Тем не менее уже во время путешествия Чарльз сделал несколько важнейших выводов: сравнивая фауну Галапагосов и Южной Америки, он констатирует, что животный мир архипелага несет отпечаток материковых форм и вместе с тем является особым галапагосским вариантом. Подобное явление он наблюдал и на островах Зеленого Мыса, где установил сходство островных форм животных с африканскими видами. Эти и другие факты навели Дарвина на мысль, что острова заселялись материковыми формами, от которых происходят виды, существенно изменившиеся в новых условиях существования на островах. Он также задается вопросом о значении изоляции в дифференцировке видов. Позже Дарвин писал, что особенность и характер распространения галапагосских организмов и другие факты так поразили его, что он начал систематически собирать все факты, имеющих отношение к видам.

Осмысление

По возвращении в Англию в 1836 году Дарвин решил провести несколько месяцев в Кембридже, в письмах родным ругал грязный Лондон, жаловался, что зоологам не нужны экспонаты, которые он в большом количестве привез из экспедиции, зато ботаники ими интересуются.

Первого ноября 1936 года Чарльз Дарвин был принят в Геологическое общество. Президент Геологического общества Уильям Юэлл предложил ему должность секретаря, почетную, но хлопотную и требующую пребывания в Лондоне. Но Чарльз хотел покинуть Лондон и отказался, сославшись на незнание французского и общее невежество. В 1838 году ему вновь предложили тот же пост. На этот раз он согласился. И до 1841 года служил в обществе.

В 1837 году он начинает вести свою первую записную книжку, в которую, основываясь на своих наблюдениях, сделанных во время экспедиции, заносит всё, имеющее отношение к происхождению видов. Специалисты, изучавшие его записи, отмечают, что эта задача с самого начала охватывается им со всех сторон.

Но только через два года, в 1839-м, он приходит к мысли о единстве происхождения всех органических существ. Чтение книги Мальтуса «Очерк о законе народонаселения», которой он очень сильно увлекся, и собственный опыт приводят его к выводу о существовании «естественного отбора», то есть процесса полезного приспособления, как будет отныне называться эта важнейшая особенность любого организма.

Но пока родственники советовали ему издать книгу о путешествии: не «геологию с зоологией», а рассказ для широкой публики. И в 1839 году Дарвин издал «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле “Бигль”», которая приобрела большую популярность, причем не только в образованном обществе. В этом же году он женится на своей кузине Эмме Веджвуд. К женитьбе он подходит так же серьезно, как к научной работе: записывает на листе бумаги все аргументы «за» и «против».

Хотя его интересы уже переключаются на проблемы происхождения видов, первый свой научный труд, изданный в 1842 году «Строение и распределение коралловых рифов», он посвятил геологии.

Структуру этой книги Дарвин будет копировать в других трудах: описываются факты, потом они подытоживаются, далее ставятся вопросы, предлагается гипотеза, затем каждая группа фактов к гипотезе примеряется. Книга была обильно снабжена иллюстрациями, графиками, диаграммами,

Тогда же, в июне 1842-го, он сделал первый, 35-страничный набросок труда о происхождении видов, небольшой тираж которого в несколько десятков экземпляров, он раздал знакомым специалистам. Впервые этот текст для широкой публики был опубликован только в 1909 году его сыном Фрэнсисом Дарвином.

В первой части этой брошюры говорится о естественном отборе — это выражение он употребил впервые, во второй — об общности происхождения всего живого. Он предложил аналогию между естественным отбором и искусственным, который делают животноводы. Дикие звери одного вида, правда, мало отличаются один от другого (так думали тогда все ученые, поскольку никто популяции диких животных не изучал), зато в природе работает «сила, более проницательная, чем человек» и осуществляющая «более жесткий и тщательный отбор». Он сослался на Мальтуса: учитывая, что живые существа могут размножаться в геометрической прогрессии, они давно заполонили бы и съели всю планету. Но этого не случилось, ибо большая часть детенышей погибает. Эту жестокую работу выполняет естественный отбор.

Однако потребовались еще двадцать лет для того, чтобы свести в систему тот колоссальный материал, без которого Дарвин считал свою теорию недостаточно обоснованной. Важным препятствием, мешавшим ему быстрее продвигаться в своей главной работе, весь план которой был вполне готов, была неизлечимая болезнь, ставшая результатом переутомления от усиленных занятий в первые годы по возвращении из путешествия. Всю последующую жизнь трех часов усидчивых занятий было достаточно, чтобы на всю оставшуюся часть дня привести Дарвина в состояние полного утомления. Диагноз ему был поставлен 125 лет спустя после смерти. По дневнику и жалобам было установлено, что это болезнь Чагаса: сердечно-сосудистая форма болезни, сопровождающаяся сердцебиением, одышкой, болями, слабостью. Очаг болезни Чагаса был обнаружен в Чили в районе города Мендосы.

В том же 1842 году Дарвин переселился из Лондона в деревню в Кенте, откуда писал: «Моя жизнь идет как заведенные часы, я наконец прикреплен к той точке, где ей суждено и окончиться». Эти мрачные мысли, навеянные постоянной болезнью, дошли до того, что он оставил завещание, в котором просил жену озаботиться изданием рукописи, которая с тридцати пяти страниц разрослась до двухсот тридцати. По счастью, предчувствия его обманули — впереди было еще сорок лет деятельной жизни, увенчавшейся небывалой славой.

В 1856 году, по настоянию выдающегося геолога и друга Лайеля, Дарвин приступает к окончательному варианту своей будущей книги «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь». А в июне 1858-го, когда работа была выполнена наполовину, он неожиданно получает письмо от английского натуралиста Альфреда Рассела Уоллеса с рукописью статьи, в которой Дарвин с удивлением обнаружил, по сути, краткое изложение своей собственной теории естественного отбора. Два натуралиста независимо и одновременно разработали идентичные теории.

Это обстоятельство породило длительную дискуссию о том, кому принадлежит приоритет в разработке теории естественного отбора. Но сам Уоллес отдавал пальму первенства Дарвину. В 1864 году он писал Дарвину: «Что касается теории естественного отбора, я всегда буду утверждать, что она в действительности только Ваша. Вы разработали ее в деталях, о которых я не думал, и на много лет раньше, чем я имел какие-то проблески мысли по этому поводу. Моя статья сама по себе никого бы не убедила и была бы отмечена не более чем как предположение, тогда как Ваша книга революционизировала изучение естественной истории». А Дарвин уже в 1870 году писал Уоллесу: «Я надеюсь, что Вы, как и я, с удовлетворением чувствуете, что мы никогда не ревновали друг к другу, хотя в определенном смысле мы соперники».

И через год, 24 ноября 1859 года, вышла книга «Происхождение видов». Весь тираж разошелся за один день.

Известный российский специалист по теории эволюции, доктор биологических наук, профессор РАН, завкафедрой биологической эволюции биологического факультета МГУ Александр Марков заметил, что до выхода этой книги Дарвина «сложность и приспособленность живых организмов считались наглядным, общедоступным и неопровержимым свидетельством божественного сотворения мира. До Дарвина человечеству был известен только один способ создания сложных, целесообразно сконструированных объектов: разумный замысел. Дарвин показал, что есть и второй: естественный отбор. Если объекты умеют размножаться и при этом склонны к небольшим случайным изменениям, передаваемым по наследству, то они будут сами собой, без всякого разумного вмешательства, становиться все более “совершенными” с течением поколений».

Развитие

В конце июня 1860 года в Оксфорде проходил съезд Британской ассоциации развития науки, Дарвин на него не поехал. Но именно там состоялся знаменитый диспут известного зоолога и популяризатора науки, ярого и преданного сторонника Дарвина Томаса Гексли с епископом Оксфордским Сэмюэлем Уилберфорсом.

В ходе диспута Уилберфорс сжато представил свою рецензию на «Происхождение видов». В большинстве современных описаний этой дискуссии встречается следующий эпизод: Уилберфорс спросил у Гексли, по линии деда или бабки тот ведет свое происхождение от обезьяны. Гексли парировал, что обезьяну в качестве предка он предпочел бы человеку, который расходует свои способности и влияние на превращение серьезной научной дискуссии в балаган. Хотя в этой своей книге Дарвин лишь мимоходом помянул происхождение человека, многие уже тогда сделали соответствующие выводы.

Эпохальный труд Дарвина семь раз переиздавался при жизни автора, он быстро получил известность среди ученых других стран и был переведен на большинство европейских языков.

Карл Маркс, основатель другой революционной теории, восхищался Дарвином. Он послал ему собственноручно подписанный экземпляр второго издания «Капитала» и хотел посвятить этот труд ему, но Дарвин ответил учтиво уклончивым письмом.

После публикации «Происхождения видов» Дарвин продолжает энергично работать над обоснованием эволюционной теории. В 1868 году он публикует капитальный труд «Изменение домашних животных и культурных растений», где всесторонне анализирует закономерности изменчивости, наследственности, искусственного отбора.

А в 1871 году появилось его «Происхождение человека и половой отбор», послужившее сигналом к новому взрыву негодования консервативной публики, особенно религиозных деятелей всего мира, против автора (половой отбор — процесс, в основе которого лежит конкуренция за полового партнера между особями одного пола, что влечет за собой выборочное спаривание и производство потомства). Именно этот труд вызывал самые ожесточенные споры еще при жизни автора. Неоднократно высказывалось мнение, что это самое слабое место дарвиновского эволюционного учения. Альфред Уоллес в своей книге «Дарвинизм» оценивал теорию полового отбора как ошибочную. В последние десятилетия проблема полового отбора и полового диморфизма снова привлекает внимание исследователей и вызывает споры. При этом одни авторы, как, например, известный американский биолог Грант, считают, что «никаких особых теоретических проблем, касающихся полового отбора, не существует». Другие, как, например, английский эволюционный биолог и генетик Мейнард Смит, наоборот, приводят много фактов, не находящих объяснения в рамках существующих теорий.

А Александр Марков признает, что довольно долгое время идея полового отбора рассматривалась как «полузабытый научный курьез, когда в 1930 году Рональд Фишер эксгумировал ее, развил и дополнил важными деталями, до которых Дарвин не додумался». Его идеи «заткнули главную прореху в теории Дарвина и сделали ее полностью работоспособной… Сегодня биологи уже не сомневаются в том, что половой отбор — мощнейший эволюционный механизм, способный обеспечить развитие самых разных признаков, как полезных для выживания, так и не очень».

Эти три произведения Дарвина — «Происхождение видов», «Изменение домашних животных и культурных растений» и «Происхождение человека и половой отбор» — составляют основу его теории. Первая содержит учение о естественном отборе и доказательства его соответствия всему, что нам известно об органическом мире; второе дает позднейший для его времени исчерпывающий анализ наших сведений о двух основных свойствах всех организмов, на которых основывается возможность естественного отбора; третье представляет проверку учения на основании его применения к самому сложному предельному случаю — к человеку с его эстетическим, умственным и нравственным развитием.

«Я нисколько не боюсь умереть»

Одна из глав книги о человеке разрослась в дальнейшем в целый отдельный том — «Выражение эмоций у человека и животных». Как писал русский биолог Климент Тимирязев, «одно из остроумнейших развитий его общего учения о единстве всего живого на таких, казалось бы, ничтожных фактах, как выражение лица и т. д., при различных психических движениях.

А маленький очерк о психике новорожденного “A Biographical Sketch of an Infant” дал толчок целому ряду подражаний».

После этого Дарвин обратился к другому полюсу органического мира — к растениям, с целью показать применимость его учения к существам, лишенным сознательной деятельности, которая играет важную роль у животных.

В «Насекомоядных растениях» он показал, что у ряда растений есть органы для улавливания и переваривания животных, и доказал, что это действительно полезный процесс для обладающих ими растений. В «Движениях и повадках вьющихся растений»,показав широкое распространение этой формы растений, он задался вопросом, каким образом она могла столь часто и независимо возникать в самых разнообразных группах растений. И ответил на это другим исследованием — «Способность растений к движению», в котором доказал: явление, которое бросается в глаза у вьющихся растений, в незаметной форме широко распространено во всем растительном царстве, появляясь не только у вьющихся растений, но и в других явлениях растительной жизни.

А еще Дарвин написал целый ряд монографий, касающихся формы и других особенностей цветка, связанных с перекрестным опылением цветов насекомыми («Оразличных приспособлениях, при помощи которых орхидные оплодотворяются насекомыми», «Различные формы цветов у растений», «Действие самооплодотворения и перекрестного оплодотворения»).

Многие их тех, кто не принимает теорию Дарвина, признают талантливость его специальных работ по биологии растений. Но специалисты отмечают, что эти работы не оторваны от его основных идей и были призваны подтвердить их обширными систематическими исследованиями.

Потратив почти двадцать лет на подготовку своего главного труда и почти столько же на то, чтобы научить, как надо пользоваться его теорией, Дарвин начал работать над экспериментальным изучением основного фактора, легшего в основу его учения, — фактора изменчивости. Но сил у него уже не оставалось, и он успел издать только маленькое остроумное исследование «Образование перегноя почвы при содействии червей», успех которого превзошел даже успех «Происхождения видов».

Дарвин умер 19 апреля 1882 года. Похоронен он рядом с Ньютоном в Вестминстерском аббатстве. Последние его слова: «Я нисколько не боюсь умереть».