Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов новой книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Четвертый Вселенский собор. Отцы православной Церкви и еретики; Балканы. Сербия. Дечаны; XIV в.; местонахождение: Сербия. Косово. Монастырь Высокие Дечаны. Нартекс

Халкидонский Собор составил христологический орос, безупречно отточенный в своих догматических формулах, однако для массового сознания он не обладал такой степенью очевидности, чтобы уже навсегда прекратились богословские споры на христологическую тему. Многие из христиан, и не только миряне, но и клирики, в своем отношении к Халкидонскому оросу не были способны опереться на собственное квалифицированное понимание логики христологической полемики, не ориентировались в богословских нюансах, разделяющих диафизитов, приверженных учению о двух – Божественной и человеческой – природах во Христе, и монофизитов, отстаивавших формулу о единой богочеловеческой природе. «Догматические противники, – по словам В.В. Болотова, – стояли так близко друг к другу, что только мысль, прошедшая богословскую школу, могла сознательно относиться к разности двух вероисповедных воззрений, обыкновенная же масса в данном случае более могла полагаться на авторитет и слово своих духовных вождей и послушно идти за ними»[1] . Между тем вожди и авторитеты оказались в зависимости от своих местных богословских традиций, которые к тому же имели этническую окраску – эллинскую, латинскую, коптскую, сирийскую или армянскую. Поэтому и богословская полемика оказалась вовлечена в контекст межнациональных противоречий и политической борьбы, и разные вероисповедные формулы стали знаменем борьбы за локальные национальные интересы, знаменем этнического сепаратизма, угрожавшего целостности империи, что побуждало императоров и правительство искать компромиссные формулы, способные примирить полемизирующих противников.

Так, несториане впоследствии назвали свою церковь этническим именем – Халдейской. Халдеи, или восточные арамеи, во времена Навуходоносора отвоевали Вавилонию у Ассирии и создали на ее территории свое государство. Несторианство стало вероисповеданием иранских христиан, в сасанидскую Персию бежали несториане из Римской империи. Западные арамеи, составлявшие основную массу населения Сирии, напротив, оказались восприимчивы к монофизитской христологии. Она же принята была и большинством армян, причем похоже, что главную роль в этом разделении сыграло в церковном отношении совершенно случайное обстоятельство. В самом начале правления Маркиана армянские послы просили императора защитить их народ от очередной агрессии со стороны Ирана, но Маркиан не откликнулся на этот их вопль о помощи, возможно, потому, что он не рассчитывал на успешный исход войны с могущественным соседом, с которым, к тому же, как раз при его предшественнике заключен был мирный договор, давший империи передышку. Сражаясь с персами в одиночку, армяне потерпели поражение, и с тех пор имя Маркиана стало для них одиозным, а вместе с ним лишен был авторитета и созванный этим императором Вселенский Собор, на котором они не захотели присутствовать.

Но самую широкую опору монофизитство обрело в Египте с его многократно превосходящим тонкий слой греческого элемента, присутствовавшего в основном в Александрии, автохтонным коптским населением, притом что и грекоязычные александрийцы в большинстве случаев также имели местные, египетские корни. Монофизиты своим учителем почитали святого Кирилла, и в Диоскоре они находили его прямого ученика и последователя, в то же время были готовы отречься от крайностей Евтихия вплоть до его анафематствования. Церковное самосознание египетских христиан, связанное с особым устройством Александрийской Церкви, замечательно охарактеризовал В.В. Болотов: «Александрийский папа был митрополитом всего Египта. Все нити церковной жизни были стянуты к кафедре святого Марка, и египтянин привык смотреть на своего епископа с величайшим благоговением. В политическом отношении пагубным было изгнание Констанцием святителя Афанасия; это окружило его ореолом особой святости; быть гонимым стало синонимом быть православным; а вследствие этого авторитет Константинополя в догматическом отношении для Египта был равен нулю. Когда гонение коснулось и Кирилла Александрийского… то египтяне стали смотреть на преемников святого Марка вообще как на непогрешимых в догматических вопросах. Диоскор воспользовался славою своих предшественников, и вдруг – он осужден, низложен: авторитет его от этого только возвысился»[2] . Так монофизитство стало знаменем египетского, коптского национализма в еще большей мере, чем армянского и сирийского. Национализм в сочетании с религиозным воодушевлением, когда отстаивание национальной самобытности освящалось пафосом стояния за мнимую истину, представляли собой гремучую смесь, провоцировавшую массовый фанатизм, выливавшийся в мятежи и гражданские войны.

Первой жертвой народного ослепления стала Палестина. Ситуация там взорвалась сразу после IV Вселенского Собора, потому что предстоятель Иерусалимской Церкви Ювеналий до этого Собора воспринимался монофизитами как единомышленник Диоскора: он был своего рода вице-председателем на «разбойничьем соборе» в Эфесе, он участвовал в осуждении ненавистного монофизитам Флавиана Константинопольского. Поэтому присутствие его на Соборе в Халкидоне, его подпись под анафематствованием Диоскора расценены были не только в Египте, но и в его Церкви противниками Халкидона как предательство. Монах египетского происхождения Феодосий, присутствовавший на Соборе в Халкидоне, утверждал, что Собор принял несторианскую ересь; он поднял восстание, во главе которого, как пишет Ф.И. Успенский, «стояло до 10 тысяч палестинских монахов»[3] . Денежную помощь им оказала жившая в Иерусалиме вдова императора Феодосия Евдокия, вероятно, из неприязни к покровительнице диафизитов святой Пульхерии. Евдокия открыто заявила о своем несогласии с Халкидонским оросом. Мятежный монах, как рассказывает Феофан Исповедник, «своими скверными руками варварским образом присвоил священнодейственную власть… и рукополагал в городе новых епископов, когда настоящие епископы не возвратились еще с Собора. Он выгнал из города Авериана, епископа Скифопольского… некоторых мучил, иных лишил имения, дома других предал огню, так что, казалось, город только что взят варварами. Сверх того, он умертвил Афанасия, диакона храма святой Анастасии, который порицал и обличал его безбожие; тело сего святого приказал влачить по городу и потом отдать псам на съедение. Домн, епископ Антиохийский, равно и Ювеналий Иерусалимский, бежали от него в пустыню. Целых двадцать месяцев занимал Иерусалимский престол погибельный Феодосий»[4] .

В разгар мятежа к августе Евдокии обратились ее дочь Евдоксия и зять Валентиниан, а также епископ Римский Лев Великий, умоляя ее принять Халкидонский орос и не поддерживать бунтовщиков, и, по словам Ш. Диля, «в конце концов она уступила уговорам римского первосвященника, и, чтобы заслужить Небесное Царство, какое он ей обещал, она употребила все оставшееся у нее влияние, чтоб умиротворить поднявшихся против своего епископа палестинских монахов и привести к халкидонской вере раскаявшихся еретиков»[5] . После подавления мятежа, достигнутого относительно малой кровью, поскольку значительная часть монахов прислушалась к голосу Евдокии и возвратилась в лоно кафолической Церкви, Феодосий бежал от преследования на Синайскую гору, где и нашел укрытие; незаконно рукоположенные мятежниками епископы и клирики были низложены, а на Иерусалимскую кафедру был возвращен святитель Ювеналий, занимавший ее еще в течение нескольких лет – до свой кончины в 458 году. Его преемником стал Анастасий I, носивший уже патриарший титул.

В Египте мятеж был учинен монофизитами уже в первые месяцы правления императора Льва. Весть о кончине императора Маркиана, непоколебимого защитника православных диафизитов, приверженцев Халкидонского ороса, пробудила у александрийских монофизитов, которых в городе было большинство, надежду на перемены. Воспользовавшись тем, что правитель Египта Дионисий вместе с войсками, расквартированными в этой стране, находился на юге страны, предводители монофизитской партии во главе с Тимофеем, прозванным за свою хитрость, изобретательность и коварство «Котом» – Элуром, решили низложить православного архиепископа Александрии Протерия. В кафедральном соборе египетской столицы два епископа, отвергавшие Халкидонский орос, – Евсевий Пелусиотский и Петр Ивер, происходивший из грузинской княжеской династии и занимавший Майумскую кафедру, – рукоположили при жизни Протерия на его место Тимофея. Срочно вернувшись в Александрию, Дионисий арестовал Тимофея Элура и отправил его в ссылку в Тафосирион, или «Гробницу Осириса», но волнения не прекращались, сторонники Тимофея учиняли погромы и избиения своих противников, и Дионисий, чтобы успокоить монофизитов, возвратил Тимофея в Александрию.

Но столкновения между диафизитами и монофизитами не утихли. По меткому замечанию Евагрия Схоластика, «демос легко воспламеняется гневом, и любые представившиеся поводы служат ему горючим материалом для смут; не последняя среди остальных и чернь города Александра, отличающаяся и великим числом, и незнатностью, и тем, что горазда на сборища, а также кичащаяся безрассудной дерзостью в своих порывах»[6] . В праздник Пасхи мятежники ворвались в баптистерий кафедрального собора, где укрылся от них Протерий, и зверски расправились над ним. Об обстоятельствах мученической кончины святого Протерия православные епископы и пресвитеры Египта писали в послании, адресованном «благочестивому, христолюбивому, богоизбранному, победоносному, повергающему врагов в бегство августу Льву»: «Спешившие привести в исполнение главную цель Тимофея, не желая, чтобы он (Протерий) спасся внутри этой незапятнанной святыни, и не стыдясь ни святости места, ни времени – ибо был праздник спасительной Пасхи… убивают невинного и жестоко закалывают его вместе с шестью другими. И влача повсюду его истерзанный труп, таская (его) с жестокостью почти по всему городу и дерзко насмехаясь (над ним), они бесчеловечно обращались с телом… разрывая его на куски, и не поколебались отведать, словно звери, внутренности того, кто недавно признавался посредником между Богом и людьми; предав огню то, что осталось от его тела, они развеяли пепел его по ветру… Виновником и искусным архитектором всех этих злых дел был Тимофей»[7] .

По надуманной версии монофизитского автора Захарии Ритора, убийцей святого Протерия был некий римлянин, иными словами – воин из александрийского гарнизона, который будто бы возмутился тем, что Протерий укорял римских солдат за то, что они берут у него золото, но «не обагрили руки кровью его врагов; тогда в сердце одного римлянина вспыхнула ярость и закипел гнев, и он пригласил Протерия выйти посмотреть окрест себя, чтобы тот увидел тела убитых, лежащие на (земле). И вдруг он незаметно выхватил меч и вонзил его Протерию в ребра»[8] . Впрочем, участие мятежной толпы в зверском надругательстве над останками епископа не отрицает и Захарий Ритор: «Римляне бросили тело и ушли. Тогда народ, узнав об этом и придя в великое возбуждение, стал влачить (по земле) тело и наконец сжег его на ипподроме»[9] .

После подавления бунта император Лев вступил в переписку с предстоятелями Церквей, желая выяснить их отношение к Халкидонскому оросу и поставлению на Александрийскую кафедру монофизита Тимофея. Убедившись в их твердой приверженности диафизитскому догмату, император приказал низложить Тимофея Элура. В 460 году он был вновь арестован и переправлен в малоазийский город Гангру, а в 464 году, по просьбе местного епископа и приказу императора, его сослали еще дальше – в Херсонес Таврический. На Александрийскую кафедру был возведен православный архиепископ Тимофей Салофакиол, что значит «Белый», но его признали, естественно, лишь православные диафизиты Египта.

Когда в 474 году верховную власть в Константинополе захватил узурпатор Василиск, у египетских монофизитов появилась надежда на свое торжество над диафизитами. В стремлении заполучить как можно больше сторонников Василиск в самом начале правления издал адресованную, по одним сведениям, находившемуся в изгнании монофизиту Тимофею Элуру, «богобоязненнейшему и боголюбивейшему архиепископу великого города александрийцев»[10] , а по другим – «к митрополитам и мирянам по всей вселенной»[11] энциклику, в которой отвергал томос папы Льва и догматический орос Халкидонского Собора: «А то, что разрушает единство и благой порядок святых от Бога Церквей и мир во всем мире, под чем разумею называемый томос Льва и все то, что было сказано и содеяно в Халкидоне… мы приказываем всем святейшим епископам здесь и повсюду, в каждой Церкви, подвергнуть анафеме и предать огню там, где (оно) будет обнаружено»[12] .

Отменяя заодно с оросом Халкидонского Собора и его правила, в том числе 28-й канон, Василиск воспретил Константинопольскому архиепископу вмешиваться в дела Церквей, которые были включены Халкидонским Собором в юрисдикцию столичной кафедры. Архиепископ Константинополя Акакий (поставленный на столичную кафедру после преемника архиепископа Анатолия святителя Геннадия, занимавшего ее с 458 по 471 год и особенно известного своим посланием против симонии, вошедшим в канонический корпус) отверг энциклику и в знак скорби по поводу вероотступничества Василиска и гонения на православных облачился в черные одежды и велел покрыть престол Святой Софии черным покровом. Примеру архипастыря последовало столичное духовенство, не страшась бросить вызов узурпатору.

Преподобный Даниил тогда впервые за 15 лет сошел со столпа, чтобы обличить вероотступника Василиска и потребовать от него отменить энциклику. Святой предсказывал столице бедствия в случае, если не будет отменена еретическая энциклика, и бедствие обрушилось на Константинополь, подвергшийся в 476 году одному из самых истребительных в своей истории пожаров. Он разгорелся во время народных волнений, вспыхнувших при попытке отправить в ссылку архиепископа Акакия. В огне погибла библиотека, в которой хранилось около 120 тысяч свитков, сгорели античные статуи и среди них знаменитые Гера Самосская и Афродита Книдская.

Упорствуя в поддержке монофизитства, Василиск приказал немедленно вернуть из ссылки в Александрию Тимофея Элура. Освобождены и возвращены были все, кто, по словам Феофана Исповедника, «показывал себя врагом святого Халкидонского Собора и смело восставал против истины»[13] . И как пишет тот же историк, «Элур немедленно собрал всякую сволочь из александрийцев, проживавших в Византии, и отправился с крестным ходом во храм, сидя на осле. Не дойдя до церкви, называемой восьмиугольной, он свалился с него, ушиб себе ногу и со стыдом принужден был возвратиться»[14] . Вернувшись наконец в Александрию, Тимофей был принят там своими последователями с энтузиазмом, но энциклика Василиска и принятые им меры вызвали отторжение в столице империи, где и предстоятель архиепископ Акакий, и большинство народа были православными халкидонитами, хотя в монастырях находилось немало монофизитов, и даже крайних, почитавших своим учителем Евтихия.

Стремясь теперь перед угрозой реванша со стороны Зенона опереться на жителей столицы, большая часть которых, следуя за своим архипастырем, сохраняла приверженность Халкидонскому оросу, Василиск издал новую энциклику, в которой дезавуировал содержание предыдущей: «Мы приказываем, чтобы апостольская и православная вера, которая издавна господствовала в кафолических Церквах с самого начала и до нашего царствования, господствует и при нашем царствовании и должна господствовать постоянно… Именно по этой причине мы предписываем, чтобы и то, что было содеяно в наше царствование – будь то энциклика, либо другие (послания)… не имело силы и прекратило (действовать); при этом мы подвергаем анафеме Нестория и Евтихия и любую другую ересь и всех, кто мыслит подобное… (мы предписываем) также возвратить богобоязненнейшему и святейшему патриарху и архиепископу Акакию те епархии, (правом) рукоположения в которые обладает трон этого царствующего и славного города»[15] . Это был один из первых официальных документов, в котором по отношению к предстоятелю Константинопольской Церкви Акакию употреблялся, помимо титула архиепископа, также и патриарший титул. Этот вынужденный и лихорадочный поворот в религиозной политике лишь дискредитировал Василиска: оттолкнув монофизитов, он не вселил к себе доверия со стороны православных жителей «царствующего и славного города».

После устранения Василиска император Зенон сам оказался в трудном положении. Против него действовали новые мятежники, и одна из причин непрочности режима заключалась в конфессиональной розни. И тогда он по совету архиепископа Акакия прибег к радикальному средству, целью которого было привлечь на свою сторону монофизитов, не оттолкнув при этом и православных диафизитов. В 482 году он издал знаменитый «Энотикон», в котором провозглашалась незыблемость решений, принятых тремя первыми Вселенскими Соборами, а относительно Халкидонского ороса было сказано обтекаемо, чтобы не задеть прямо ни монофизитов, отвергавших его, ни последовательных халкидонитов: «Любого же, кто что-то другое мыслил или мыслит либо ныне, либо еще когда-нибудь, либо в Халкидоне, либо на каком-нибудь другом Соборе, мы предаем анафеме, и в первую очередь… Нестория и Евтихия и тех, кто разделяет их учения»[16] .

Зенон, издавая «Энотикон», полагал, что он предлагает приемлемый для противостоящих сторон компромисс, но поскольку в делах веры (как, впрочем, и в науке – всюду, где речь идет не об интересах, а об истине) по природе вещей нет места для компромисса, инициатива императора и патриарха Акакия, как стали в эту пору уже официально титуловать предстоятелей пяти первенствующих по диптиху Церквей, основана была на зыбкой почве и успехом не увенчалась. Результатом издания этого акта вместо преодоления разделений стало их умножение: появилась партия сторонников «Энотикона», навербованная из прежних диафизитов, вроде Акакия и преемника святителя Ювеналия Иерусалимского Анастасия, и монофизитов – Петра Монга Александрийского и Петра Гнафевса, или Сукновала, Антиохийского; последовательные халкидониты и монофизиты отвергли «Энотикон», так что составилось не три, как часто характеризуют сложившуюся ситуацию историки, а четыре партии: отвергшие «Энотикон» православные и монофизиты и принявшие его ради лояльности императору, но оставшиеся со своими прежними диафизитскими или монофизитскими убеждениями, склонные к беспринципным компромиссам «потаковники», как называли подобных им иерархов и других церковных деятелей в допетровской России.

В год издания «Энотикона» скончался православный патриарх Александрии Тимофей Салофакиил. После смерти Тимофея Элура, с 477 года, египетские монофизиты признавали своим предстоятелем его преемника Петра Монга, но он был неприемлем для православных диафизитов Египта, и они избрали своим предстоятелем эконома церкви святого Иоанна Александрийского Иоанна Талайу. Доверенное лицо нового Александрийского папы, явившись в Константинополь, допустило оплошность и вместо того, чтобы вручить известительную грамоту о поставлении Иоанна Талайи, отправилось из столицы империи сразу в Антиохию, где в то время находился влиятельный сановник Илл, назначенный магистром Востока и уже замышлявший мятеж против Зенона. Встретиться с Иллом представителю Иоанна Талайи рекомендовано было в Александрии, потому что его считали покровителем диафизитов. Патриарх Акакий был оскорблен тем, что его проигнорировал посланец новоизбранного папы Александрии, поэтому он пошел на признание умеренного монофизита Петра Монга, признавшего «Энотикон», законным предстоятелем Александрийской Церкви – в надежде, что ему удастся достичь примирения и восстановления единства Церкви Египта.

При этом, естественно, решено было пожертвовать Иоанном Талайем, который бежал в Рим и там получил поддержку. На запрос папы Римского Феликса, преемника скончавшегося в 483 году Симплиция, о том, действительно ли Акакий вступил в общение с монофизитом Петром Монгом, получен был утвердительный ответ. Реакцией на него стал созыв папой Феликсом III Собора в Риме, который 28 июля 484 года объявил о низложении патриарха Акакия, заодно с папскими легатами, отправленными в Константинополь для встречи с Акакием и императором Зеноном, которые, несмотря на данные им инструкции, сослужили в имперской столице с Акакием, внесшим в их присутствии в константинопольский диптих имя Петра Монга. Разрыв общения между Церквами Рима и Нового Рима продолжался 35 лет – с 484 по 519 год, и на Западе он получил название акакианской схизмы.

После смерти Акакия в 489 году на его место был поставлен Фраит, или Флаит, скончавшийся несколько месяцев спустя, и уже в 490 году столичную кафедру занял святой патриарх Евфимий, последовательный халкидонит. Определенным образом склонявшийся в монофизитскую сторону император Анастасий отправил его в 496 году в ссылку, но и его преемник Македоний тоже оказался приверженцем диафизитства. В 511 году он был низложен и отправлен в ссылку в Евхаит – город на черноморском побережье Понтийского диоцеза. На его место по указанию Анастасия был хиротонисан послушный императору Тимофей, приемлемый для местных монофизитов.

Между тем бурные события происходили после Халкидонского Собора и в Антиохии. Характеризуя религиозные настроения жителей Сирии, А.В. Карташев писал: «Здесь богословие эллинов в школе Антиохии было явлением “аристократическим”, не отражавшим вкусов масс. Носителями местного народного духа были монахи, а не епископы. В верхах епископата здесь господствовал образ мысли несторианский, а в низах – монофизитский. Тут веял дух восточного дуализма и спиритуализма. “Ревнители благочестия” находили миа физис более мистическим и более благочестивым лозунгом, чем дуо физис. Ни Павел Самосатский, ни ариане здесь не были популярны из-за их “нечестивого” уклона в отношении прославления Иисуса Христа. Поскольку здешним аскетам казалось, что правительство, Римская Церковь и Халкидонский Собор “несторианствуют”, постольку их ревность во славу Иисуса Христа считалась ими делом благочестия»[17] .

Монофизитство широко распространилось в Северной Месопотамии, но на защиту Православия встали тогда предстоятель Антиохийской Церкви Василий, сменивший в 455 году на этой кафедре Максима, а также имевшие огромный авторитет в народе знаменитые сирийские подвижники святые Симеон Столпник, Варадат и Иаков. Антихалкидонитов Сирии возглавил пресвитер из Халкидона Петр Гнафевс, что значит Сукновал, который, познакомившись с Зеноном, пользовался затем его покровительством: когда Зенон императором Львом был назначен магистром армии Востока, он пригласил священника халкидонской церкви во имя святой мученицы Вассы в Антиохию, где находилась его резиденция. В 469 году Петр Гнафевс при поддержке Зенона был поставлен на Антиохийский престол. Это он ввел в текст Трисвятого пререкаемое дополнение «распныйся за ны», распространившееся затем и в других Поместных Церквах. «Это было, – по словам А.В. Карташева, – заменой формулы “Бог пострадал”, намек на “единое естество”. Это “распныйся за ны” стало лозунгом, “военным кличем” монофизитства»[18] . Но в 471 году архиепископ Константинопольский Геннадий добился от императора Льва указа о его низложении и ссылке в египетский Оазис. Петр бежал из Оазиса и Египта и нашел убежище в константинопольском монастыре акимитов (неусыпающих). После захвата верховной власти узурпатором Василиском и издания им энциклики Гнафевс, популярный в среде монофизитов, был вновь поставлен на Антиохийскую кафедру, но падение Василиска в 476 году повлекло за собой устранение с кафедры Петра, репутация которого в глазах Зенона была подмочена тем, что во второй раз он занял Антиохийский престол как ставленник узурпатора. Его заковали в цепи и в таком виде отправили в ссылку в понтийский город Евхаит.

Православную общину Антиохии в эти бурные годы возглавляли последовательно архиепископы Василий, Акакий, Мартирий, Иулиан. После изгнания Гнафевса на Антиохийскую кафедру был поставлен Иоанн Кодонат, но пробыл он на ней всего три месяца, после чего ее занял халкидонит Стефан II, в монофизитской среде, естественно, считавшийся несторианином, и потом Стефан III – этих двух патриархов с одинаковыми именами, занимавших кафедру один следом за другим с 477 по 482 год, некоторые византийские историки, в частности Евагрий Схоластик и Иоанн Малала, принимают за одно лицо. В 482 году антиохийские монофизиты совершили злодеяние, убив Стефана III. Его же собственные клирики, как пишет Иоанн Малала, поразили его «заостренными камышовыми палками, когда он вышел за город в так называемые Варлаи на празднование Собора 40 святых, и тело его было сброшено в реку Оронт»[19] .

По указанию императора Зенона на его место был поставлен приверженец Халкидонского ороса Калландион, но после издания Зеноном «Энотикона» ему снова понадобился Сукновал. По словам историка-монофизита Иоанна Никиусского, «император вернул его в Антиохию, а Калландион, патриарх Антиохии, скрылся из страха быть убитым, так как он был халкидонитом, ведь (антиохийцы) прежде уже предали смерти патриарха Стефана, его предшественника»[20] . Вместе с Калландионом Антиохийским низложены были и другие епископы Сирии: Евсевий Самосатский, Мана Имерийский, Андрей Феодосиопольский и еще несколько архиереев, отказавшихся принять «Энотикон». Их обвинили в несторианстве, что на самом деле, вероятно, обозначало твердую приверженность православному диафизитству. Поставленный в третий раз на Антиохийскую кафедру в 484 году Петр Гнафевс из крайних монофизитов совершил дрейф в сторону компромиссного, умеренного монофизитства, благодаря чему он и понадобился Зенону, и подписал «Энотикон». На этот раз он занимал кафедру уже до самой смерти, последовавшей в 489 году. С 490 по 498 год Антиохийский престол занимал монофизит Палладий, но его преемник Флавиан II, подписавший «Энотикон», впоследствии перешел в стан твердых халкидонитов. Тогда на защиту монофизитов в Антиохию прибыл епископ Иерапольский Филоксен в сопровождении многих монахов. Антиохийские христиане вступились за своего патриарха. В городе начались потасовки, их жертвами пали несколько пришлых монахов. Император Анастасий обвинил в учиненных беспорядках патриарха Палладия и приказал его низложить, а на его место в 512 году был поставлен Севир, занимавший Антиохийский престол до смерти своего покровителя Анастасия и низложенный по указанию его преемника Юстина в 519 году.

Это был самый выдающийся богослов у монофизитов. Он родился в городе Писидийской провинции Созополе, получил образование в Александрии и Вирите (Бейруте), крещение принял в 488 году и затем постригся в монофизитском монастыре в Майюме близ палестинской Газы. Севир, ранее принимавший «Энотикон», позже отверг его ввиду его беспринципности. Но, будучи убежденным монофизитом и противником богословских компромиссов, он не принадлежал к партии крайних монофизитов. Севир развивал учение о единой сложной природе во Христе, причем, считал он, и по воплощении сохраняется различие между Божеством и человечеством. Низложенный при православном императоре Юстине с Антиохийского престола, Севир перебрался в Александрию, и там он в течение многих лет вел богословский спор с крайним монофизитом Юлианом Галикарнасским. В центре этого спора стоял вопрос о тленности или нетленности тела Христова. Юлиан придерживался мысли о его нетленности, тем самым фактически утверждая принципиальное отличие природы тела Христа от обычного человеческого тела. Севир, естественно, не считал, что тело Спасителя подверглось тлению, но – и в этом не отличаясь от православных диафизитов – писал, что по природе своей оно тленно. Исходя из идеи единосущия Христа всему человеческому роду, он находил мысли своего оппонента склоняющимися в сторону докетизма, ибо если тело Христово нетленно, то оно не единосущно нам, и следовательно, само страдание Христа носило иллюзорный характер. Впрочем, сам Юлиан также не отрицал единосущия Христа Адаму и всему роду человеческому и поэтому отвергал обвинения его в докетизме, но при последовательном развитии идеи о нетленности тела Христа логически неизбежным образом вытекали докетические заключения. Богословское направление Севира одержало победу в полемике, разгоревшейся внутри монофизитского лагеря, и поэтому позднейшее монофизитство, сохранившееся и до наших дней, носит более умеренный и трезвый характер, чем оно было в своих истоках, во всяком случае в сравнении с богословием Евтихия, Юлиана Галикарнасского и даже Диоскора.

(Окончание следует.)