Главная героиня фильма — бабушка Зина — живет в Евпатории, и после аннексии Крыма ей становится все сложнее поддерживать общение с родственниками, которые разбросаны по всему миру.

Трудно бабушке Зине и поддерживать общение со своими подругами и ровесницами. Некоторые называют ее «бандеровкой» за то, что Зина не признает приход России на полуостров и открыто говорит о своих проукраинских взглядах.

Родственники Зины все-таки собираются все вместе — они съезжаются в Крым с разных концов мира, чтобы отпраздновать 80-летие бабушки.

Почему Крым похож на Марс, изменилась ли Евпатория после аннексии в 2014-м и удалось ли бабушке Зине сохранить близкие отношения с родными ей людьми, в интервью НВ рассказывает внук той самой бабушки с Марса, белорусский режиссер Александр Михалкович.

— Как и когда к вам пришла идея снять такое кино? С чего все началось?

— Фиксировать события на маленькую handheld камеру я начал еще в 2013-ом году. Это должен был быть вступительный фильм в киношколу о том, как пожилой человек из другой эпохи будет осваивать Skype. Драма в фильме была очень простая — современные технологии должны были сократить дистанцию между близкими людьми, но на самом деле еще больше разделили нас.

Другие участницы не очень хотели сниматься. Но это было скорее кокетство, которое мне удавалось сломить своим напором

Так получилось, что во время начала съемок начался и Майдан, а потом случилась и аннексия Крыма. Я решил продолжить съемки и уже фиксировал каждый свой визит к бабушке и то, как простые люди проживают захлестнувшие их события. Но этот материал практически не вошел в фильм из-за стилистических различий — моя манера съемки очень сильно менялась. Из этого материала можно было сделать фильм, но он меня не устраивал по многим параметрам. Будем считать, что это был длительный период исследования темы.

Уже после окончания киношколы я решил начать проект с чистого листа. Вместе с профессиональным оператором и продюсером.

— Бабушка сразу согласилась на такую авантюру?

— Бабушка очень быстро привыкла и почти перестала реагировать на камеру и меня в роли оператора. Но это создавало определенную проблему — между мной и главной героиней отсутствовала дистанция. Бабушка все время говорила со мной, обращаясь к камере.

Если посмотреть на тот первый материал, там очень много поясных кадров, напоминающих по стилистике новостную передачу. Проблема решилась с приходом оператора — я ввел себя как героя в фильм и в нужные моменты сформировал дистанцию между мной и главной героиней.

— А другие героини?

— Другие участницы не очень хотели сниматься. Но это было скорее кокетство, которое мне удавалось сломить своим напором.

— Сколько длились съемки?

— Более основательно, т. е. с оператором я начал снимать уже в 2017-ом году. У нас было несколько съемочных периодов по десять дней.

Именно после аннексии Крыма [белорусская] власть осознала, что-то же самое может произойти и с Беларусью, и начала политику легкой либерализации

Но даже если мы были там десять дней, это не значит, что все десять дней что-то снимали. Бабушка уже довольно старая, она очень быстро уставала от нас и от камеры. Многие сцены, которые я планировал, так и не удалось снять. Было несколько похожих по тональности сцен, в которых все не мог сложиться тот магический момент документального кино. А всего с оператором мы отсняли около восьми часов материала для будущего фильма.

— В фильме ваши героини поют украинские народные песни, в частности, там часто звучит песня Несе Галя воду. Какой посыл вы хотели передать своему зрителю через украинские песни?

— В фильме бабушки поют разные [не только украинские] песни: Пісня про рушник, Айстри, Подмосковные Вечера и другие. А материал, который не вошел в фильм, содержит раз в пять больше песен и музыкальных композиций, наполняющих курортный город.

В тот момент, когда шли основные съемки, бабушки из-за политических разногласий уже почти не общались друг с другом. И единственная вещь, которая их объединяла, заставляла забывать обиды, это были песни, которые они вместе пели на протяжении своей долгой жизни. Также с помощью музыки я хотел нарисовать портрет курортного города, его жителей и приезжих.

В какой-то момент я понял, что мы снимаем не просто документальный фильм, а мюзикл.

— Помню, после аннексии Крыма в сети гуляло видео, на котором женщины радостно рассказывают, что « всегда хотели умереть в России». Много ли таких в Крыму сейчас на самом деле?

— Вряд ли я могу претендовать на статус источника реальных статистических данных. Это скорее мое оценочное суждение, базирующееся на моих ощущениях и наблюдениях.

Аннексия Крыма была совершена, я считаю, не столько российскими солдатами, сколько массированной пропагандистской бомбардировкой мозгов местного населения

С видеороликом, о котором вы говорите, я не знаком. В Крыму есть разные люди. Кто-то, услышав наш белорусский акцент на рынке, хотел звонить в ФСБ, посчитав, что мы «диверсанты, которые приехали с западной Украины».

Кто-то, устав от ожесточенных дискуссий и понимая собственное бессилие, предпочитает избегать разговоров о политике. И таких людей сейчас большинство. Кто-то откровенно рад сложившейся ситуации, считая, что теперь он живет лучше. А кто-то говорит что « при Украине было лучше», проклинает новые правила и порядки. Даже несколько дней назад, в маршрутке из Евпатории в Херсон со мной ехали все вышеперечисленные типажи.

Лично мне кажется, что на всем постсоветском пространстве живет огромный кластер людей, который до сих пор, даже в эру интернета, верит тому, что рассказывают по первому каналу российского телевидения.

Идеалы и картина мира этих людей очень легко моделируются средствами пропаганды. У них отсутствует критическое мышление. «Homo Soveticus» в терминологии нашего беларуского нобелевского лауреата Светланы Алексиевич. Да и аннексия Крыма была совершена, я считаю, не столько российскими солдатами, сколько массированной пропагандистской бомбардировкой мозгов местного населения.

— Изменилось ли как-то отношение людей к ситуации за эти годы? Скажем, многие ли из тех, кто раньше хвалил Россию и Путина, теперь стали думать иначе?

— Россия — страна с огромным финансовым ресурсом. И, действительно, ей удалось подкупить очень большое количество людей на начальном этапе с помощью увеличения пенсий и зарплат. Только кризис 2014-го года вернул все на круги своя.

— Вы бывали в Крыму и до аннексии, и после. Расскажите о своих ощущениях: как изменилась атмосфера?

— Да, я был в Крыму после аннексии. Я не ездил по городам Крыма, не знаю как обстоят дела там, но точно могу сказать: из Евпатории пропали все тусовщики и хиппи, которые приезжали на фестиваль электронной музыки Казантип. А вместе с ними пропала и атмосфера легкости и беззаботности, наполнявшая город.

Оставалось одно кафе в центре города, где до 2015-го года еще играла альтернативная попсе хаус-музыка. А уже летом 2016-го я увидел, что там поют шансон-песни в караоке. Рынок заставил владельцев адаптироваться под новых « отдыхающих».

У меня есть своя теория на этот счет — в Крым поехали 5 миллионов российских силовиков, у которых ограничен круг стран, где они могут проводить отпуск. И они начали формировать новый культурный слой на полуострове. Именно поэтому музыка мне показалась хорошим инструментом для того, чтобы нарисовать портрет изменившегося города. Но вы понимаете, все эти признаки, они очень тонкие. Вряд ли бы кто-то, кто приехал туда впервые, например из Сургута или Белой Церкви, заметил бы эти нюансы и перемены.

— В своем фильме вы говорите о Крыме как об отдельной планете вроде Марса. Какие обычаи на этой планете?

— Если мы предположим, что Украина — это центр солнечной системы, то есть, Солнце, то я предположу что Крым — это Марс, который сошел с орбиты и с каждым годом дальше и дальше отдаляется от Украины. Марс — это метафора о инопланетности жителей Крыма, о сдвиге парадигмы восприятия реальности.

Когда-то может наступить такая ситуация, что без скафандра на Марс будет невозможно попасть.

— Вы показали конфликт интересов: как некогда близкие люди становятся чужими друг другу на почве политических взглядов, отношения к конфликту. Много ли знаете таких семей, которые поссорились, перестали общаться друг с другом после аннексии именно из-за разных взглядов?

— Я когда-то учился в Москве, и у меня остались там знакомые и друзья. С некоторыми из них наши отношения охладели именно по этой причине. Я до сих пор помню, как в момент аннексии люди упивались силой и безнаказанностью за совершаемые их государством действия.

Если мы предположим, что Украина — это центр солнечной системы, то есть, Солнце, то я предположу что Крым — это Марс, который сошел с орбиты

В Беларуси во время начала конфликта на Донбассе общество поляризовалось, но не очень сильно. К сожалению, большинство по-прежнему подвержено влиянию российской пропаганды. Но именно после аннексии Крыма [белорусская] власть осознала, что-то же самое может произойти и с Беларусью, и начала политику легкой либерализации.

— Ждут ли выход фильма в Крыму? Вы уже показывали ленту самим героиням?

— В целом, конечно, маловероятно, что в Крыму такое кино могут где-то показать [на большом экране]. Там идет либо нейтральное, либо удовлетворяющее « политике партии» кино. Если рассмотреть крымские фестивали документального кино в качестве площадки для премьеры, считаю что они проводятся при участии властей, а значит там присутствует цензура.

Да и вообще, участие в них все адекватные режиссеры считают легитимизацией аннексии.

Что касается героинь: как я уже говорил, с большинством [бабушек] уже разорваны связи и контакта нет, даже через песни. Во время последней поездки я показал фильм своей бабушке и ее сестре. Им фильм понравился, но Зина прокомментировала: «Весь фильм ты рассказываешь закадровым голосом историю. А в конце, когда я остаюсь совсем одна, никак это не подчеркиваешь. Почему?». Видимо, придется теперь вносить изменения.

— В какой-то момент героиня вашего фильма задумывается о переезде из Крыма. Как закончилась эта история? Она переехала?

— Лучшая подруга бабушки Зины обвинила ее в колдовстве и перестала с ней общаться. Но мы же понимаем, что истинной причиной является не колдовство, а непримиримая проукраинская позиция моей бабушки.

В тот момент, когда шли основные съемки, бабушки из-за политических разногласий уже почти не общались друг с другом

Валя больше не приезжала из России, после юбилея они даже перестали созваниваться. Исчезли из поля зрения еще несколько подруг. Бабушка осталась сегодня совершенно одна, один на один со своими болезнями, эмоциональным опустошением и старостью.

Мне кажется, была пройдена какая-то точка невозврата, когда переезд становится физически невозможным для пожилого человека, привыкшего к своему ежедневному быту. Придется близким людям активизироваться и навещать ее чаще.