После Второй мировой войны, успешной борьбы Индии за независимость и подъема коммунистического Китая в международных организациях — ООН и особенно ЮНЕСКО – подул свежий ветер. И тогда же, в 1950-е годы, писатели и ученые советской Средней Азии получили уникальный шанс выйти на мировую арену. Вместе со своими коллегами из Индии они попытались «переключить» инфраструктуру ЮНЕСКО на новую программу, где на переднем плане было историческое единство народов Азии и Африки, независимое от современных политических границ и идеологических лагерей. Среднеазиатские интеллектуалы, утверждает историк Ханна Янсен (Hanna Jansen, Амстердамский университет), не просто работали на стратегию «мягкой силы» Никиты Хрущева, но вполне осознанно продвигали программу единства народов Азии и Африки. Судьбе этого проекта посвящено исследование Янсен Soviet «Afro-Asians» in UNESCO: Reorienting World History, недавно опубликованное в научном журнале Journal of World History.

Как все начиналось

При Иосифе Сталине среднеазиатские республики в других государствах Азии воспринимали как советские, «европейские» прежде всего, и на первую конференцию стран Азии и Африке в Бандунге (1955 год) их не позвали. Но потом, после сближения ССС с Индией Джавахарлала Неру и учитывая внимание Хрущева к «мягкой силе» (об этом «Фергана» недавно писала ), ситуация изменилась, и представители Средней Азии и Закавказья вполне самостоятельно представляли культуру и экономические достижения своих республик на международной арене. Главной площадкой для них стал Советский комитет солидарности стран Азии и Африки (СКССАА ), основанный в 1956 году.

Джавахарлал Неру. Фото Wikimedia Commons

Помимо международных культурных обменов, его члены работали еще и над научной программой — изучением и актуализацией культурного наследия народов Востока. В ту же цель била главная книга Неру «Открытие Индии», где индийский лидер провозгласил общее культурное наследие противоядием от религиозных и политических конфликтов (как, например, между индусами и мусульманами). При Сталине книгу Неру заклеймили бы как образчик буржуазного национализма, но в годы оттепели ее хвалили за гуманизм и яркий пример для всего Востока. И уже СКССАА нацелилась на ЮНЕСКО – критикуя эту организацию за европоцентризм, за численное превосходство европейских государств-участников, за невнимание к азиатским культурным достижениям. Критика возымела результат, и, когда ССС вступил в организацию, его представителя, востоковеда Александра Губера , включили в редколлегию многотомной «Интеллектуальной и научной истории человечества» — детища великого историка китайской науки Джозефа Нидэма . Нидэм и его коллеги пытались создать новый тип исторического описания, где главную роль играла бы не политика и не западные колонизаторы, а сложный анализ достижений восточных культур, описанных на равных с западной.

Помимо «Истории человечества», в те же годы под эгидой индийских интеллектуалов началась работа над еще одним амбициозным многотомником – «Историей Азии». Курировал его лично Джавахарлал Неру, а в редакционную коллегию вошло множество ученых со всего мира, в том числе известный британский историк Арнольд Тойнби и посол Индии во Франции Кавалам Мадхава Паниккар. Проект «Истории Азии» отличал демократический, инклюзивный подход – показать, что мировую цивилизацию создают не государства, а народы и связи между ними, культурная работа и интеллектуальные достижения независимых от властей групп. Азиатский континент выступал в качестве линзы, сквозь которую можно увидеть связи и пересечения между самыми разными трендами культурного развития.

Гафуров и большая стратегия таджиков

ССС активно подключился к этой программе переписывания истории – более демократичной и открыто отрицающей роль Запада как главного двигателя всемирной истории. Новым директором Института востоковедения АН ССС стал Бободжан Гафуров , бывший первый секретарь компартии Таджикистана – этим назначением Хрущев показал миру, что представители восточных народов в ССС могут сами определять научную повестку. В 1957 году Гафуров стал председателем советского комитета по связям между Востоком и Западом – а еще с ЮНЕСКО его связывала дружба с Мирзо Турсун-Заде , председателем советского Комитета солидарности стран Азии и Африки. Кроме того, Игорь Рейснер, член редколлегии «Истории Азии», был научным руководителем Гафурова еще в 1940-х годах.

Да и сами труды Гафурова были близки новым проектам ЮНЕСКО. Как историк, он сформировался в гуманистической традиции дореволюционного востоковедения. В его первой книге («История таджикского народа») классовой борьбе, экономическим конфликтам и другим обязательным для историка-марксиста сюжетам внимания уделялось значительно меньше, чем культурным связям и диалогу между странствующими суфиями, мусульманскими придворными поэтами и торговцами. Более того, с самого начала своей академической карьеры Гафуров критиковал западные концепции истории, подчеркивая необходимость открыть миру прошлое таджикского народа, «народа без истории», игнорируемого «буржуазными историками». Как и Неру в «Открытии Индии», Гафуров утверждал, что «История таджикского народа» докажет всему миру, что народы Центральной Азии внесли свой вклад в сокровищницу человеческой культуры.

Бободжан Гафуров. Фото с сайта Asiaplustj.info

Итак, к середине пятидесятых ЮНЕСКО, ее культурные программы и книжные проекты стали стратегическим ресурсом для многих политиков. Идеология единства народов Азии и Африки помогала Неру бороться с конфликтом между мусульманами и индуистами в независимой Индии, а Гафурову – поднимать статус таджикского народа, который представлялся не бедным обитателем маленькой горной республики, а ключевым элементом истории и культуры Востока. Более конкретные задачи решал советский генсек Хрущев: любая публичная деятельность выходцев из Центральной Азии на мировой арене играла в пользу его проекта «поворота к Востоку», дипломатического сближения с новыми независимыми государствами Азии и Африки.

Но и представители советских республик активно тянули одеяло на себя, перекраивая повестку СКССАА. Янсен подробно пишет о дискуссиях на встрече президиума организации в ноябре 1956 года. Казахский писатель Мухтар Ауэзов предложил проводить конференции афро-азиатской солидарности в республиканских столицах, а также больше рассказывать про среднеазиатские республики в советских СМИ. Возник запрос на трансграничные связи, вопреки фундаментальному советскому страху перед шпионами и разлагающим влиянием буржуазных стран: грузинский режиссер Акакий Хорава указал на важность связей между грузинами-мусульманами Грузии, Ирана и Турции, а президент туркменской Академии наук Таган Бердыев заявил, что туркмены Ирака, Ирана и Турции помогут ССС установить прочные связи с прогрессивной интеллигенции этих стран.

Историк подчеркивает, что для членов СКССАА международная солидарность и межкультурные контакты были не абстрактными лозунгами, а отражением их реального жизненного опыта. Детство Гафурова и Турсун-Заде прошло в многоязычной и многонациональной среде, еще не разделенной на отдельные республики, «узбекскую» и «таджикскую». Немаловажную роль сыграло и их исламское образование – ислам не как фанатичная религиозная традиция, а как фундамент объединяющей народы культуры. В исторической концепции Гафурова суфийская поэзия и вообще исламская литература объединяла разобщенные войнами и политиками народы Востока.

Кульминацией «союза» ЮНЕСКО, Кремля и центральноазиатских элит стала Конференция писателей стран Азии и Африки в Ташкенте (октябрь 1958 года). Выбор места — не Москва, а столица «советского Востока» — тоже работал на пользу местной интеллигенции, демонстрируя всему миру, что деколонизация и модернизация возможна и при социалистическом пути развития. Открывая конференцию, первый секретарь компартии Узбекистана Нуритдин Мухитдинов призвал писателей не забывать о многовековом общем наследии культуры и истории. Это не было исключительно советской пропагандой: приветствие съезду прислал бирманский лидер У Ну, далекий от коммунизма. У Ну выступил в русле той же идеологии: гуманизм и общее духовное наследие народов Азии позволит им, сбросив иго колонизаторов, не погрузиться в романтическое увлечение доколониальным прошлым, но начать быструю модернизацию.

Конец глобального проекта

Культурно-идеологическая программа Гафурова, Турсун-Заде и Неру, конечно же, встречала противодействие. Компартия Китая и лично председатель Мао отвергали идеи «духовного единства народов Азии» как противоречащие социализму и прикрытие для советского империализма. Африканские делегаты из Организации солидарности народов Азии и Африки тоже ругались на культурные проекты – надо не о гуманизме и литературе думать, а бороться за независимость все еще страдающих под властью колонизаторов народов.

Однако похоронили проект не эти политические выпады, а постепенная эволюция интеллектуального климата ЮНЕСКО. Глобальный, универсалистский замах «Истории человечества» или «Истории Азии» выходил из моды. В 1958 году Гафуров разослал по разным отделам ЮНЕСКО серию писем, призывая уделять больше внимания трудам современных писателей «Востока», — например того же Мухтара Ауэзова. Идея единого «Востока», где индийцы присутствуют наряду с советскими казахами, не вписывалась в логику ооновской бюрократии. Гафурову предлагалось обратиться за помощью к конкретным государствам и их культурным программам.

В науке того времени также укреплялась идея о том, что «Восток» и даже «Азия» слишком аморфные и абстрактные объекты, а исследовать можно только конкретные страны и регионы. Скоро и Неру оттеснили от власти в правящей партии Индии, а ее конфликт с Китаем в 1962 году и последовавшее за этим сближение с Западом окончательно отправили в архив проект революционной культуры Азии и Африки. «История Азии» так и не была напечатана. Гафуров и другие среднеазиатские деятели никуда не делись из многочисленных советских комитетов, но реализовывать глобальные проекты они уже не стремились.