Поэту и прозаику Николаю Некрасову 10 декабря исполнилось 200 лет. По просьбе «Медузы» кандидат филологических наук и специалист по истории русской литературы XIX века Татьяна Трофимова изучила отзывы современных читателей к текстам классика и объяснила, почему стихи Некрасова так волнуют читателей и сегодня.

Нравится ли вам Некрасов? «Талантище непомерного масштаба. А его произведения — одни из самых совершенных во всей русской литературе». «Все противно: начиная от сознательного превращения литературы в лубок, заканчивая приторным березовым патриотизмом и ведрами слез по крестьянам». Примерно так выглядят отзывы современных читателей — школьников и взрослых — о текстах поэта. Удивительно, что за полтора века в этой оценке мало что изменилось: что тогда, что сейчас отзывы отличаются изрядной экспрессией в диапазоне от восторженной любви до глубочайшего отторжения. 

Современная Некрасову критика считала, что в его случае на восприятие сильно влияет злободневное содержание — и в перспективе оно работает против поэта. Как только поднятые им темы перестанут волновать, так сразу он будет забыт. Тем не менее, сегодня мы далеки от забвения Некрасова и продолжаем биться о все те же острые края его творчества, что и современники. Большой соблазн — в обход исторического прогресса сказать, что просто в России мало что изменилось и мы продолжаем жить с повесткой полуторавековой давности. Но, кажется, в случае Некрасова дело все же не столько в тех вопросах, которые он поднимает, сколько в той реакции, которую они в нас вызывают.

Самый очевидный острый край поэзии Некрасова — ее форма. Так все-таки «одни из самых совершенных произведений» или «превращение в лубок»? На самом деле, поэтический стиль Некрасова очень варьируется, и многие его тексты неискушенные читатели едва ли даже опознают, покажи им их без подписи. По этому поводу критик Александр Дружинин рассказывал историю, как собравшиеся на квартире Некрасова литераторы не узнали в нем анонимного автора стихотворения «Когда из мрака заблужденья…» и были готовы приписать текст чуть ли не Пушкину. И хотя достоверность этой истории у современных ученых вызывает сомнение, доля правды заключается в том, что поэтические возможности Некрасова были действительно широки.

Но вспоминаем мы сразу вполне определенные его тексты — почти эпические полотна, со своеобразным песенным ритмом, полные просторечий, диалектизмов и плещущихся через край страданий народных. Пиковым воплощением этого стиля можно назвать поэму «Кому на Руси жить хорошо». В общем-то эти тексты принесли Некрасову настоящую славу — и они же продолжают вызывать сегодня самую бурную реакцию.

Этот стиль был создан Некрасовым сознательно. Для него он виртуозно сворачивал абсолютно повседневно звучащие фразы в стихотворные строки и наполнял поэтические тексты сюжетами, куда больше подходящими для прозы, — о тяжелой доле строителей железной дороги, о поездке вслед за декабристами в Сибирь их жен, о повседневной суете вкупе со страданиями, разворачивающейся у парадного подъезда богатого вельможи.

Интуитивно кажется, что это стремительное сокращение дистанции между поэзией и реальностью было предпринято преимущественно для того, чтобы сделать поэзию более доступной — понятным языком рассказывать о понятных проблемах. Но, судя по характеру работы Некрасова с черновиками, куда больше его заботило создание идеального сплава содержания и формы, с максимально точным схождением слов, интонаций и образов — именно таким языком рассказать именно о таких проблемах, не просто констатировать, а побудить к действию.

«Много боли, печали. Но сквозь эту боль явственно видна любовь к русскому народу, к России. И сожаление о тяжести жизни простых людей», — это современное восприятие Некрасова тоже претерпело за полтора века мало изменений. Певец народных страданий — буквально личный бренд Некрасова. Принято считать, что неравнодушие поэта к народу берется из его детства, когда в бытность отца ему пришлось наблюдать много картин народного горя.

Так же много свидетельств того, что Некрасов писал с реальности, и таким образом родились и знаменитые «Размышления у парадного подъезда», и «На Волге», и «Коробейники». Но думать, что страдания народа свободно перетекали в его тексты, а по ним можно изучить положение народа в то время, было бы, конечно, слишком смело. Некрасов много работал с фольклорными источниками, выуживал оттуда самые пронзительные формулировки и в процессе изрядно сгущал краски. Его народ, конечно, имеет отношение к реальности, но к реальности, очень специально отфильтрованной.

Исследователи творчества Некрасова не раз замечали, что его герои не очень-то типичны, если думать о них как о характерных персонажах из народа. В пореформенной ситуации 1860-х крестьяне, ярко демонстрирующие лидерские качества и уверенно произносящие политически окрашенные речи перед толпой, едва ли существовали. Конечно, осторожные советские ученые отмечали, что Некрасов предчувствовал появление этого типажа, поскольку почва была подготовлена. Но с таким же основанием можно сказать, что эту почву он сам и готовил. После отмены крепостного права в 1861 году — реформы, результатами которой в итоге не был доволен никто, после подъема революционных настроений как в обществе в целом, так и журнале «Современник» Некрасова в частности, его задача как гражданского поэта была живописать не просто страдания народа, а страдания великого народа, в котором заложено столько широты души, таланта, умений и сил и который так несправедливо подавляется. Это конструкт рождался из соединения стиля и образов и должен был творить реальность — вызывать яркие эмоции, задевать за живое, указывать на революционный потенциал народа и вдохновлять на борьбу за этот народ.

Вопрос, который при этом с определенного момента не давал покоя современникам Некрасова, — насколько тот был искренен в этом своем запале и сострадании народу. И это еще один острый угол, возникающий на пересечении личности Некрасова и его поэзии.

Некрасов жил довольно широко: снимал огромную роскошную квартиру на Литейном, азартно играл в карты, любил охоту с собаками, водил знакомства с крайне высокопоставленными людьми, владел бывшим имением Голицыных Карабихой и винокуренным заводом неподалеку — и выходит, что одной рукой сострадал пьющему с горя народу, но другой подталкивал его к еще большему страданию. А Фет однажды не удержался от замечания, что тот самый Некрасов, который с возмущением пишет стихотворение «Карета» о том, как знатные люди набивают на запятки экипажей гвозди, чтобы не катались мальчишки, и калечат их, сам ездит в таком.

Это расхождение реального человека и созданного им образа, возможно, было трудно осознавать, учитывая недавний опыт поэтов-романтиков, наоборот, тяготевших к жизнетворчеству в соответствие с романтическим каноном. Но эта двойственность никак не укладывается в голове и у гораздо более искушенных нас — поток разоблачения мифов, открытия неизвестных сторон личности и позабытой противоречивой информации о Некрасове в последние годы не иссякает.

Несмотря на то, что чем дальше, тем больше у нас объяснений, сглаживания острых углов не происходит. И писать Некрасов умел по-разному, и образ певца народных страданий имел вполне утилитарный смысл, и требовать от автора полного совпадения с лирическим героем тоже было бы странно. Легко понять, почему это — как сказали бы сегодня — триггерило современников Некрасова. Все это были больные для них темы: назначение поэзии и литературы, полукрепостное положение народа после освобождения, неравное сословное устройство общества. Почему это продолжает триггерить нас — уже не так очевидно. Все-таки крепостного права нет, народ имеет куда больше выбора в том, как жить, задачи разжечь революционный потенциал в отношении него нет, и разве что литература и поэзия все еще со своими вечными вопросами. И все же самый легкий способ описать ощущения от чтения поэзии Некрасова оказывается таким: «Вот так прочтешь и поймешь — за века ничего, увы, не изменилось».

Сегодня чтение поэзии Некрасова — это только с одной стороны погружение в исторические реалии, с другой же — вполне актуальная самодиагностика, распознание, где что болит. «Крепостные? Да у нас почти вся страна крепостные, вынужденные работать по восемь часов в день, пять дней в неделю», — так отзывается, видимо, неудовлетворенность той работой, за которую взялся, и непризнание заслуг. Изображение тяжелой женской доли будит недовольство качеством жизни, замешанное на социальном неравенстве: «эти главы стоило бы время от времени перечитывать дамочкам, изможденным вечными депрессиями и томными вздыханиями». Одновременно производятся попытки собрать по крупицам такую проблематичную сегодня коллективную идентичность: «надо гордиться тем, что уже есть, а именно нашим гордым русским народом, нашими чертами характера. Кто, как не мы, можем выжить в любых условиях, при любой погоде? У кого, как не у нас, сердце чисто и душа больна? У кого, как не у нас, есть дух, который нам помогает держаться вместе?» И среди всех этих отзывов редкие недоумения, почему все так эмоционально реагируют — ставят низкие оценки, восторгаются? Видимо, от людей, которых просто ничего в данный момент не беспокоит, кроме необходимости выполнить школьное домашнее задание.

Некрасов создал слишком сложный конструкт для того, чтобы он описывал лишь злободневную актуальность и спустя полтора века стал исключительно пособием по жизни крестьянства середины XIX века. Его образы, затрагивающие эпическое и внеисторическое представление о народе, попадают в гораздо более глубокую цель — задают каждому конкретному человеку вопрос, как он себя ощущает в предлагаемых ему социальных обстоятельствах, доволен ли он своей жизнью, своими действиями, своим выбором.

И если человек чувствует себя крепостным в России XXI века, остро реагирует на социальное неравенство и строит свою идентичность через обращение к стилизованному представлению о народе, это в общем не про качество поэзии Некрасова. «Лубок» или «одни из самых совершенных произведений» в русской литературе — вопрос, тут мало влияющий на суть дела. За этими отторжением и восхищением скрывается более широкий спектр эмоций, способных рассказать нам куда больше о нас, чем о Некрасове. Что до самого Некрасова, то забвение, которое ему предрекали, по-прежнему бесконечно далеко от него.

10 декабря библиотека имени Некрасова в Москве при поддержке театра «Современник» проведет читку текстов Некрасова. Трансляция читки пройдет во «ВКонтакте».