При правлении императрицы Екатерины Второй казаков пытались превратить в послушный винтик имперской военной машины. «Под раздачу» попали и донские, и яицкие (за поддержку Е. Пугачева; их даже переименовали в «уральских») казаки — но Запорожская Сечь пострадала более всего.
4 июня 1775 г., когда большинство запорожцев уже разошлись по зимовникам, российские войска под командованием «новосерба» генерал-поручика П.Текели захватили и сравняли с землей Сечь, а войсковые клейноды были конфискованы. При этом арестована была казацкая старшина: кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский, генеральный писарь Иван Глоба и войсковой судья Павел Головатый. Калнышевский отказался от вооруженного сопротивления, к чему призвал и запорожцев, но это его не спасло. (Тут надо сказать, что инициатива в деле уничтожения Сечи принадлежала фавориту Екатерины светлейшему князю Потемкину. Он же позднее инициировал заключение Калнышевского в Соловецкий монастырь.) А 3-го августа того же года (т. е. задним числом!) Манифестом «Об уничтожении Запорожской Сечи и причислении оной к Малороссийской губернии» ликвидация Сечи была законодательно оформлена.
В чем же была причина сей императорской опалы?
Одни историки говорят о том, что казачество, мол, выродилось, как явление, что его боеспособность была очень низка, что нужда в Сечи как пограничной охраны после присоединения Крымского ханства отпала и т. д. и т. п.
Эти аргументы не выдерживают серьезной критики, ибо сама Екатерина в своем же Манифесте не только не умаляла воинских заслуг Запорожцев, но и признавала, что «… немалая же часть запорожского войска в минувшую ныне сколь славную, столь и счастливую войну с Портой Оттоманской, показала при армиях наших отличные опыты мужества и храбрости».
Хотя Запорожское войско и было специфическим родом войск, его неумение сражаться строем никак не делало его «отсталым» — в конце-концов, и артиллерия никогда строем в атаку не ходила, но никто же ее не упразднял. Более того, уже через четыре года после «упразднения» российские власти, обеспокоенные напряженностью на границе, начали в спешном порядке восстанавливать запорожское казачество — сначала под видом «Войска верных казаков», а после — «Черноморского казачьего войска» и, наконец, Кубанского казачьего войска.
Черноморцы-запорожцы отличились при штурмах Азова, Очакова, Измаила, Хаджибея. Генерал Иосиф де Рибас, который командовал взятием Хаджибейской крепости, писал, что «…россияне впервые утвердились в Хаджибее, который вскоре Одессой, под топот запорожского гопака». Кстати, среди первой тысячи православных переселенцев в Хаджибей-Одессу 600 человек были казаками-черноморцами, а основу первой одесской флотилии составили 12 казацких чаек. А Суворов после взятия Измаила лично наградил ВСЕХ казацких старшин золотыми медальонами «За отличную храбрость» и «Измаил взят декабря 11-го 1790», а пятистам (!) из них еще присвоил внеочередные офицерские звания.
То есть, сама потребность в казачьем войске в связи с аннексией Крыма совсем не исчезла — тем более, что присоединение Крыма произошло спустя 8 лет после уничтожения Сечи. Если бы действительно нужда в казаках как пограничной страже в связи с присоединением Крыма, отпала, то царскому правительству следовало бы упразднить и Войско Донское — но этого не случилось, даже когда донское казачество оказалось чуть ли не в центре империи.
Другие историки в качестве основной причины уничтожения Сечи называют неверие царского правительства в лояльность казаков. Однако ситуация 1775 г. нисколько не говорила о нелояльности запорожцев — наоборот, они всячески демонстрировали свои верноподданнические чувства. И это на фоне восстания Е.Пугачева! Запорожцы восстание сие не поддержали — в отличие от казаков яицких. Но странное дело — «упразднили» все-таки запорожское, а не яицкое казачество!
Сама Екатерина в Манифесте указывала на основную провинность запорожцев: построение «…посреди Отечества области совершенно независимой под собственным неистовым управлением». Многие украинские историки именно в этом видят главную — национальную! — причину уничтожения Сечи: мол, это было уничтожение последних атрибутов украинской независимости.
Однако и это вполне не объясняет ни жестокости, ни радикальности предпринятых правительством мер. Если уж императрицу так раздражало «неистовое управление», то почему не было упразднено ни Войско Донское, ни мятежное Яицкое казачество? Да, донцы и уральцы лишились права выбирать себе начальников, над ними был усилен госконтроль — но определенные атрибуты автономии (станичное самоуправление) и казачий строй никто не упразднял. И неужели запорожские казаки на своих «радах» или «колах» были более «неистовы», чем донцы или уральцы?
Словом, все ранее высказанные аргументы не дают убедительного и ясного ответа на вопрос: так почему же была уничтожена Запорожская Сечь, и почему только она одна?
Чтобы ответить на него, стоит посмотреть на этот вопрос под несколько другим углом зрения.
***
Так называемая Новая (Последняя) Сечь на реке Пидпильной на момент упразднения переживала период своего расцвета. Вообще, вся история Сечи с момента восстановления и до 1761 г. называется историками «золотым веком запорожского казачества». Императрица Елизавета Петровна благоволила малороссийским казакам вообще, и запорожским в частности. Не в последнюю очередь это было связано с тем, что морганатический супруг императрицы, Алексей Разумовский, был из малороссийских казаков.
Запорожцам вернули их земли и многие их права, и сразу ж после русско-турецкой войны 1735-39 г. г. на Запорожье начался хозяйственный бум. Татарские набеги на ту пору попритихли, что сильно способствовало экономическому подъему. К традиционным промыслам и ремеслам — охоте (прежде всего на лис и волков) и рыбалке — добавилось земледелие и животноводство. Не то чтобы казаки раньше не сеяли хлеб, или не выращивали овец — но не в таких же маштабах!
А богатые украинские черноземы даже без особого ухода давали урожай сам-10 и даже сам-12 (в то время как в центральной России брали сам-4, сам-5), и если раньше казаки выращивали хлеб только для прокорма (а то и вовсе не выращивали, получая хлеб по обмену), то сейчас стали растить и на продажу. На Сечь стало убегать все больше крестьян из Левобережной Украины, и, по старому праву, выдачи беглых с Сечи не было. Беглые поселялись в зимовниках (хуторах), нанимались к казакам в батраки или пастухи, а там и сами обзаводились хозяйством, основывали новые села. Всего же на территории Сечи и принадлежащих ей паланок (по общей площади сопоставимой с современной Швейцарией), на момент «упразднения» в 7600 населенных пунктах (местечках, селах, слободах, зимовниках и хуторах) проживало около 100 тыс.человек, что по тем временам было немало. В общем, Сечь становилась житницей империи (правда, не успела ею стать).
Еще больше росло животноводство, которое казаки переняли у татар. Число голов крупного рогатого скота шло на тысячи, овец — на сотни тысяч, а казацкая старшина к тому же владела многими табунами лошадей. За казацкими лошадками в Сечь приезжали даже европейские ремонтиры. Так, только один П. Калнышевский и только в 1774 г. продал в Италию (!) около 12 тысяч лошадей (!). А после его ареста только на его зимовнике на реке Каменке было описано (не считая прочего): 639 лошадей, 9 буйволов, 1076 голов прочего крупного рогатого скота, 14045 овец и коз, 106 свиней и 5 ослов. У генерального писаря И. Глобы живности было поменьше: в опись внесли «только» 336 лошадей, 889 голов крупного рогатого скота, 12463 овец и коз, 86 свиней.
Да и у других запорожцев лошадей хватало. Так, во время одного набега татары увели у знатного запорожца Опанаса Ковпака 7000 лошадей. А английский путешественник К. Рондо утверждал, что у подавляющего числа запорожцев в то время было от 10 до 20 лошадей.
Но и конезаводческий промысел запорожцев бледнел по сравнению с рыбным и соляным. Запорожцы в мирное время добывали огромное количество рыбы, рыбача сетями от порогов до Днепровского лимана. Ловили как пресноводную рыбу, так и морскую: карпа, леща, судака, щуку, тарань, окуня, белугу, осетра, сома, камбалу, сельдь и прочую. Рыбу продавали свежей, но чаще солили или вялили на продажу. Поэтому запорожцам нужно было много соли, которую они покупали в Крыму (но чаще привозили контрабандно). В результате только соляных и рыбных обозов из Запорожья на Левобережную Украину уходило где-то полторы тысячи. Но при этом запорожцы пытались провезти это беспошлинно, пользуясь своими давними правами. Так, в 1755 г. они просили гетмана пропустить из Сечи «без мыта» 1500 возов с рыбой, 2000 возов с солью, тысячу лошадей, тысячу коров и проч.
В общем, на Сечи хозяйственная жизнь била ключом, запорожцы жили в целом зажиточно, даже богато. Но эта их привольная жизнь начинала раздражать сильных мира сего…
***
В аллеях Царского села…
Старушка милая жила
Приятно и немного блудно,
Вольтеру первый друг была,
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судно.
С тех пор мгла.
Россия, бедная держава,
Твоя удавленная слава
С Екатериной умерла.
Эти стихи русского поэта А. С. Пушкина как нельзя полнее и в то же время лаконичнее описывают правление Софии Августы Фредерики Ангальдт-Цербстской (иначе именуемой Екатериной Второй) на российском императорском престоле.
Но чтобы жить «приятно и немного блудно», требовались средства, и средства немалые.
Подсчитано, что подарки лишь 11 главным фаворитам Екатерины и расходы на их содержание составили в общей сложности 92820 тыс. рублей, что в несколько раз превышало размер годовых расходов государственного бюджета и было сопоставимо с суммой внешнего и внутреннего долга Российской империи, образовавшегося к концу её царствования.
Помимо самих фаворитов, щедрость императрицы поистине не знала границ и в отношении различных лиц, приближенных ко двору, их родственников, иностранных аристократов и т. д. и т. п. К примеру, на содержание племянницы Григория Потемкина ассигновалось ежегодно около 100 тыс. рублей, а на ее свадьбу Екатерина подарила 1 миллион рублей. А в течение своего царствования «милая старушка» раздарила в общей сложности более 800 тыс. крестьян.
За чей счет был этот банкет жизни?
Средства были изысканы в результате (указ 26 февраля 1764 г.) секуляризации (читай — реквизиции) церковных имений, давшей казне, как писал историк В. О. Ключевский, «…только в пределах Великороссии 890 тыс. руб. чистого дохода за штатными расходами на церковные и благотворительные учреждения». Тех же церковников, что посмели возражать, императрица приказала заточить в монастырях.
Но к 1775 г. вследствие постоянных войн, подавления бунтов типа пугачевского, а также неумеренной траты на содержание двора Е.И.В., в казне образовалась такая брешь, которую никакими церковными доходами перекрыть было нельзя. Правда, была надежда, что необходимые средства даст победоносная война с Турцией — но османы предпочли отделаться территориальными уступками, отдав огромные территории — разоренные войной, и которые еще надо было обустраивать.
Вот тут то, видимо, Екатерине II вспомнился опыт французского короля Филиппа IV Красивого, который, покусившись на добро рыцарей-тамплиеров, огульно обвинил тех в ереси и колдовстве, и под шумок конфисковал их имения…
Приблизительно пяти тысячам казаков удалось бежать от расправы в турецкие(!) владения — но на территории Сечи жило к тому времени до 100 тысяч человек, и им убежать не удалось. Земли Сечи были аннексированы и поделены примерно поровну — половину отдали российским помещикам (часто при этом превращая не только крестьян, но и казаков в крепостных); другая половина досталась колонистам — немцам и сербам (как с грустью писал позже Т. Г. Шевченко, «…на Сечи же мудрый немец картошечку садит»). Следует сказать, что новым хозяевам достались не только плодородные, но и в значительной степени обустроенные земли — с прямоезжими дорогами, колодцами, паромными переправами, ветряными и водяными мельницами.
Лично сама императрица также не осталась в накладе — ведь ей удалось в итоге увеличить соляной сбор, средства от которого направлялись на её «комнатное содержание» (общая сумма соляного сбора — до 1 млн.рублей).
Судьба же П. Калнышевского оказалась незавидной. Как бы сказали ныне, он «пошел Ходором». Бывший генерал-лейтенант российской армии был без суда и следствия (и даже внятно сформулированного обвинения) сослан в Соловецкий монастырь, где содержался в каменном «мешке», и на Божий свет его выводили лишь три раза в год: на Пасху, Преображение и Рождество. Лишь в 1801 г. он по указу Александра I, был освобожден, но предпочел остаться в обители, где и умер в 1803 г. в возрасте 112 лет (!).
Такая же участь постигла других запорожских олигархов — Ивана Глобу и Павла Головатого. Их имения были конфискованы, а сами они окончили дни в сибирских монастырях.
Подводя итоги, следует отметить, что истинной причиной уничтожения Запорожской Сечи была алчность петербургского двора, и вся вина запорожцев была виной козленка из известной басни Крылова: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…».