30.12.2020
Владимир Мацкевич, философ и методолог
Думать Беларусь
Как и кем создавалась научная картина мира, за что и с кем боролись и воевали ее создатели?
Подписывайтесь на наш Telegram-канал «Думаць Беларусь»!
Читайте начало:
* * *
Часть 13
29 декабря 2020 года
Наука создала свою картину мира, и эта картина мира стала доминирующей в европейской цивилизации с XVIII века. Но создавалась она в XVII веке.
А что было до того? С какой картиной мира жили европейцы до XVII века?
Из школьных учебников все знают о противопоставлении науки и религии и борьбе между ними. Это так долго и прочно вбивается в головы школяров с детского сада до университета, что кажется общеизвестным и не вызывающим сомнений. Причем так думают и многие адепты религий, и почти все сторонники науки.
Но это не совсем так. Мировоззренческая интеллектуальная борьба за научную картину мира начиналась вовсе не с религией.
Борьба с религией велась за контроль над процессами образования, т.е. это социальная борьба, в которой интеллектуальные построения — всего лишь инструмент и ресурс. И развернулась эта борьба уже в XVIII веке, когда научная картина мира в целом была сконструирована и описана и потребовалось сделать научную картину мира содержанием образования, сначала университетского, затем и школьного. Об этом я расскажу в следующей части.
А пока необходимо вернуться на век назад и разобраться с тем, как и кем создавалась научная картина мира, за что и с кем боролись и воевали ее создатели в XVII столетии.
Я просто напомню, что Френсис Бэкон не писал новую Библию, в 1620 году он написал «Новый Органон» (“Novum Organum scientiarum”), т.е. новый метод или инструментарий наук.
А что такое старый? Это шесть книг Аристотеля, собранные в один блок Андроником Родосским. В этих книгах излагался дедуктивный метод рассуждения и познания, которому Бэкон противопоставил свой индуктивный и эмпирический метод.
То есть, спорил и воевал Бэкон не с религией, а с Аристотелем.
Ученые, мыслители, философы всегда спорили друг с другом и опровергали друг друга. Может быть, противопоставление своего бэконовского «Органона» аристотелевскому — обычная критика философами друг друга?
Нет, это нечто большее.
В «Новом Органоне» Френсис Бэкон объявил о своем грандиозном замысле — Instauratio Magna . Иногда на русский язык это переводится словами: «Великое возрождение наук». Но точнее все же передавать Instauratio словом «установление» или «учреждение». И по контексту так будет ближе к замыслу.
И начал это учреждение Бэкон несколько раньше, в 1605 году написав: “The Twoo Bookes of Francis Bacon of the Proficience and Advancement of Learning, Divine and Humane” (ничто человеческое и божественное ему не мешало).
Дальше Бэкон собирался пройти весь путь, проложенный Аристотелем, изложить свои знания о природе. То есть, противопоставить тем знаниям Аристотеля, которые Андроник Родосский собрал в блок τὰ φυσικά , свою эмпирическую физику. Дошло бы дело и до метафизики μετὰ τὰ φυσικά , но не успел.
Бэкон продекларировал замену Аристотелевой картины мира на некую новую, научную, которую еще только предстоит построить (или нарисовать). После него за это дело взялся Галилео Галилей в книге «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению». Здесь не только доказывается ошибочность аристотелевского представления о свободном падении тел, согласно которому скорость падения зависит от тяжести или массы тела, но и разбивается в пух и прах способ и метод аристотелевского доказательства.
Галилей не боролся ни с религией, ни с католической церковью, он оспаривал подход и аристотелевскую физику с механикой. Но церковь боролась с Галилеем. Хоть не по поводу механики, а из-за гелиоцентрической системы.
Зачем католической церкви защищать язычника Аристотеля?
Дело в том, что картина мира и подход Аристотеля открывали дорогу теоцентрической картине мира.
Аристотель искал смысл в явлениях природы и объяснял эти явления привлекая категории «цель», «предназначения», «перводвигатель». В корпус его книг по физике (τὰ φυσικά ) входили книги «О душе», «О сновидениях», «О толковании сновидений» и все такое. То есть, он не только рассуждал о том, что не дано в ощущениях, он строил метод познания, который напрямую приводил к участию в материальных явлениях нематериальных причин и целей.
На основе этого аристотелевского метода теологи строили свои доказательства и, развивая аристотелевские представления о мире, строили теоцентрическую картину мира. Особенно преуспел в этом Фома Аквинский, который довел аристотелевскую картину мира до совершенства.
Галилей убедительно показал, что рассуждения по методу Аристотеля не только не дают достоверных знаний о природе, но прямо ведут к ошибкам и заблуждениям.
Бог с ним с Богом, полагал Галилей, но к природе ничто божественное отношения не имеет. Природа живет по своим законам, и эти законы предстоит открыть. А Аристотель препятствует этим открытиям.
Сам Галилей не так уж много открыл, Бэкон еще меньше. Но основные принципы они уже понимали, заложили новый подход к познанию природы, создали новую науку, которую Рэндалл Коллинз назвал «наукой быстрых открытий», чтобы не путать с тем, что раньше называли науками.
В новой науке всё другое.
И сам объект/предмет совершенно другой.
Основные положения научной картины мира касаются ее объекта — мира природы. Не природы вещей, т.е. скрытой сущности вещей. Эту сущность надо искать, и наука этим занимается. Но сначала наука постулирует главные аксиомы:
- Мир — это природа
- Природа материальна, она есть то, что дано в ощущениях, доступно восприятию.
- Природа является причиной самое себя, никем не создана, поэтому в ней нет цели, назначения, смысла.
- В природе всё со всем связано, но это функциональные связи между вещами и явлениями, в них нет никакого назначения (что для чего, зачем то или иное), но есть зависимость одних вещей и явлений от других.
- Зависимость вещей и явлений может быть только причинной. Одни явления становятся причинами, другие — следствиями в функциональных связях и отношениях. Причины и следствия.
- Установление причинно-следственных зависимостей открывает закономерности функциональных связей и отношений, и если эти закономерности не имеют исключений, то их можно считать законами природы.
- Функциональные связи и отношения в природе не зависят от оценок наблюдателя, они не хороши, не плохи и не подлежат оценке, а только описанию, в идеальном случае — математическому.
- Законы природы вечны и объективны, они действуют независимо от того, открыты ли они наукой, известны ли людям или нет.
- Неописанные связи о отношения выглядят случайностями, но и они закономерны.
- Открытые законы природы устраняют случайность в связях и отношениях вещей и явлений, устанавливая причинно-следственную необходимость.
- Если устранить человеческие оценки, намерения, цели, смыслы, то природа познаваема, все функциональные связи и отношения между природными явлениями и вещами могут быть описаны, все ее законы могут быть открыты.
Вот примерно так оформлялась научная картина мира, и с каждым новым открытием закономерностей и законов она дополнялась.
Эта картина казалась совершенной и законченной. От Бэкона и Ньютона до Лапласа и дальше эта картина мира восхищала у увлекала ученых, сделала сциентизм и позитивизм универсальным подходом ко всему в мире, даже к тому, что в эту картину не вмещалось.
А в нее многое не вмещалось.
Ну, хотя бы душа, которой было место в Аристотелевской τὰ φυσικά , и многое из его μετὰ τὰ φυσικά .
Всё, что не вмещалось в научную картину мира, было объявлено метафизикой. Ладно бы душа и сновидения.
Знания о душе в XIX веке стали онаучивать, появилась экспериментальная психология.
Но когда Фрейд стал толковать сновидения, попытался навести наукообразие на свои метафизические фантазии, пришлось заниматься переосмыслением научной аксиоматики.
Сложнее с культурой, историей, техникой, технологией и инженерией — всё это тоже не подчиняется естественнонаучной аксиоматике, не вписывается в научную картину мира.
Но даже в накопленной естествознании массе знаний о вещах, явлениях, связях и отношениях между ними всё сильно усложнилось.
Красивых функциональных связей оказалось недостаточно, пришлось прибегать к корреляционным. А потом всё сложнее и сложнее. Эрнст Мах даже заволновался, что материя исчезла.
Но это уже совсем другая история.
А я анонсировал следующее продолжение про битву науки и религии на ниве образования.
