Долгожданный отчет Letta о едином рынке содержал множество сильных рекомендаций в нескольких ключевых областях. Дженнифер Бейкер поговорила с Энрико Леттой, чтобы обсудить, на что он надеется на практике, с глубоким погружением в одну из центральных тем – телекоммуникации.

ДБ: Позвольте мне начать с того, что я попрошу вас в общих чертах описать, как, по вашему мнению, ваш отчет был воспринят с трех основных позиций заинтересованных сторон: политиков или законодателей, промышленности и бизнеса, а также гражданского общества или представителей потребителей.

ОН: Моя реакция в целом очень положительная. Я очень доволен тем, как оно было получено. Политический мир воспринял это как вызов. Больше всего я боялся получить бурные невнятные аплодисменты. Это было бы для меня хуже всего. Но на самом деле я получил очень очевидное, глубокое обсуждение различных тем со многими положительными реакциями или реакциями на некоторые темы, по которым у вас возникали сомнения.

Кроме того, более важной хорошей новостью стал тот факт, что президентство Венгрии решило сделать эту тему одним из основных вопросов президентства в следующем семестре. Так что в целом с политической стороны я доволен, потому что получил не просто общие аплодисменты, а глубокую дискуссию и возможность продолжения.

Я очень доволен всеми заинтересованными сторонами, потому что меня повсюду полон приглашений обсудить отчет с людьми на местах, представителями отраслей бизнеса, финансовыми секторами, кредитными союзами в разных странах. [This] Следующая неделя будет для меня Веной, Франкфуртом и Мадридом. Это означает, что отчет оказался именно тем, на что я надеялся: предоставить инструмент, позволяющий начать конкретную дискуссию о будущем Европейского Союза.

Что касается гражданского общества, я думаю, это очень интересно. Сегодня этот доклад является частью дискуссий в академическом мире (например, на следующей неделе я буду в университете в Мадриде), а также во многих других дебатах и ​​дискуссиях с ассоциациями потребителей, ассоциациями, выступающими против изменения климата, политическими партиями. Я, конечно, надеюсь, что этот отчет сможет дать толчок политическим дебатам во время предстоящей избирательной кампании и дебатам после выборов.

Существует большая потребность в обсуждении долгосрочных планов на европейском уровне, а не просто в дискуссиях о том, как реагировать на кризис. И это для меня очень, очень интересный момент.

ДБ: Вы выделили оборону, энергетическое финансирование и телекоммуникации в качестве ключевых вопросов, о которых нам нужно поговорить. Вторжение России в Украину, которое также спровоцировало энергетический кризис, безусловно, ставит под вопрос оборону и энергетику.

Из прошлых кризисов выделяется финансовый кризис, поэтому необходимо обсуждать финансы. А как насчет телекоммуникационного сектора, почему он сюда включен? Почему именно эти четыре столпа?

ОН: На самом деле есть две причины. Основание защиты именно то, что вы сказали. Однако в процессе образования я всегда имел в виду, что оборона и единый рынок — это два совершенно разных сектора. И когда я начинал свой путь в сентябре, я не планировал проводить защиту среди разных тем.

Во время моего путешествия я изменил свое мнение, потому что все правительства и многие заинтересованные стороны сказали мне, что оборона — это одна из самых больших проблем. И совершенно необходимо, чтобы там было улучшение.

Что касается остальных трех – телекоммуникационного, энергетического и финансового рынков – на самом деле вдохновение пришло ко мне из последнего разговора с Жаком Делором. Потому что в прошлый раз, перед своей смертью, он сказал мне, что единый рынок, когда он возник в 1985 году, не имел этих трех субъектов. Тогдашние государства-члены сказали Жаку Делору, что эти три темы предназначены для нас, а не для вас. Это был ключевой момент.

Таким образом, не случайно даже сегодня у вас будет больше национальных компетенций, чем европейских компетенций в области финансовых услуг, телекоммуникаций и энергетики. И в анализе, который я привел в начале своего отчета, это причина того, что мы менее конкурентоспособны, чем США и Китай, потому что они пользуются масштабом или размером большого единого рынка, а мы нет. Потому что в этих трех областях национальный аспект важнее европейского.

В сфере телекоммуникаций на самом деле нет единого рынка. У нас есть 27 телекоммуникационных рынков в Европе, и в результате американские операторы или китайские операторы более конкурентоспособны, чем европейские операторы.

Следствием этого является то, что у нас есть более 100 очень мелких европейских операторов. А когда вы слишком малы в этой области, это приводит к очень плохим последствиям с точки зрения конкурентоспособности, способности к инновациям и так далее.

ДБ: Вы говорите, что европейские компании «страдают от ошеломляющего дефицита размеров по сравнению со своими глобальными конкурентами, в первую очередь Соединенными Штатами и Китаем». Глядя на Соединенные Штаты, мы видим там значительную консолидацию на телекоммуникационном рынке. Это не обязательно привело к снижению цен или улучшению обслуживания потребителей. Какова ваша реакция на это?

Считаете ли вы, что чрезмерная консолидация в Европе может привести к росту цен или, возможно, к ограничению услуг?

ОН: Я думаю, что ваша точка зрения хороша. И излишний консолидация принесет проблемы потребителям. Я думаю, что мы должны защитить наших потребителей. Но сегодня у нас есть излишний фрагментация. Итак, я думаю, как говорили латиняне, «in medio stat virtus». В настоящее время в Европе действуют 100 операторов, в США — три оператора.

Я считаю, что мы можем найти сценарий, при котором мы сможем перейти от 27 рынков к одному единственному соответствующему рынку, который будет способствовать консолидации. Но в то же время, применяя правила конкуренции на европейском уровне, мы можем избежать заходящей слишком далеко консолидации. Мы можем провести консолидацию, которая сократит число операторов со 100 до 20 или, может быть, 30 – это будет решать рынок.

Но я думаю, что мы можем найти среднее решение между нынешним европейским и нынешним американским решением, чтобы защитить потребителя и повысить конкурентоспособность отрасли. По очень простой причине, это правда, что европейский потребитель сегодня имеет лучшие цены по сравнению с американским.

Но верно также и то, что европейская промышленность находится в таком плохом состоянии, что инвестиции в европейскую промышленность будут все ниже и ниже, и потребитель завтрашнего дня будет расплачиваться за это ослабление промышленности. Нам также нужны инвестиции в инновации. Нам нужен масштаб, потому что масштаб — это условие внедрения инноваций. Для меня это важная часть темы.

ДБ: Прав ли я, полагая, что часть инвестиций, которые, как вы говорите, нам абсолютно необходимы, — это инвестиции в инфраструктуру? И откуда возьмутся эти деньги?

ОН: Я думаю, что инвестиции для операторов будут поступать главным образом за счет консолидации. Я думаю, что консолидация поможет им получить больше возможностей для инвестиций. Это решающая часть.

Повторяю, я хочу консолидации не на американском уровне, а на уровне того, что нужно в Европе с возможностью защиты потребителей в целом.

Я не хочу, чтобы Европейский Союз изменил свои собственные ценности. Я думаю, что Европейский Союз должен продолжать оставаться самим собой. Но в то же время Европейский Союз должен измениться в некоторых аспектах, которые не работают, например, в фрагментации. Итак, это один из самых важных кадров для меня.

Другой очень важный момент, в целом для Европы, заключается в том, что сегодня инерция означает упадок. Это большая-большая тема, которую я хотел бы запустить. Нам нужно действовать. Инерция сегодня означает упадок. Если мы останемся такими, какие мы есть, мы придем в упадок.

ДБ: Наконец, заглядывая в будущее, я предполагаю, что в ближайшие несколько недель и месяцев вы будете обсуждать этот доклад и, как вы говорите, продолжите путешествовать по Европе. Но если заглянуть в будущее, когда, возможно, придет время подготовить еще один отчет или пересмотреть это? Пять лет? 10 лет? И сделали бы вы это снова?

ОН: Ха! Вы знаете, я надеюсь, что большая часть того, что написано в докладе, можно будет реализовать в течение следующих пяти лет. Потому что в самом начале доклада я ясно сказал: никаких изменений в Договоре в докладе не предлагается, поэтому то, что написано, осуществимо. И я надеюсь, что так и будет.

Я также очень надеюсь, что следующие пять лет могут стать годами, в течение которых мы сможем исправить то, что мы не сделали за последние 25 лет по трем-четырем темам, которые вы упомянули. Я буду продвигаться в этом направлении со всеми заинтересованными сторонами, политическими лидерами. Я буду повторять каждый день: это возможно, это необходимость, а инерция означает упадок.

Это интервью было отредактировано для ясности и краткости.

[By Jen Baker I Edited by Brian Maguire | Euractiv’s Advocacy Lab ]