В России после 1991 г. международные отношения стали преподаваться в разных городах, в отличие от советского периода, когда они были с небольшими исключениями сосредоточены в Москве и фактически только в одном вузе. Преподавание этой специальности стало чаще происходить на базе исторических факультетов, реже — на основе других (политологических, социологических). Несмотря на то, что история международных отношений — обязательный курс для студентов, обучающихся по направлению «Международные отношения», он начинался в лучшем случае с Вестфальского мира, в худшем — с ХХ в. Что было до этого? Как строилось взаимодействие между народами? Ведь это взаимодействие не сводилось только к войнам, на которых обычно были сфокусированы исследования и образование как в области истории, так и в области международных отношений. Эти вопросы находятся в центре внимания автора учебного пособия «История международных отношений в довестфальскую эпоху».

Учебное пособие А. Фененко состоит из пяти разделов, в которых речь идет о различных регионах в эпоху довестфальского мира: 1) гегемонистские системы древнего востока; 2) античные системы силового равновесия и гегемонии; 3) мировые империи раннего средневековья; 4) имперское соперничество в развитом средневековье; 5) переход к системе национальных государств. С заключением двух европейских договоров по окончании Тридцатилетней войны другие регионы мира продолжали «жить своей жизнью». Почему позже мир все-таки перешёл на Вестфальскую систему мира? Исследователям еще не раз предстоит дать ответ на этот вопрос.

Работа А. Фененко — это не только учебное пособие по курсу истории международных отношений. Это настоящее исследовательская работа, которая вносит существенный вклад в развитие науки о международных отношениях.

В России после 1991 г. международные отношения стали преподаваться в разных городах, в отличие от советского периода, когда они были с небольшими исключениями сосредоточены в Москве и фактически только в одном вузе. Преподавание этой специальности стало чаще происходить на базе исторических факультетов, реже — на основе других (политологических, социологических). Несмотря на то, что история международных отношений — обязательный курс для студентов, обучающихся по направлению «Международные отношения», он начинался в лучшем случае с Вестфальского мира, в худшем — с ХХ в. Что было до этого? Как строилось взаимодействие между народами? Ведь это взаимодействие не сводилось только к войнам, на которых обычно были сфокусированы исследования и образование как в области истории, так и в области международных отношений. Эти вопросы находятся в центре внимания автора учебного пособия «История международных отношений в довестфальскую эпоху».

Учебное пособие А. Фененко состоит из пяти разделов, в которых речь идет о различных регионах в эпоху довестфальского мира: 1) гегемонистские системы древнего востока; 2) античные системы силового равновесия и гегемонии; 3) мировые империи раннего средневековья; 4) имперское соперничество в развитом средневековье; 5) переход к системе национальных государств. С заключением двух европейских договоров по окончании Тридцатилетней войны другие регионы мира продолжали «жить своей жизнью». Почему позже мир все-таки перешёл на Вестфальскую систему мира? Исследователям еще не раз предстоит дать ответ на этот вопрос. Можно предположить, что жизнеспособным в довольно продолжительном историческом периоде оказался принцип суверенитета, который предполагал ответственность государя за внутреннюю ситуацию в стране и невмешательство в дела других. Разумеется, этот принцип неоднократно нарушался, но в качестве именно принципа, дополненного еще принципом баланса, он признавался. С нарушением баланса сил уже в Вестфальскую эпоху менялись и системы международных (межгосударственных) отношений. Могут ли эти принципы действовать сегодня? Вопрос остаётся открытым.

А. Фененко впервые в России в образовательном процессе обратился к довестфальской истории международных отношений. Особую актуальность этот вопрос приобретает сегодня. В последние десятилетия появилось немало исследований по эрозии Вестфальской системы. Вопросы ее «размывания» включены в учебные программы. Как в дальнейшем может развиваться Вестфаль — эволюционировать ли (в какие формы?), замениться ли чем-то (чем?). Эти вопросы, разумеется, задают не только студенты. И ответы на них могут быть получены только при условии детального анализа вариантов международного взаимодействия в прошлом. А. Фененко справедливо замечает, что «в современной политической науке преобладает линейно-прогрессистский подход, рассматривающий эволюцию социума как движение от более отсталых форм к более прогрессивным». Конечно, изучение прошлых моделей международного взаимодействия не означает, что к ним надо обязательно возвращаться в современной жизни. Дело в другом: важно понимать, что политическая организация мира, международное взаимодействие и т.п. принимали и могут принимать различные формы. Причём большую часть исторического времени человечество прожило как раз в довестфальскую эпоху.

А. Фененко анализирует не только разные исторические эпохи, но и разные культуры. В современном глобальном мире эти культуры встречаются (именно встречаются, а далеко не обязательно сталкиваются) и взаимодействуют. А это значит, что в истории народов накоплен огромный опыт, который может пригодиться сегодня для выстраивания современных международных отношений. Это то, что касается практической стороны вопроса.

В то же время книга А. Фененко не только «terra incognita » в историческом плане, о чём упоминает автор. Она представляет несомненный теоретический интерес. Такие классические теории международных отношений, как реализм и либерализм, исходят из представлений о национальном государстве как главном акторе международных отношений. Это понятно, поскольку теории международных отношений появились в ХХ столетии, когда национальное государство укрепилось, а после распада колониальной системы оно стало главной структурной единицей политической организации мира. Теории международных отношений, получившие развитие в конце ХХ в., сделали попытки преодоления государствоцентричности. И здесь, конечно, представления о цивилизациях, империях прошлого, о которых повествует А. Фененко, поможет выстроить новые теоретические подходы, отвечающие современным реалиям.

Существует еще один аспект, на который следует обратить внимание. Специалисты в области международных отношений, анализируя современный мир, нередко приводят аналогии из прошлого. Так, в конце ХХ столетия довольно часто стала использоваться метафора «нового средневековья». А насколько это оправдано? Насколько правомерно переносить современные процессы на исторические реалии, относящиеся к периоду, который прошел много столетий назад? Ответить на этот вопрос можно только хорошо понимая историю.

Посыл автора заключается в том, что стержнем международных отношений довестфальской эпохи служит понятие империи. «Межгосударственные отношения довестфальской эпохи были прежде всего попытками организации и разграничения определенных имперских пространств», — указывает автор (с. 15). Отношения между субъектами строились на иерархическом принципе подчинения одних единиц другим (причем подчиненные единицы могли как обладать широкой автономией, так и иметь сугубо номинальные права). Но, главное, империи Древнего мира и Средних веков не позиционировали себя как государства определенного народа: они выстраивались вокруг династии, религиозной идеи (в различных ее вариантах), принципа власти военной элиты, торговых интересов, но при этом всегда уравнивали всех подданных империи. По словам автора, «донациональные империи позиционировали себя как династические образования, сконструированные вокруг власти династии или монарха» (с. 719). Средневековые империи (как на Западе, так и на Востоке) и вовсе не имели устойчивых территорий или институтов. Их структура была «плавающей»: приобретая новые территории, подобные империи часто теряли завоеванные прежде, а имперский центр мог смещаться из одного территориального пространства в другое.

Здесь можно остановиться на одном интересном примере. Литература европейского Средневековья оставила нам образы легендарных кельтских королевств, построенных на южнофранцузском антураже XII в. Их короли и подданные были не англичанами и не французами, не аквитанцами и не корнуэльсцами, не анжуйцами и не бретонцами, а нечто «неопределенным». Король Артур, Ланселот Озерный, Тристан, Изольда были, говоря современным языком, не кельтами, не англичанами, не норманнами, не франками, не французами, а какими-то «полунорманнами — полуанжуйцами» или «англо-французами», точнее «англо-анжуйцами». Но, собственно говоря, это и была средневековая идентичность, построенная на христианских и сословных, а не национальных ценностях. Эта структура уже не понятна нашему вестфальскому мышлению с его точным разделением территориальных пространств на определенные государства. Конгломерат феодальных владений, в рамках которых король Англии является вассалом короля Франции, не был ни Англией, ни Францией в нашем понимании — он был принципиально иной системой, распавшейся позднее на Англию и Францию.

Отсюда проистекала удивительная подвижность идентичности. Здесь интересны следующие наблюдения автора: «Культура Окситании («культура края трубадуров») не погибла, а переместилась в Англию. Она дала толчок к формированию английской феодальной культуры, включая такие ее компоненты, как поэзия труверов, куртуазный этикет, масштабное замковое строительство и т.д.» (с. 479). А. Фененко также утверждает: «Государство Ильханов, Золотая Орда и улус Чагатая к середине XIV в. потеряли свою монгольскую идентичность, став частью мусульманской цивилизации» (с. 518). Стоит обратить внимание и на следующую мысль автора: «Превращенной формой «Анжу-Сицилийской империи» стало, таким образом, объединенное Польско-Литовское государство» (с. 572). Имперские идентичности были «плавающими», смещаясь с одного территориального пространства в другое, давая начало новым государствам или меняя идентичность уже существовавших — вернее, того, что можно было бы назвать государством.

Помимо имперских систем в довестфальском мире существовали и другие: родоплеменные, ассоциативные (построенные на относительно равноправном объединении малых политических единиц вроде полисов), теократические и т.д. Они могли примыкать к определенному имперскому пространству (как, например, Тюркский и Уйгурский каганаты — к китайскому), но могли пытаться сохранить свою автономию (как, например, Хазарский каганат). Многие из них вступали в сложные отношения с империями, включаясь в их структуру через взаимодействие с имперскими субъектами. Войны Византии с готами VI в. не были войнами суверенных государств в нашем понимании: готские короли формально признавали верховную власть императора, который не ограничивал их самостоятельность. Императоры в свою очередь рассматривали королевства остготов и вестготов как естественную часть своего имперского пространства, унаследованного от римского: речь шла только о его усмирении в ответ на религиозную или внешнеполитическую нелояльность. Любопытно, что и египетские фараоны, как показал немецкий египтолог Эдуард Мейер, в ходе войн не завоевывали, а усмиряли определенные территории, воспринимая их как свои, а не внешние пространства.

Здесь А. Фененко ставит важный для политической науки вопрос: а как давно существуют современные государства? Для Европы водоразделом в самом деле стала середина XVII в. — финал Тридцатилетней войны. Еще в предшествующем XVI в. границы и идентичность были неясны — существовала наднациональная империя Габсбургов, на Британских островах Англия входила и выходила из унии с Испанией, а Шотландия — с Францией, скандинавские страны только выходили из единой Кальмарской унии, Польша и Литва создали общее государство Речь Посполитая, к которому в Смутное время едва не присоединилось и Русское царство. Только после Тридцатилетней войны стало возможным говорить об Англии, Франции, Швеции, Испании, России в их современном понимании. На Востоке, где еще шла борьба за «монгольское наследство» (в том числе между Россией и Османской империей), раздел на устойчивые государства произошел еще позже — только во второй половине XIX в., через русско-британскую «большую игру». До середины XVII в. был в самом деле иной мир, сконструированный на ином понимании государства, политического субъекта и самой системы отношений между субъектами.

Но если это так, то вполне возможно, что и размывание Вестфаля в современном мире носит объективный характер. Система прожила более трехсот лет — не такой уж большой срок в масштабах истории — и двигается к трансформации во что-то иное.

Работа А. Фененко подводит нас к мысли о том, что современные национальные государства не вечны: они могут быть заменены однажды чем-то новым, подобно тому, как они сами некогда возникли в определенных исторических условиях.

Следует особо подчеркнуть качество изложения материала — автор увлекательно рассказывает о событиях прошлого. А. Фененко выступает и как историк, и как политолог, выводя на обобщения и политологические категории исторический материал (такое встречается нечасто). Единственное, пожалуй, в чем можно не согласиться с автором, так это с тезисом, заявленным в Предисловии. А. Фененко пишет: «Международник в отличие от историка или политолога не концентрирует основное внимание на факторах, формирующих внешнюю политику отдельных государств: в фокусе его внимания находится движение по ключевым узлам международного взаимодействия в рамках определенной системы» (с. 10). Наверное, было бы правильнее сказать, что автор в отличие от большинства и историков, и политологов «не концентрирует основное внимание …». Можно также с легкой улыбкой отметить симпатию автора к своим историческим «любимцам» (например, к Испанской империи или татарским ханствам), которая иногда проскальзывает даже в очень корректном научном тексте.

В заключении необходимо отметить, что работа А. Фененко — это не только учебное пособие по курсу истории международных отношений. Это настоящее исследовательская работа, которая вносит существенный вклад в развитие науки о международных отношениях.