Ноябрь может быть темным, грязным и унылым месяцем, но для любителей кино это самое ожидаемое время года. Причиной тому PÖFF. Среди директоров кинофестивалей женщин во всем мире очень мало. На самом деле, одна – Тийна Локк (64). И эта энергичная и яркая женщина, закаленная в мужском мире кино, осмеливается высказываться на темы, не говорить о которых было бы преступлением.

— Очень опасно указывать, какова тема этого года, периоды и проблемы длятся дольше. Да, в некоторые годы вырисовывались четкие темы: конфликты между поколениями, мир LGBT, трагедия стариков, кризис среднего возраста. Сейчас важная тема – климатические проблемы, но в художественных фильмах мне этого попадалось очень мало, только в документалистике.

В этом году у нас в фокусе Искрящаяся Аравия, помогающая понять, что представляет собой исламский мир. Причем это очень сильные, хорошо снятые фильмы на острые и больные темы, которые спокойно можно перенести в наш мир. Как люди мы не отличаемся.

Есть много предубеждений, которые на самом деле не работают. Образ, который раскрывает арабскую женщину сегодня, — подхваченный ветром край бурки, под которым прячется современно одетая прекрасная женщина с фантастическим макияжем.

Сейчас на повестке дня миграционные темы, права женщин и женские кризисы. Отчуждение в различных формах. Может быть, и я отдалилась от остального мира? Я так много в жизни обжигалась, что, может быть, мир кино – это моя игра в бисер.

— Да, это актуальная тема, и я с ней согласна. Ничто не заменит связи ребенка с его матерью, ее ни в коем случае нельзя разрушать. Это что-то, что никогда не удастся починить потом. Я не отрицаю большой роли отца, есть много суперпап. Но за детей начинают бороться отцы, которые до того, как отношения развалились, не особенно были отцами.

Эта тема меня всегда ужасно сжигала! Преступно разрушать органическую связь между матерью и ребенком, используя аргументы, что ребенок должен быть поделен поровну. Наряду с правом матери и правом отца забывают о праве ребенка на то, чтобы у него было эмоционально защищенное детство без психотравм. Об этом никто не говорит.

— Правда, что быть бабушкой – совсем не то, что быть мамой. Ты можешь общаться с ребенком совсем по-другому. Как бабушка ты спокойнее, больше не нервничаешь из-за каких-то вещей. Молодой мамой с первым ребенком я чувствовала себя ужасно неуверенно. И все пытаются тебя поучать! Ты все время чувствуешь себя несовершенной мамой. Как бабушка ты чувствуешь себя свободной от этого груза, ты уже знаешь и не мечешься.

Внукам я могу дать больше, чем обычно дают родители. Особенно с одним ребенком из трех я провела много времени, когда дочка тяжело заболела. Я заботилась о нем, чтобы моя дочь могла восстановиться, теперь, слава богу, все хорошо. Самому старшему у меня семь лет, потом 2,5 и самому маленькому – семь месяцев. Быть бабушкой так здорово!

Наверное, я до смерти буду испытывать угрызения совести перед своими детьми, что я провела с ними так мало времени. Под влиянием обстоятельств я много была в отъезде, в 90-е я была единственным членом семьи, который должен был зарабатывать на хлеб для нашей семьи из семи человек, так повернулась жизнь. Мой муж, двое его детей, наши общие двое детей, бабушка и еще собака в придачу. Это было очень трудно.

— История о домогательствах напоминает мне времена сталинизма, когда было достаточно того, чтобы один сосед пошел и настучал. И ты становился врагом народа, никто не проверял, чтобы уничтожить жизнь, большего не было нужно.

У нас на PÖFF был такой случай. Мы взяли в программу фильм индийского режиссера и сразу пришло сообщение: этот фильм только что сняли с индийского фестиваля, поскольку речь идет о притеснителе женщин. Я всегда пытаюсь оставаться трезвой, попросила фактов, которые подтверждали бы это. Я хотела быть уверенной, что речь идет о насильнике, прежде чем начать махать флагом и снимать кого-то с программы. Когда я углубилась в материалы, выяснилось, что скорее пострадавший – мужчина. За известным режиссером стала ходить молоденькая девушка, когда ей не удалось его заполучить, она разгневалась и выдвинула против него обвинения. Это четко следовало из обмена сообщениями и фактов. Мужчина был прав, на самом деле, он был жертвой, но общественность уже вынесла ему обвинительный приговор.

— У меня такое ощущение, что сейчас мы говорим на все те темы, которых я обычно избегаю на людях (смеется). Но это необходимо, потому что жила вскрыта.

В киноискусстве есть такое движение: 50:50 20:20. Т.е. к 2020 году женщин и мужчин везде будет поровну. В съемочной группе будет 50% женщин, в конкурсной программе будет половина режиссеров-женщин и т.д.

Интересным образом меня с этой темой оставили в покое. Кино – на самом деле мир мужчин – примерно как на судне, где до сих пор говорят, что женщинам там не место. Директора всех топ-фестивалей – мужчины. Кроме меня. Единственная женщина, построившая кинофестиваль с нуля и доведшая до А-класса. Так что я довольно исключительное явление.

Воспользовавшись тем, что я сама женщина, скажу вам прямо свое мнение, пусть меня хоть расстреляют после этого. Я согласна с тем, что у женщин должна быть возможность. И было бы крайне нечестно с моей стороны сказать, что в молодости я не чувствовала притеснения или высокомерного отношения мужчин. Но как женщина я бы очень обиделась, если бы мой фильм взяли в конкурсную программу не потому, что он профессионален, а чисто по квоте. Может быть, это жесткое мнение, но женщинам не нужны скидки, чтобы пробиться.

— Наверняка на меня обрушатся феминистки, но друзья – это же лицемерие. С одной стороны, мы кричим, не открывайте мне дверь, а если вы дарите мне цветы, вы меня притесняете. А с профессиональной точки зрения мы ожидаем, что нам вежливо откроют все двери, потому что мы женщины!

Представьте себе! Я приду к хирургу, получившему должность по квоте, но плохому профессионалу. Если она проведет неудачную операцию, как пациент я же не скажу: ничего страшного – ты же женщина! Все должно быть разумно.

Проблема неравноправия существует, ее ни в коем случае нельзя отрицать! В Старой Европе, например, во Франции поверхность может выглядеть очень красивой, но стоит углубиться — и картинка выглядит очень грустно: отношение к женщинам невероятно пренебрежительное. У нас в Эстонии по сравнению с этим — сплошные цветы и воздушные шарики.

На проблемы необходимо обращать внимание, такие движения помогают вскрыть нарывы, и я поддерживаю их как гражданин, но не за счет профессионализма. Двое из моих внуков – девочки, конечно, я хочу, чтобы их молодость была безопаснее, а благодаря таким движениям так и будет.

— Самоутверждение женщины может занять немного больше времени, и ты оказываешься в более жестких условиях, но что не убивает, делает нас сильнее. Я всю жизнь стремилась быть к себе объективной и поступать так, чтобы со мной считались. Думала, что если я недостаточна хороша как профессионал, не помогло бы и если бы я была мужчиной. Если ты талантлив, умен и работящ, ты не останешься спрятанным где-то под мхом.

Команду PÖFF я тоже формирую не по квоте. Я же нормальный человек, знаю, что в коллективе должно быть равновесие. У меня там все: люди разных национальностей, представители меньшинств, все. Но я беру людей в команду потому, что они хороши.

Мне как руководителю не нравится брать в команду тех, кто глупее меня. Лучшая команда – это равные партнеры. Я не хочу, чтобы команда была вроде футбольной: свистнешь утром — и все построились. У людей должна быть голова на плечах.

Иногда фильмы заставляют фантазию работать слишком живо. Например, психологические триллеры. Когда я переехала с семьей в деревенский дом, меня пугал поначалу каждый скрип, я видела перед собой все фильмы Хичкока сразу. Как и у всего в жизни, у этого есть хорошие и плохие стороны.

— Тема границ для меня всегда была одним большим знаком вопроса. Может быть, потому, что мне самой нравится нарушать границы. Будь то в искусстве или жизни, пересечение границ доставляет мне удовольствие. Когда фильм, танец, музыка составляет какую-то особенную комбинацию, я могу совершенно сойти с ума! Мне ужасно нравится! Не могу сказать, что мне не нравятся чистые явления, но смеси и полутона живее.

Когда я попала в мир кино, я поняла, что нахожусь посреди любимой клумбы, которая объединяет все виды искусства. В какой-то момент понимаешь, что все в кино взято из жизни, даже если это переплетено с вымыслом. Даже самые большие извращения — не фантазии, а реальность. Для меня это очень интересное открытие.

— Потому-то развлекательная промышленность и простое американское кино так сильны, и это нормально, человечно. В нашей жизни много стресса, и мы смотрим что-то вроде фастфуда – вошло-вышло, а самому ничего делать не надо.

Многие фильмы представляют собой формат, построенный на очень точной психологии. Все выверено – где будут слезы, а где смех. Целая наука есть.

Когда мы начинали фестиваль, многие друзья говорили: дурочка, зачем тебе портить свою жизнь? Кому вообще нужны твои авторские фильмы? Ты, правда, не хочешь больше жить спокойно? Конечно, они были правы, чего уж скрывать. (Долго и довольно смеется).

Но выяснилось, что фильмы, заставляющие думать, нужны. За 23 года я не опустила планку, и PÖFF является культурным мероприятием с самой высокой посещаемостью. Успех фестиваля улучшает репутацию эстонцев во всем мире.

— Точно так же. Кино было, есть и останется самым мощным средством воздействия на массы! Никто не опроверг цитату Ленина по сей день.

Взять хотя бы американские фильмы, которые в развлекательной форме манипулируют нашим сознанием. Сколько через них к нам пришло американской культуры, образа жизни, стиля общения, даже мечтаний. Поэтому я не понимаю, почему эстонское правительство не инвестирует достойно в развитие кино.

Почему важно привозить сюда великие фильмы? У пяти кадров из Таллинна в фильме Нолана большая ценность, чем у любой рекламной кампании, и это даст намного более сильный результат.

Качественно сделанный фильм – самое универсальное средство, чтобы донести до мира мысль о том, какие мы тут в Эстонии. Какова наша культура, природа, среда, как мы решаем наши проблемы. Фильм – лучшее средство для формирования образа.

— Это именно то, с чем я пыталась бороться всю свою жизнь! Ты сам можешь тренироваться и давать своему духу ту пищу, которая заставляет думать.

На каком-то уровне легкое развлечение необходимо, после утомительного дня не очень хочется глубокомысленного кино. Но в какой-то момент возникает жуткий голод. Это как голод по хорошей книге! Я боюсь, что наши СМИ и телеканалы сглаживают складки мозга и планка опускается все ниже. Создается предпосылка для того, чтобы зритель больше вообще не хотел ничего существенного, того, что заставляло бы думать.

— Требовательность должна остаться и какие-то мерила тоже. Что в моей жизни было иначе: учителя очень часто издевались над детьми. Естественно, этого делать нельзя.

Но это тоже выводит из равновесия, когда в школе все будет легко, мы не будем соревноваться и ставить оценок – жизнь же совершенно другая! Что будет, если ты вообще не готов к жизни? Я боюсь, что если мы будем пытаться предотвратить все напряженные моменты в жизни детей, у них потом возникнет гораздо больше психических травм.

Мир полон стресса. То количество информации, которое обрушивается на нас каждый день, тот жизненный ритм, где мы доступны 24 часа в сутки – ты отключаешся от одного источника, к тебе все равно приходят по другому каналу. Хотим мы или нет, темп жизни становится все быстрее, а мир все требовательнее, мы не можем готовить к нему людей, которые становятся все слабее.

Работа оказывается напряженной и быстрой именно у тех молодых людей, которым надо самоутверждаться и доказывать. Я думала, что тот этап жизни, где бы не хотела снова оказаться, — двадцать-тридцать лет. Я ненавидела это время! Ты глуп, еще совсем не знаешь, кто ты и кем ты хочешь стать, но все требуют и ждут от тебя не знаю чего. Мы вылетаем из шкафа, как моль, и думаем, что все будут аплодировать. Но на самом деле никто тебя не ждет!

Помню, когда появилась эта теория, что детям больше не надо выражать себя устно. Вызов к доске вызывает слишком сильный стресс. Я, когда это услышала, была в полном шоке. Спросила: но послушайте, друзья, как тогда молодой человек научится выражать себя? Как он научится выступать и анализировать, в жизни же нигде не обойтись без этого навыка?

— У нас довольно давно действует поколение, которое готово исключительно посылать сообщения. Я говорю: возьми телефон, быстрее решишь вопрос. Нет! Эта телефонная трубка – прямо не знаю какая страшная вещь, ее боятся. А встречи с глазу на глаз боятся как огня.

Но они как-то справляются, потому что по другю сторону – такие же люди.

Если ты не боишься общаться, ты как каток, который переедет через все. Например, что будет, если я подойду к этому молодому человеку, который привык общаться только по SMS, и выскажу ему все, что думаю. Он же застынет!

Это результат того, что у человека нет ни малейшего опыта говорения перед кем-то. А высказывать публично свои мысли – это как стриптиз, который требует смелости.

— Но мы ставим «эмодзи», сказали бы на это молодые. Сколько конфликтов возникает из-за того, что письменный текст истолковывается по-разному! Там столько нюансов, на которые можно до смерти обижаться. Непосредственного общения не заменит ничто.

Я хотела бы надеяться, что, как все в обществе идет по синусоиде, мы достигли кульминации в дистанционном общении. По мнению одних, это дно, по мнению других – вершина. Но хотелось бы верить, что все снова двинется к равновесию и общение между людьми не исчезнет.

— Отсюда вытекает, что общество однажды вымрет? Не вымрет! Мне кажется, душевная жизнь сегодняшней молодежи труднее, чем была в свое время. Серьезно. Они вынуждены больше самостоятельно справляться со своими проблемами. Уже в семьях общения друг с другом становится все меньше, каждый уходит в свою комнату и сидит в своих каналах, контактов с близкими все меньше. По-моему, ужасно важно, что ты сохраняешь отношения, инвестируешь в то, чтобы как родитель ребенка ты остался ему близким и в подростковом, и в детском возрасте. Это же самые трудные для него годы! Многие дети остаются один на один со своими проблемами. Они одиноки, в том числе в душе своей одиноки, и зачастую поэтому депрессивны.

— Есть же много мнений, на своем опыте скажу: спорт должен быть! Я долго думала, какого черта я десять лет занималась легкой атлетикой. А когда стала делать PÖFF, поняла: спорт помог мне лучше планировать силы на долгие периоды, дал мне огромную стрессоустойчивость и привычку напрягаться. Чем напряженнее период, тем быстрее работает мой мозг. Быстрое мышление и зрение с годами не помутнели, я не ношу очков. В напряженной ситуации я чувствую себя как рыба в воде.

— Регулярный опыт напряжения необходим. Хотя я ужасно за то, чтобы школа была свободна от стресса, была более дружелюбной к детям. Когда я вспоминаю свои школьные годы, она не была такой дружелюбной. Я даже хотела замерзнуть в коплиском лесу насмерть, потому что школа вызывала во мне ужас. Не говоря о том, что маленький ребенок шел в школу с гигантским портфелем со всеми этими учебниками и гуашью, в другой руки лыжи, и трясся в грохочущем автобусе. Но все это пережито, и я умею выдерживать стресс. За пределами школы я росла в розовом тумане, жизнь была прекрасна, а родители крайне оптимистичны, я доверяла всем, как щенок. Но в какой-то момент вступила в реальную жизнь. Я приземлилась, как рождественский ангел в грязную лужу.

— Ой, я сама всегда совершала эту ошибку! Я настоящая мать-наседка. Сама я была очень любопытной, и что там скрывать, сама искала приключений на свою голову. Я много пережила интересного в жизни, но есть и такие места, где я могла бы расстаться с жизнью. Поэтому я очень стараюсь уберечь своих детей от всех тех испытаний, которые пережила сама. Я хотела сделать их путь таким, чтобы на нем было как можно меньше углов, в которые можно себя загнать. Но, естественно, мне это не удалось!

Ты же не можешь преградить им путь, что вот здесь не упади в пропасть, если такая карма. Мы все совершаем ошибки, а потом получаем от детей обратную связь, что мы сделали неправильно.

— Ой, много чего жесткого. Больше всего, что я со своей излишней материнской любовью задушила какие-то начинания, не дала им самим испытать падение. Это вопрос ощущения границ.

Но я счастлива, что у меня очень хороший контакт с детьми. Бывали лучшие и худшие времена, но связь никуда не делась – мы все очень близки, в том числе с бывшим мужем. Я думаю, одна из самых сложных вещей для взрослых – учиться на своих ошибках. Когда дети вырастают и начинаются заниматься самоанализом. Я очень это поощряла и признавала свои ошибки. Да, я их делала – как мы можем двигаться дальше? Детям это очень важно и помогает разобраться в больных моментах.

У моего поколения не было такой возможности. Если бы я стала анализировать, что моя мама сделала неправильно, я бы немедленно вылетела вон из квартиры!

Я отдаю себе отчет, что по темпераменту я не типичная эстонка. В Италии я была бы обычна, так как я как будто энергетическая бомба со всем своим быстрым умом, эмоциональностью и прямолинейностью.

— Если ты считаешь, что люди тоскуют по этому, то мой жизненный опыт говорит, что все-таки нет. У меня тоже есть сочные высказывания – некоторые заставляют смеяться до упаду, другие могут заставить и плакать.

Я уяснила это для себя, когда мне было 25. Так хорошо это помню. Я пришла работать на Таллиннфильм, а там были собрания редколлегии, где никто ничего не говорил напрямую. Не представляешь себе, как выглядели эти худсоветы! Только круглая болтовня. А потом уходили в комнату редакции, от того человека, о работе которого шла речь, и начиналась порка. И это было так мерзко! В прямом смысле слова мерзко, так что я взяла себе за правило: я никогда не лгу, не буду двуличной и все, что я говорю за чьей-то спиной, я всегда готова сказать людям и в глаза. Это не лучший способ поладить с людьми, но я не умею иначе. Я всегда говорю то, что я действительно думаю.