Страна восходящего солнца ставит перед путешественником много загадок. Заставляет думать в непривычной плоскости, восторгаться увиденным и, мягко говоря, недоумевать, пытаясь совместить у себя в голове абсолютно несовместимое. Ясно лишь одно: за неделю и даже две понять Японию практически невозможно.

Полчетвертого утра, набережная Токио. Вместе с сотней энтузиастов, которые не поленились подняться в такую рань, жду у входа в знаменитый рынок Цукидзи, чтобы стать свидетелем уникального тунцового аукциона. Наконец двери открываются, и нас запускают в специальное помещение, где мы проводим еще час в томительном ожидании. Те, кому места не досталось, несмотря на все возмущения, вынуждены отправиться домой досматривать сны. Кто знает, может, сегодня им приснится большой тунец, который серебряной торпедой проплывет мимо и исчезнет в синей глубине океана…

Мне повезло – тунцы, пусть и не такие красивые, как во сне, ждут меня в павильоне. И хотя суровые охранники не дают сделать ни одного шага в сторону и уж тем более побродить среди замороженных и лишенных хвостов туш величиной с человеческий рост, я все же понимаю, что тунец для японцев – настоящая царь-рыба. Особенно голубой тунец, цена за которого доходит до 100 000 долларов! Здесь, на Цукидзи, собираются главные специалисты по свежей рыбе. Мое внимание привлекает старик, который уже четверть часа ходит между рядами гигантских тунцов, рассматривает срез замороженного мяса, ковыряет металлическим крюком, что-то шепелявит себе под нос, ожидая, когда ведущий аукциона поднимет ручной колокольчик и начнет что-то кричать на весь цех, раздирая морозную тишину…

Защитникам животных и вегетарианцам приходить сюда явно не стоит – даже мне порой становится жалко смотреть на замороженные тушки. На рынке их продают, грузят на автопогрузчики и отправляют ценителям суши и сашими по всему миру. Охранники выводят нас за ворота: здесь начинаются мелкооптовые ларьки, где продают того же тунца, устриц, сушеных головастиков и другие морепродукты, выловленные в соленой воде Тихого океана. Рядом – кабаки и таверны, где тунец представлен уже в виде роллов и суши. Тут же уличные торговцы жарят на керосинке гребешков в раковинках. Буддистский храм в глубине торговых рядов поддерживает «рыбную тему» изображениями золотых рыбок – они символизируют избавление от страданий и духовное освобождение. Как рыба плывет в океане, не зная преград, так и человек, достигший просветления, не знает границ этого мира. Здесь, под взглядом золотой статуи Будды, я нахожу единственное спокойное место на всем Цукидзи.

Предвкушение Японии Такое ощущение часто бывает, если слышал о стране много всего, а культура ее очень отличается от того, что довелось видеть ранее, – от нее ждешь чего-то эпического и необычного. Тем более что главные японские ассоциации – это скорее сцены из «Мемуаров гейши», ютьюбовские ролики о катастрофичном цунами и предвкушение того, что попадешь в мир будущего с первых же минут на Японской земле.

На самом деле все куда прозаичнее. Обычный поезд, хоть и скоростной, развязки, небоскребы – ничего удивительного для тех, кто хотя бы раз был в настоящем мегаполисе. Самое неожиданное проявляется, если присмотреться к деталям. Первое, что поражает, – чистота. Здесь не просто аккуратно – здесь чисто, как в операционной. Ничего не торчит и не валяется. Просто потому, что это некрасиво.

Красота – одно из ключевых понятий в Японии. Все, что на поверхности, все, что на виду, должно быть красиво. Грязь – это некрасиво, неопрятность – некрасиво. Говорят, что даже харакири (по-японски – сэппуку) можно делать только после трехдневного голодания, чтобы все было чисто и аккуратно. В какой-то момент после всех этих историй приходит «понимание абсолютного непонимания» японского «красиво». Равно как и всей японской ментальности. Логика поведения тех японцев, с которыми приходится общаться, настолько отличается от нашей, что остается только наблюдать, надеясь, что в какой-то момент все же наступит просветление.

Чистота как один из фетишей японского общества поддерживается всеми возможными способами. В Японии очень много онсэнов – горячих источников. Поскольку страна стоит на стыке четырех литосферных плит, вулканическая природа прорывается на поверхность в виде термальных вод. Это явление японцы сумели приручить и использовать себе во благо. Онсэны облагородили и устроили в них бани. Банная традиция в Японии насчитывает несколько сотен лет, и если раньше все бани были общими, то с проникновением европейской культуры и христианских традиций общие бани стали запрещать. Окончательно традиция исчезла после войны, и сейчас японцам приходится мыться в обществе друзей, а не подруг.

Потеря лица

Мы идем в онсэн почти в самом центре Токио. Рядом с ним расположен еще один, но для… собак. Оттуда выходят довольные хозяйки с еще более довольными свежевымытыми пудельками. Неудивительно, что именно в Токио когда-то случилась история Хатико – собаки породы акито-ину, которая девять лет ждала на станции внезапно умершего хозяина.

Первое правило в онсэне – не фотографировать, так что о необычных фотокарточках на память придется забыть. Тем не менее сходить сюда стоит непременно. В первый момент немного непонятно, как ориентироваться в многочисленных иероглифах, но пугаться не стоит: в каждом онсэне есть карта, где нарисована схема купален. Главное, что нужно запомнить: синий цвет обозначает мужскую часть, красный – женскую. Эта цветовая кодировка применяется везде – от дверей туалетов случайных заправок на дороге до самых дорогих отелей. То же самое и в онсэнах: синяя занавеска ведет в мужскую раздевалку, а красная – в женскую.

Путать не стоит, иначе можно навсегда «потерять лицо», а это самый страшный грех, который может совершить человек в Японии. Искупить его можно только своевременным харакири.

Двое моих коллег-журналистов рассказали, как несколько лет назад забыли в онсэне отеля фотоаппарат, а через некоторое время решили вернуться за ним. Между тем онсэн из мужского стал женским, и все цветовые таблички поменяли. Будучи немного нетрезвыми, они не заметили изменений и, к своему удивлению, встретили внутри девушек. Все это было бы забавным, если бы в онсэн не пришла их мать – жена высокопоставленного чиновника. Понять, в какую серьезную передрягу они попали, коллеги смогли лишь утром, когда увидели главу собственной делегации, который стоял на коленях и вымаливал прощение перед дамой. А когда один из коллег в шутку поинтересовался: «Ну выпили и не поняли, куда попали, что же теперь – харакири делать?», ответ японского гида был простым: «Сейчас уже поздно, вот если бы успели до восьми утра, то не потеряли бы лица…»

Привычка к капризам Земли

Наш отель в Токио стоит прямо на берегу залива, напротив небольшой копии статуи Свободы. Из номера на десятом этаже открывается отличный вид на мосты, перекинутые через залив. Однажды, пока я любовался красными пятнами кленов на набережной, меня неожиданно отвлекла воздушная волна, несильно ударив по перепонкам. Похоже на сильный сквозняк, разве что не было хлопка. В следующий момент я понял, что стены вокруг ходят ходуном и на моих глазах рушится один из принципов евклидовой геометрии – прямые углы перестают быть прямыми. С детства наученный, что в случае землетрясения не стоит лезть под стол, а лучше встать в дверной проем, я открыл дверь в коридор и занял безопасную позицию. Впрочем, в коридоре стояла абсолютная тишина – постояльцы просто проигнорировали толчки магнитудой 5,5. Отель поскрипел немного, как яхта, встретившая на штилевом море случайную волну, и снова подружился с классической геометрией, будто никогда и не отрекался от учения Евклида.

Наш гид Исида-сан – очень оптимистичный человек. С улыбкой он рассказывает, как японцы относятся к разным стихийным бедствиям:

– Цунами приходят довольно частно. Самое жуткое произошло после землетрясения в Чили, когда огромная волна докатилась до нас. Моя мама в тот момент была в госпитале, в палате на четвертом этаже – к счастью, вода дошла только до третьего… – Кажется, Исида испытывает какое-то мазохистское удовольствие, рассказывая нам обо всех тех ужасах, которые несет японцам природа. – Вообще, Япония стоит на стыке тектонических плит, так что трясет нас постоянно: извержения, пиропластические потоки… Недавно во время цунами я наблюдал за съемочной группой, которая стояла на берегу, глядя, как вода поднимается все выше. Поначалу они спокойно снимали и шутили, пока кто-то не произнес: «Все же, наверное, здесь опасно…» Именно в этот момент съемка оборвалась… – наконец заканчивает он с улыбкой. Позитивный японец. Как и все остальные, кого мне приходилось встречать. Может, бояться стихии – это просто некрасиво?

Мемуары гейши

Из странного города Токио мы летим в аэропорт Комацу, на запад Японии. Наш маршрут не вполне стандартный. Классический тур в Японии, как и во многих других странах, называется «Золотое кольцо» и проходит через Токио, Осаку, Киото, Миядзиму и Хиросиму. Наш маршрут – патриархальная Япония: Токио – Канадзава – Такаяма – Мацумото – Нагано – Токио.

Канадзава не сильно пострадала во время Второй мировой войны, а потому старые кварталы здесь сохранили оригинальную планировку – стоит непременно выделить время, чтобы побродить по этим запутанным лабиринтам. Нас же первым делом ведут в гости к гейше. Я предполагаю, что это гейша не настоящая, выступающая только для туристов. Что, впрочем, не очень расстраивает – и без того мне вряд ли удастся понять и прочувствовать все тонкости обряда.

Гейша Ханако (что в переводе значит «дитя цветов») выдает мне бумажный веер, перо, тушь и иероглиф, обозначающий мое имя. Задача – перерисовать иероглиф тушью на веере. Японская каллиграфия – это целое искусство, а не просто способ донести информацию. И, как и в любом искусстве, в нем есть свои строгие правила, описанные в научных работах: как должна ложиться кисть, какой толщины нужно выводить линии. При этом написание иероглифов – это ритуал и почти медитация. Мы, конечно, рисуем как курица лапой, но Ханако смотрит на наши каракули, улыбается и говорит слова похвалы. Причем делает это так искренне, что я начинаю верить в собственные каллиграфические способности. Наверно, сказать, что у гостя что-то не получилось, – значит обидеть его, а это некрасиво.

С трудом отрывая нас от иероглифов, гейша ведет на экскурсию по своему дому. Угощает нас чаем маття – густой зеленой жидкостью с необъяснимым вкусом. Незаметно Ханако занимает все наше время приятным и любопытным общением, выполняя свое главное предназначение. А на выходе из дома заводит в лавку с косметикой собственного производства. Такой вот современный гейша-бизнес.

Закоулки японского мира

После гейши мы идем в дом Ниндзя. На самом деле это храм, но почему-то его назвали резиденцией ниндзя – шпионского сообщества самураев. Внешне он выглядит как обычный двухэтажный дом. Но когда отправляешься в путешествие по его закоулкам, кажется, что подобно Алисе проваливаешься в волшебный колодец. Стены раздвигаются, между этажами появляются новые этажи. Девушка-гид открывает люк на полу, и глазам предстает незаметная винтовая лестница, которая ведет через половину здания. Полное погружение в японскую ментальность – непонятную, странную и готовую расставить ловушки в любой из плоскостей, тебя окружающих.

По количеству тайных комнат и закоулков этот дом напоминает все японское общество. В первый момент кажется, что никаких отличий в Японии нет, все как в Европе: люди работают, общаются, развлекаются, только вместо букв используют иероглифы. Но чем глубже погружаешься в японскую среду, тем больше открывается странных комнаток, этажей, которых не видно при первом взгляде.

Япония только кажется понятной нам: те же люди, две руки, две ноги. Но беда в том, что с японцами не очень много исторических и культурных пересечений – неудачное посольство Резанова и, наоборот, удачное под руководством адмирала Путятина, трагичная Русско-Японская война 1904–1905 годов, четыре спорных острова на Курилах. Специалисты могут вспомнить еще о трагической интервенции японцев во время гражданской войны и о том, как некоторые японские банки были основаны на золотом запасе Российской империи. Вот, пожалуй, и все.

Любые истории о сёгуне, которого наш гид называет японским Петром I, о традициях мужественных самураев, которые прославляли любовь к юношам, о синтоизме – религии, сочетающей в себе древние верования и буддизм, – все это очень далеко от нас. Так далеко, что вдруг приходит осознание: встретишь человека с тремя руками – и это тебя не удивит. Это же Япония, другая планета.

Дворец Мацумото и мысли об истории

Во дворце Мацумото сразу хочется подумать о японской истории. Наверное, потому, что это один из немногих дворцов Японии, сохранившихся с древних времен.

Страну восходящего солнца «открыли» для европейцев португальские моряки в 1543 году. Позже к ним присоединились англичане и голландцы. Местные жители называли их презрительно – «южные варвары». В то время все чужие народы, вне зависимости от уровня развития, японцы считали варварами. Постепенно в Нагасаки – порту, через который велась торговля, стало появляться все больше японцев-католиков, – что и вылилось в восстание Симабара.

Самураи разгромили мятежников, и сёгун, верховный правитель страны, принял решение закрыть Японию от контактов с чуждыми культурами. Это стало началом политики «сакоку» – полной изоляции от остального мира. Исключение сделали лишь для протестантов-голландцев, которых считали врагами католиков. Но и для тех создали строгую резервацию на островке Дэдзима, на землю же самой Японии им ступать не допускалось.

До 1854 года страна вела скрытную жизнь и торговала только с Голландией, остальным иностранцам категорически запрещалось появляться на японских берегах. У власти стояли сёгуны, а императоры были фигурами номинальными. Тогда и произошли изменения, которые позволили изолированной от мира стране через полвека назваться Японской империей.

Все началось с очередного визита «варваров» – американской эскадры командора Мэтью Перри, который в 1854 году встал в бухте Эдо и под угрозой применения пушек принудил подписать японцев очень невыгодный договор. Интересно, мог ли себе представить командор, что через восемь десятков лет эти самые японцы уничтожат большую часть американского военного флота, а в Калифорнии будут устраивать маскировку на случай их нападения? Думаю, если бы существовала возможность заглянуть в будущее, командир сделал бы все, чтобы Япония не изменяла собственной политике изоляции от всего мира…

К власти в Японии пришел император Мэйдзи. После гражданской войны сёгун отказался от власти, а новый император провозгласил реформы. Японцы не спешили менять уклад жизни и для начала отправили в кругосветное путешествие посольство Ивакуры – группу чиновников и специалистов. Из них только один бывал до этого за пределами страны, а добираться до Сан-Франциско японцам пришлось на американском пароходе – у них самих не существовало кораблей, способных на такое длительное путешествие. К слову, через несколько десятилетий японцы создадут одни из самых мощных крейсеров и авианосцев в мире.

Посольство Ивакуры, как когда-то посольство Петра I, изучало каждую страну, собирало сведения об устройстве общества, промышленности и экономики. Японцы переварили сведения и за несколько десятилетий из отсталой страны создали новое государство. Сложно сказать, есть ли еще примеры стран, совершивших подобный технологический скачок. Что служит еще одним подтверждением тому, что японская ментальность – это особый мир. Все эти мысли приходят, пока я поднимаюсь на самый верхний этаж замка Мацумото. С каждым этажом открывается новый вид на припорошенные снегом горы и красные клены внизу.

Интересно, что общество в Японии встречало все невзгоды с высоко поднятой головой. Любая идея принималась беспрекословно, и вся нация вставала на путь новой цели. В 1945 году божественная природа императора завела страну в тупик, выбираться из которого пришлось под лозунгом: «Вынести невыносимое». Они выбрались, стали одной из самых технологически развитых стран мира, навсегда отказавшись от права страны вести войну, что зафиксировано в соответствующей статье конституции.

Нагано. Буддизм и синтоизм

В Нагано нас встречает Такаси – настоятель Дзэнкодзи, одного из крупнейших храмов Японии. У него удивительно спокойные и глубокие глаза – не в пример остальным японцам, глаза которых горят неуемной жаждой деятельности. Он угощает нас чаем, мы сидим на циновках и беседуем. Потом выдает специальные ручки-кисточки, прозрачную кальку и сутру – молитву, написанную иероглифами. Переписывать сутру дело непростое, но «буддаугодное», столбик за столбиком мои каракули складываются в иероглифы. Кажется, что под конец у меня даже начинает получаться, и процесс становится почти медитативным. Если бы еще понимать, что именно мне дали переписать. Но как только первая сутра закончена, Такаси безмолвно собирает у всех листики и садится читать молитву.

Отсюда он ведет нас к храму Дзэнкодзи. Главная улица Нагано – как главная аллея на пути к огромному комплексу буддистских храмов. Украшающие их деревянные изваяния издалека похожи на демонов. А внутри храма возвышается статуя божества. По преданию, если погладить одну из частей фигурки, можно улучшить в себе именно эту часть тела. Судя по стертым чертам древней статуи, японцы особенно просят у богов красивой внешности и сексуальной силы.

Мы садимся на ковер, и настоятель рассказывает о еще одном необычном обряде. Под тем местом, где в православном храме обычно располагается иконостас, здесь проложен тоннель, который назвается матке (в переводе с японского – «проход»). В сплошной темноте тоннеля нужно идти, не отрывая правую руку от стены, погрузившись в себя и думая о родных людях. В одном месте в стену вмурован прах Будды – его обязательно нужно коснуться ладонью. Этот обряд, чем-то напоминающий медитацию в полной темноте, настоятель называет «окайдан мегори».

По дороге к дому, где живут монахи, настоятель рассказывает, что европейцам на самом деле гораздо проще понять суть буддизма, чем японцам. И, увидев наши вопросительные взгляды, тут же объясняет: «Японское общество слишком сильно зациклено на внешней обрядовости, красоте формы, что отвлекает от сути учения. А потому вам гораздо легче постичь всю его глубину…»