— У Башлачева остался сын. Вам известно, что с ним стало?

— Нет, мы потерялись из виду, но мне кажется, что там все очень непросто, хотя могу ошибаться.

— Вам самому уютно в нынешнем времени?

— Абсолютно. Есть, конечно, вещи, которые мне не нравятся, но если сравнивать их с тем, что было раньше, то тогда было намного более неуютно.

— Что именно вы имеете в виду?

— Тогда были партия и правительство, бандитизм, олигархи, которые диктовали свои условия. А сейчас у нас так называемый новый патриотизм и все, что с ним связано, где главные фигуранты — люди либо корыстные, такие корыстные негодяи, либо не очень умные, но искренние, которые в силу своей доверчивости верят этой пропаганде. А верят потому, что она оперирует вещами, которые по своей природе призваны пробуждать хорошее. Людям сразу хочется прийти кому-то на помощь, пойти за кого-то воевать, а за кого воевать — им рассказывают другие. Те, кто сидят в кабинетах и расписывают свои геополитические фантазии.

— То есть либо карьеристы, либо жертвы манипуляций?

— Да, у них такая позиция. Но чем отчетливее их позиция, тем отчетливее наша. Мы не противопоставляем себя им, а делаем максимально патриотичное искусство, стараясь держать русскую музыкальную и словесную культуру на хорошем уровне. Я считаю, что по отношению к тому, что нам досталось в наследство от Римского-Корсакова и Пушкина, это мегапатриотично!

— Если начали о высоком: «тишина и волшебство», «миллионы медленных лилий…» — как рождаются такие образы?

— Всегда по-разному. Нет такого, что ты сидишь с пером, горит свеча и муза пролетает. Она трогает тебя крылом, и ты — раз и пишешь. Нет. Сказал же поэт: «Когда б вы знали, из какого сора…». Как правило, они рождаются в состоянии глубочайшей депрессии, когда ты возвращаешься из какого-то путешествия или выходишь из крайне веселого и продуктивного запоя. Да, такое тоже бывает. Мы же живые люди. Я не зожник!