А как метафора инклюзия, или, проще говоря, открытость непривычному, определяет в новом театре вообще все. Совсем простые вещи: спектакли идут уже не только на сценах, а в клубах, полях, музеях. Процесс создания (вот это особенно важно): теперь все меньше авторитарных режиссеров-лидеров, все больше горизонтальных команд, где все соавторы. «У нас не было субординации и вертикали, иерархии и порядка. Мы с Женей (Казачковым, драматургом. — Прим. ред.) вместе все разбирали, монтировали, придумывали. Конечно, спорили, но так и родили что-то совместное», — рассказывает режиссерка Вика Привалова о том, как возник «Мам, привет», передвижной спектакль-выставка про болезненные отношения взрослых детей с матерями. И главное, кто теперь делает театр: не режиссеры, а журналисты, ученые, пиарщики, активисты — в общем, люди со стороны, зато с живым опытом.

Снижение входного порога (точнее, его перемещение в другую плоскость) — это даже не свойство, а причина всей этой новой волны. Раньше нужно было театральное образование: пять лет в герметичном мире после вступительных, о которых почитаешь — и волосы дыбом. А теперь нужны свежие идеи, смелость, ну и какая-то насмотренность — понимание, как расположить себя среди других спектаклей, которых все больше. То есть театр теперь делают так же, как пишут инди-музыку.

«Почти все в спектакле собрано по крупицам и по бартеру», — продолжает Привалова. В ее спектакле участвуют старые столы, стулья, трюмо, шкафы, но еще аудиогид в приложении, которое вообще-то создано для экскурсий по городу. Сайт для спектакля Вика — еще и дизайнерка — тоже верстала сама, сама занимается продажами, но и это не предел. «Бюджет „Стопроцентной любви…“ — что-то около 10 тысяч рублей», — называет совсем уж невообразимую сумму Наталья Зайцева: портативная колонка — ее собственная, проектор — друзей, плащи с надписями «Не плачь» и шарф «Скучно» продал по себестоимости местный бренд Murmurizm. Правда, потом она уточняет: «Не то чтобы спектакль можно поставить за три рубля. Это обман, на который начинающие часто ведутся, на самом деле нужно платить еще за монтаж и проведение на площадке, дизайн, да и труд команды, по-хорошему, должен быть оплачен».

Но вот что важно: все эти спектакли, скорее, именно инди, не панк. Я не видела своими глазами, как возникал новый театр на рубеже 90-х и 2000-х, но наслышана: пол в подвалах своими руками, ночные дежурства. Сейчас почти все яркие новые проекты появляются при институциях. Их поддерживают кураторы — иногда того же поколения, что художники, а иногда как раз те, кто сформировал предыдущую волну. В Москве это, например, Елена Ковальская и «Резиденция Blackbox» в ЦИМе, Всеволод Лисовский и его мигрирующий ЦТИ «Трансформатор», Борис Юхананов и коммерческая «Мастерская индивидуальной режиссуры» при Электротеатре, Анастасия Прошутинская и зиловские резиденции для молодых хореографов, в Питере в последний год — фестиваль «Точка доступа». Все они пускают в индустрию людей, которых не приняло бы консервативное образование или которые, может, и сами решили держаться от него подальше.

(function(d, s, id){ var js, fjs = d.getElementsByTagName(s)[0]; if (d.getElementById(id)) {return;} js = d.createElement(s); js.id = id; js.src="https://connect.facebook.net/en_US/sdk.js"; fjs.parentNode.insertBefore(js, fjs); }(document, 'script', 'facebook-jssdk'));