Does Petersburg sell?

Маркетологи утверждают, что sex sells, то есть секс продает. Так и Петербург, несмотря на некоторую физическую усталость (ее нет-нет да отметят заезжие москвичи, мол, тут у вас немножко как в 90-х; правильный ответ — а мы так любим) — продается и продает.

Возьмем, например, строительство. Одна и та же квартира в разных городах стоит по-разному. И дело не только в стоимости земли или прочих издержках, которые несет девелопер. В Москве покупатели платят за близость к кремлевским башням, в прямом и переносном смысле. А в Питере за что? Здешней власти далеко до московских фараонов. За море? Честно говоря, море у нас так себе — в Калининграде или в Сочи оно в сто раз лучше. Климат отвратительный — вспомните мандельштамовский тост «за желчь петербургского дня». Заработков особых нет. Словом, непонятно, с какой стати десятки тысяч россиян ежегодно импортируют в дельту Невы свои деньги, покупая мильон квадратных метров, причем покупая недешево, а иногда откровенно дорого.

Сама дельта, ее бесконечные, неистощимые берега, которые, как это ни странно прозвучит, только начинают осмыслять и осваивать архитекторы и девелоперы, — это уже много. Но, кажется, тут важнее метафизическое. Люди самой разной культуры платят деньги (каждый в свою меру, кто-то в далеком Кудрове, кто-то на престижном Крестовском острове) за близость к знаменитому петербургскому мифу. Ну, а если к мифу прилагаются виды из окон — так и вообще прекрасно.

Дельта царей

Всероссийские деньги купцов и разночинцев, которые присылают в Петербург детей и переезжают сами, конечно, очень важны. Но не меньшую роль играют и деньги питерских уроженцев, навсегда перебравшихся в столицу. Отчасти из сентиментальных соображений, отчасти веря в тот самый миф, они делятся с малой родиной тем, чем богаты — демонстрацией возможностей, поэзией широкого жеста. Именно поэтому здесь построена высочайшая башня Европы, которая одним нравится, а других ужасает.

Практического смысла в строительстве такого грандиозного бизнес-центра нет. Но ведь и фараон Хеопс, возводя свою пирамиду, понимал, что столько места после кончины ему не понадобится. Однако строил. Не для себя — для живых. Хочется всячески уйти от похоронных аналогий — не в них тут дело, — но от ощущения, что лахтинский небоскреб и ему подобное строительство — это такая северная Долина царей, не уйти.

Когда-то русские цари и их приближенные создали этот колоссальный памятник несправедливому распределению ресурсов нации, страшному экономическому дисбалансу, который и некогда похоронил империю. Теперь цари здесь больше не живут, цари переехали, но они хотят и могут поддержать традицию демонстративного потребления. И спасибо им за это — так они культивируют наш миф, не дают Петербургу свестись к тусклым многоэтажкам Купчино и Веселого поселка.

Мифы и предрассудки

К слову, петербургский миф, если не вдаваться в строгие определения, все время менялся и только сравнительно недавно он свелся к тому, что этот город категорически прекрасен. Увы, этот неточный миф уживается с множеством предрассудков. Которые, как им и положено, убивают.

Так, местные власти смотрят на город и видят индустриальный центр второй половины ХХ века, с фабриками, заводами и вялыми гостеатрами. Город университетов, город способных молодых людей, город огромных IT-компаний, город процветающей сферы услуг — о нем говорят, но — это цитата представителя местной власти — «мы его не видим». А значит, будем развивать нечто уходящее, живущее по инерции. Не далеко ушли от чиновников и строители, у которых своя песня: чтобы что-то построить, надо что-то разрушить (архитектурная халтура — подвид разрушения). Ложность этой дилеммы — или снос, или стагнация — поражает, необходимая доля разрушения в процессе развития, мягко говоря, преувеличена. И напрашивается вопрос — если снесете и то, и это, и там, и здесь (как это происходит в Москве), с чем вы останетесь? Что и кому будете продавать?

Словом, стратегически правы те, кто деятельно признательны прошлому, кто раскрывает sea view на старом заводе, находит поэзию там, где ее никто не ждал, кто взращивает молодежь, как бы это ни было трудно, кто строит пирамиды, в конце концов. Ведь в Петербурге как? Главное — величие замысла… Остальное миф».