Сегодня поговорим о кинематографии Земли Обетованной, шире – еврейской, шире, но под другим углом, – иудейской.
Во избежание размывания дискурсов, углубляться в нее не будем – лишь обозначим и без того известные моменты. Основные сюжеты израильского/еврейского кино: Холокост, история Возвращения и восстановления Государства Израиль и сложных взаимоотношений с соседями, внутренними и — чуть более — «внешними». «Список Шиндлера», «Жизнь прекрасна», «Мальчик в полосатой пижаме» — эти и другие шедевры ( и не очень ) – общеизвестные маркеры образованной политкорретности.
Но это вне сферы наших интересов, другое дело – тот же «Суд над Богом». Один из самых драматичных примеров ревизии, переосмысления своего отношения к Творцу – телевизионная пьеса , в основу сюжета которой легла биографическая история летописца Холокоста Эли Визеля. Копившееся веками глухое недовольство Божиим «произволом» кульминирует и вскрывается в концлагере – доведенные до отчаяния драмой, полностью уничтожившей их привычный мир, узники решаются вызвать Бога на суд. «Э то был взрывной список… библейски засвидетельствованных преступлений, которые, наконец, качнули судей в сторону обвинительного приговора », — отметил кинокритик Том Шеппард.
Специально религиозная тематика израильского кино – отдельная история, сегодня мы её пристально изучать не будем (хотя, возможно, вернемся к ней в будущем), а рассмотрим интересный по целому ряду причин сериал «Джуда» – то есть Иуда.
Еврейско-иудейская мистика неизменно популярна в масс-культуре, хотя эксплуатируются лишь считанные ее сюжеты и персонажи. Так, в фильме «Шкатулка проклятия» представлен злой дух Диббук, «отметившийся» и в ряде других фильмов, не говоря уж о литературе. Но самый известный персонаж, можно сказать — «лицо» еврейской мистики, это голем, антропоморфное существо, созданное, согласно легенде, из глины и «оживленное» силой каббалистической магии для защиты евреев от гонителей рабби Лёвом в Праге в XVII веке. Роман Густава Майринка, где голем — скорее символическо-эзотерическая метафора, появился ещё на заре кинематографа, в эпоху немого кино, когда и прописался в нем, видимо, на ПМЖ. Голем появляется в одной из серий «Гримма» ( о котором мы уже писали ) , причем с вполне «традиционной», соответствующей легенде, миссией – для защиты племянника инвокатора; в «Опочтарении» (экранизации одноименного романа Терри Пратчетта) браво маршируют бригады големов-рабочих; наконец, в прошлом году вышел фильм «Голем. Начало», где легенда о глиняном защитнике евреев перенесена в современность – действие происходит во время Второй мировой войны…
Создатели израильского сериала «Джуда» (англоязычный аналог русского «Иуда») сделали довольно успешную и забавную попытку сочетать специфический еврейский мессианизм с модным образом вампира в масс-культуре. Сериал не выходил на большой экран, первый (возможно, и последний) восьмисерийный сезон доступен в любительском переводе на торрентах.
Небольшой экскурс в историю вопроса. Вампиры появились задолго до поздней славянской и, шире, европейской бесовщины христианской эпохи. Умершие не своей смертью, «заложные покойники» – самоубийцы, например, и встающие ночами из могилы, чтобы пить кровь живых, по сравнению с Лилу вавилонян и акшарами шумеров, детские страшилки на Хэллоуин. Неподалеку бродит индийский «зомби» ветала , китайский чианши , римские ламии .
У славян упырями становились рожденные «в рубашке», с атавистическими признаками, и не вовремя зачатые, а также отлученные от Церкви и умершие без покаяния. Их «ограниченные возможности» и слабые места также заимствуются массовой культурой из фольклора. Чеснок, кол в сердце, декапитация, святая вода – это все оттуда. Чем ближе к нашим временам, тем изометрия и мифология стригоев все более разукрашивается и разнообразится, но поистине второе перерождение она получила с появлением кинематографа.
Кино о вампирах появилось вскоре за самим большим экраном – легендарному «Носферату» всего через два года, в 2022-м, будет уже сто лет… И полились реки крови — с тех пор популярность живых мертвецов, пьющих кровь «обычных людей», служащих для бессмертных лишь кормом, не спадала, временами ненадолго уходя в затишье, как и сами вампиры прячутся от солнечного света, чтобы вновь пробудиться с сумерками. История многократного возрождения интереса к «вампирскому» кино слишком уж сильно напоминает сам миф – древнейшая мечта человека о вечной жизни, реализованная не очень удачно – вечно живые мертвецы поддерживают свою жизнь живущими недолго. «Обелением» своего образа вампир обязан совпавшим с появлением кино и масс-культуры тотальной секуляризации и дехристианизации общества, и нынешний вампир — уже не древний морщинистый старец Дракула с острыми ушами и крыльями летучей мыши. Вампир двадцать первого века – стильный, бледный и сексапильный Эдвард из «Саги» про Сумерки. Или ушлый и разбитной, настоящий еврей Джуда. Настоящий еврей… и Машиах.
Один из центральных и основных еврейских мифов – ожидание прихода Машиаха-Мессии — не просто и не случайно пережил множество перевоплощений в иудео-христианской цивилизации. Мессианские чаяния иудеев эпохи Второго Храма породили множество лжемессий. От несостоявшихся машиахов семнадцатого века типа Шаббатая Цви и Якова Франка до «мессий» эпохи постмодерна — Марии Деви Христос, Виссариона и Сан Мён Муна.
Будучи одним из важнейших чаяний всего человечества, сотериологический миф и ожидание Второго Пришествия органично существуют и полноценно развиты в других цивилизациях и культурах – индуисты ожидают Калки, последнего Аватара, буддисты верят в пришествие Майтрейи, Будды грядущего, мусульмане верят в пришествие Махди.
Джуда – типичный секулярный еврей, совершенно нерелигиозный, заядлый картежник – странно даже, что для довершения образа еще вдобавок не гей. Зато изрядный бабник, постоянно изводит долготерпеливую подругу изменами, а верного друга – сложными ситуациями, из которого его приходится выручать. «Зарабатывает» на прожигание жизни игрой в рулетку. Наконец, доигравшись по-крупному, Джуда умудряется не просто «попасть» на очень большие деньги, но и… подхватить странную «заразу», настолько непонятную, что долго не осознает ее и не может поверить в откровения старого раввина. А Джуду не больше не меньше чем инициировали, теперь он «умер» — в прежнем качестве «ветхого человека» и должен родиться вновь, и не просто как вампир – но уже как Машиах.
Несмотря на подчеркнутый художественный минимализм и очевидную малобюджетность проекта, лихо закрученный детективно-мистический сюжет держит в напряжении, не отрываясь от экрана, все восемь серий первого сезона. Каждую серию открывает соответствующая содержанию цитата из Писаний – Торы, Пророков или Талмуда.
Создатель «Джуды» Цион Барух отмечает, что одной из преследуемых им целей было «исправление духовного мира» жертв вековых антисемитских предрассудков: «Имя героя — Джуда, и оно имеет негативную коннотацию, потому что он иудей. Мы обелим его имя. Зрители влюбятся в него, и я исправлю их духовный мир. Вампиры всегда были атрибутом христианского мира, а еврейский народ подвергался на протяжении всей истории дискриминации, и вот пришло время для еврейского супергероя», — сказал Барух.
Постепенно разворачивается сложная сюжетная линия, вернее, сразу несколько линий и множество сюжетных ходов, присущих разным кинематографическим жанрам. Помимо магистральной – пути становления нерелигиозного еврея как мессии, — ей сопутствует предыстория – эпическая байка о спасении от нацистов, затем инициации в вампира, затем вынужденном убийстве еврейского мальчика в Трансильвании сыном самого Дракулы. Впрочем, убийстве ли? Увидите сами.
«Случайно» обращенного Иуду преследует клан румынских вампиров – его полное обращение на восьмой день означает их уничтожение, ведь Машиах должен изничтожить все силы зла – и кто, как не стригои , их первейшее и самое явственное воплощение. С «посвятившей» его Таней у него возникнет любовь, и это на фоне неулаженных и продолжающихся отношений героя-бабника с долготерпеливой, все еще любящей его подругой Орит. Та, в свою очередь, в качестве ветеринара помогает инспектору полиции расследовать множащиеся странные убийства на Земле Обетованной. Сам же горемыка Иуда проживает чудовищную ломку, катарсис, внутренне – да и внешне — борясь с собой, превращаясь в носферату, и уж вовсе не желая становиться Избавителем.
Создатели сериала попытались соединить невозможное, вернее, противоположности – человеконенавистнический вампиризм и спасительное мессианство. Но и это имеет обоснование, легитимацию, если не в экзотерическом иудаизме, то в некоторых направлениях каббалы и мессианстве гетеродоксальном. А именно, первейшая приходящая на ум параллель – легендарный Шаббатай Цви, чье «отступничество» и принятие ислама (под угрозой смертной казни турецким султаном) было хитро преподано верным сподвижником Натаном из Газы как ложный, иллюзорный маневр, необходимый для исполнения мессианских пророчеств.
На первый взгляд кажется, что в этом диалоге прописана позиция авторов, вполне ортодоксально-религиозная – еврей тот, кто таков не просто по крови, но и по духу. В дальнейшем же увидим, что эта фраза – еще и провозвестие к дальнейшей, «мессианской» теме. («Ты же знаешь, что евреи нам запрещены. Как ты не опознала его? — Я не смогла опознать в нем еврея, поскольку в нем не было веры» (1 серия 34.30).)
У Джуды развивается «обычный» джентльменский набор вампирских качеств: нечеловеческая сила, обостренные чувства восприятия, ясновидение помогает в его профессии – азартных играх, но помимо них есть и специфические особенности. Создатели «Джуды» не избежали соблазна показать еврейскую избранность, и местами даже сатирически. «У него есть все наши достоинства, но без наших недостатков», — описывает своим подопечным еврея-вампира старый Дракула.
Метаморфозы прожженного подлеца Иуды проявляются наглядно и сразу – то он жалеет случайно сбитую на дороге кошку – правда, тут же напивается ее крови, то пытается «выпить» удушенного им, защищавшим друга, мафиози, то просит прощения у злосчастной подруги — и ворует у нее заначку. При том постепенно, но необратимо превращается – и вот он уже не может войти в дом, на котором висит мезуза – иудейский оберег, восходящий к десятой казни египетской. Или произносит такой диалог с раввином:
«Смотрите, я распадаюсь. Вы можете мне объяснить? Смотрите, вот! (выдергивает ноготь)
— У тебя растут новые ногти из более прочного материала. Это ноготь первого человека. Адама, то есть. Он был весь покрыт такими пластинами и потому был неуязвим».
Раввин объясняет профану Иуде нюансы провиденциальных хитросплетений, когда тот жалуется, что, дескать, вовсе не хотел становиться мессией: «Значит, Господь впервые избрал того, кто этого не хотел.
— А ты думаешь, Моисей хотел, пророк Иона, Ной? Никто не хотел, но только они могли выполнить предназначение».
Чтобы утолить голод, Джуда должен пить кровь кошерно забитого животного – а если выпьет кровь человека, то нарушит запрет. Еда кажется ему протухшей, и все более одолевает похоть (отсылка к повышенной сексуальности вампиров в цыганских поверьях).
Его самообладание наставник постоянно подвергает испытанием – то окатит ведром крови лучшего друга Ашера, крепко приковав Иуду прямо перед ним, то отправит примиряться с матерью в больницу! Отправляет, напутствовав сакраментальной максимой: «Когда ты примиришься с матерью, ты примиришься с собой».
Еще Иуда может ходить при свете дня в своей любимой шубке – этой возможности лишены «классические» вампиры — за исключением субботы. Выйдя в субботу на свет Божий, он рискует тем, что солнце испепелит его. – «Да у него настоящая ломка – от субботы!»
Сцена обуздания одержимого в субботу Иуды заклинаниями из псалмов отсылает к популярному к кино экзорцизму. И… напоминает об истоках и генезисе европейского оккультизма – тот ведь тоже во многом основывается на библейском материале, используемым особенным образом.
Накал бурного детективного действа временами ослабевает от милых лирических вставок. Например, когда раввин садится в «Кадиллак» и, вспомнив, видимо, мирскую молодость, газует, отпуская руль. Впрочем, в дальнейшем мы еще увидим, какие големы живут на чердаке у самого раввина.
Стремительно очеловечивающиеся вампиры, «бывшая» вампиресса Таня и будущий — Джуда, готовые убить друг друга при первой встрече, на второй уже бросаются друг другу в объятья. А тем временем закручивается роман Орит – «бывшей» девушки Джуды — и следователя Авихая, ловящего «зверя».
Умиляют и «рецидивы» религиозно-национального подсознательного: после разворота «по полной» всей жуткой мистической детективщины даже обмирщенные полицейские клянутся больше «не работать по субботам», даже не садиться в машину.
Душевные терзании Джуды в принципе вполне понятны и узнаваемы – преодоление своей скотской, падшей природы, даже на вполне понятном любому «непосвященному» психологу, да и просто мыслящему человеку уровне – признание своих ошибок, проступков, примирение с «ужасной» матерью и запрограммировавшим его жизнь непутевым отцом. Возможно, именно с этого начинается личное искупление и избавление каждого, свое персональное «мессианство»?
Отчетливо хрестоматиен монолог киллера-«француза», пришедшего за Иудой, взявшего в заложники раввина и подстрелившего даже полицейского:
«Знаешь, когда ты убил стольких людей, ты можешь определить различные виды страха.
Кто-то таращит глаза, кто-то поднимает брови,
кто-то открывает рот, кто-то тяжело дышит,
кто-то обделывается со страху,
но я еще в жизни не видел такого взгляда, как у тебя.
Без малейшего страха смерти.
Это истинная вера, Моти. С ней ничего не боишься».
Восьмая серия первого сезона обрывается на неожиданной сцене сражения…
Неясно, стоит ли еще, спустя более двух лет после выхода первого (?) сезона ждать продолжения, а может быть, оно и не планировалось (анонсированный год назад второй сезон так и не был обнаружен). Ведь основной мессидж авторов уже понятен: каждый, самый греховный и падший, может подняться со дна и вознестись до высот. Вознестись, реализуя свой божественный потенциал, если прислушается к зовущему его Голосу – возможно, изнутри, а может быть, в безумной кутерьме страшных передряг и несчастий. И тут очевиден и совсем уж буквальный намек создателей фильма: каждый Иуда может стать Мессией.
