Сегодня мы обязаны поставить перед собой цель принципиально нового уровня — к концу следующего десятилетия Россия должна уверенно войти в клуб стран «80 плюс», где продолжительность жизни превышает 80 лет. (Из обращения президента Российской Федерации к Федеральному собранию 1 марта 2018 г.)

С 1 марта 2018 г. в числе национальных приоритетов Российской Федерации (РФ) значится вступление в клуб «80+», то есть в число стран, где ожидаемая при рождении продолжительность жизни (ОПЖ) превышает 80 лет. В этой связи важно понять, каким путем попали туда те, кто уже там, где мы все будем, если всё пойдет как надо. Только так можно предусмотреть возможные препятствия на этом пути и способы их преодоления — с учетом еще и того, что продолжительность жизни человека определяется не только экономикой и политикой, но и биологией вида Homo sapiens.

Между тем, до сих пор получалось так, что все члены клуба «80+» выходили на него по кривой, а именно — «кривой Престона», названной так по имени автора статьи [22], где в 1975 г. эта кривая была продемонстрирована впервые. По сути — это тренд, выявляемый при сопоставлении ОПЖ и валового национального продукта (ВНП), также именуемого валовым внутренним продуктом (ВВП), на душу населения в год в разных странах. Ниже сокращение ВНП будет подразумевать удельный показатель — на душу населения в год. Связь между ВНП и ОПЖ по состоянию на 2015 г. показана на рис. 1.

Кривая Престона отражает как минимум три обстоятельства: (1) ОПЖ растет при увеличении ресурсов, доступных для обеспечения жизни; (2) ОПЖ не может расти бесконечно, сколько бы ресурсов на это не употребить, поэтому по мере увеличения ВНП рост ОПЖ замедляется; (3) с учетом разброса точек вокруг кривой Престона получается, что ОПЖ существенно зависит не только от ресурсов, доступных для поддержания жизни, но и от условий их расходования; в качестве таковых, кроме природных, рассматриваются распределения по разным статьям бюджета (здравоохранение, оборонные расходы, инвестиции в развитие) и по разным группам населения (имущественное неравенство, город/село) [2, 4, 22, 24], вклад горнодобывающей промышленности в экономику [6], национальные особенности образа жизни [9] и многие другое, вклады чего могут быть самыми разными в зависимости от обстоятельств. В частности, можно обратить внимание на то, что, хотя практически у всех членов клуба «80+» 2015 г. ВНП превышает 20 тыс. долларов США (только у Греции и Португалии меньше, но все равно больше 19 500 долларов США), вплотную к планке для вступления в него приблизились несколько стран, ВНП которых сопоставимы со среднероссийским в 2015 г. (9 330 долларов США). Это (доллары США; годы): Ливан (8 452; 79,5), Куба (7 600; 79,55), Коста-Рика (11 406; 79,6). Вот и условие: все такие страны — от Греции до Коста-Рики — это либо Средиземноморье, либо Карибский бассейн. Климат никто не отменял. Вполне себе благополучную Финляндию кривая Престона привела в клуб «80+», когда ВНП в этой стране превысил 51 тыс. долларов США (см. ниже).

При всей, казалось бы, банальности таких выводов, статья Престона 1975 г. [22] процитирована в мировой научной литературе около полутора тысяч раз. В РФ это впервые произошло в 2012 г. [9], когда было обращено внимание на своеобразное положение РФ относительно кривой Престона по состоянию на 2010 г. Место это оказывается в самой нижней части разброса относительно участка кривой, соответствующего ВНП в РФ, и гораздо ниже многих стран, где ВНП не превышает и половины российского. Через 5 лет ситуация, как видно (см. рис. 1), не претерпела существенных изменений. В рекордном по ВНП 2013 г. (в полтора раза выше, чем не только в 2010 г., но и в 2015 г., когда ВНП вернулся к уровню 2010 г.) ОПЖ была порядка все тех же 72 лет. Вплотную рядом с РФ находится Суринам. Из числа стран, где ВНП близок к РФ, слегка превышая его, ОПЖ ниже, чем в РФ, только в Экваториальной Гвинее (10 700; 57,5) и Республике Тринидад-и-Тобаго (17 300; 70,6). Возможные причины аномалий, представленных этими двумя государствами, рассмотрены ранее [9].

Одним из факторов несоответствия между ВНП и ОПЖ может быть неравномерность распределения ВНП по регионам и/или различным слоям населения. Поскольку увеличение ОПЖ зависит от ВНП не линейно — замедляется при увеличении ВНП до практически полной остановки после 30 тыс. долларов США (см. рис. 1), — выходит, что, чем больше ВНП оседает там, где его уровень и так уже выше (так что дальнейшее увеличение ВНП приводит к относительно меньшему росту ОПЖ, чем увеличение на более низком уровне ВНП, где ОПЖ зависит от ВНП сильнее), тем более значительным будет торможение роста ОПЖ в целом попопуляции. Россия крайне неоднородна — как в имущественном, так и территориальном отношении. Поэтому интересно выяснить связи валового регионального продукта (ВРП) на душу населения в год и ОПЖ по регионам РФ.

Данные такого рода были опубликованы до сих пор только по одной стране — Китаю, где сравнение между провинциями выявило паттерны, в целом соответствующие кривой Престона [24].

Россия, как обычно, не вписывается в общие рамки. Чтобы убедиться в этом, воспользуемся данными Росстата, переведя рубли в доллары по курсу на день построения рис. 1. Получается рис. 2, где по регионам России в целом соответствие связи ОПЖ и ВРП кривой Престона, как видно, вообще отсутствует.

Рис. 2. Точечной линией показана кривая Престона по странам мира, включая Россию в целом.

Пунктиром показана кривая Престона для РФ с разбивкой по регионам. Ромбами выделены республики Северного Кавказа

С правой стороны соответствие связи ВРП и ОПЖ с кривой Престона нарушают регионы РФ, где ВРП превышает 20 тыс. долларов США, так что, казалось бы, этот барьер для вступления в клуб «80+» там уже преодолен, но как-то невпопад на целых 10 лет. Эти регионы указаны в верхней части таблицы.

Четыре из пяти верхних аномалий — национальные автономные округа (АО), причем оба Ненецких АО по своему ВРП превосходят ВНП Швеции, где ОПЖ сейчас 82,6 года. Еще одна аномалия — остров Сахалин. ВНП там выше, чем, на пример, в Испании, а ОПЖ ниже — на 15 лет. Есть смысл выставить эти пять аномалий за скобки.

С левой стороны можно выделить шесть регионов РФ с самой высокой ОПЖ (если не считать Москву и Санкт-Петербург) и при этом с самым маленьким ВРП — меньшим, чем даже в регионах с самой низкой ОПЖ (Еврейская автономная область и Чукотский АО) и еще в десятке, где ОПЖ не дотягивает до 70 лет. Все эти шесть регионов — республики Северного Кавказа. Аномалию, представленную в нижней части таблицы, тоже вынесем за скобки.

Обе группы аномалий представлены регионами, которые составляют лишь небольшую долю населения РФ. Погоды они не делают, но картину портят.

Поскольку практически все аномалии в таблице представлены национальными республиками, автономными округами или областями, есть смысл посмотреть, как обстоят дела в РФ там, где таковых нет — в Центральном федеральном округе (ЦФО).

Рис. 3. Связь между ВРП и ОПЖ в различных регионах России.

Левая колонка: Центральный федеральный округ (А), Северо-Западный федеральный округ (Б), Поволжье (В). Правая колонка — то же за вычетом Москвы, Санкт-Петербурга и национальных автономных округов и республик соответственно. Прямые линии — линейные тренды. Овалы — 95% ДИ. Данные Росстата обработаны средствами XlStat

Как видно на рис. 3, а, положительная корреляция ВНП и ОПЖ там есть, причем она достоверна (p<0,0001 и p<0,001 соответственно) независимо от того, включен или не включен в анализ столь своеобразный административный объект, как Москва (точка для Москвы выходит за пределы 95% доверительной области). На рис. 3, б показана ситуация в Северо-Западном ФО, СЗФО (за вычетом Ненецкого АО, который существует, судя по его положению относительно кривой Престона, по каким-то своим законам). Как видно, на Северо-Западе положительная корреляция ВРП и ОПЖ есть, хотя она статистически недостоверная. Примерно то же относится к Уралу, Сибири, Югу и Дальнему Востоку (за вычетом аномальных АО). Выбивается из общего ряда Поволжье (см. рис. 3, в), где корреляция ВНП и ОПЖ отрицательная, причем если вывести из рассмотрения территории, выделенные по нацио нальному признаку, она только усиливается и становится статистически значимой (p=0,019).

Если теперь представить данные, полученные в пределах каждого из ФО РФ, в контексте ситуации, существующей в мире, получится рис. 4.

Рис. 4. Тренды связи между ВНП (ВРП) и ОПЖ по регионам России на фоне остальных стран мира.

На коротких интервалах, показанных на рис. 3, тренды можно считать линейными, но при их продлении в сторону увеличения ВРП нельзя игнорировать нелинейность зависимости между ВНП (ВРП) и ОПЖ, поэтому региональные тренды РФ представлены, как и глобальный, логарифмическими кривыми

Выводы из рис. 4 такие. Даже в ЦФО и СЗФО тренды идут ниже, чем в целом в мире, так что если считать, что ОПЖ существенно зависит от ВНП, то в клуб «80+» можно будет попасть при ВНП не 20 тыс. долларов США, а 50–60 тыс. (примерно как в Финляндии, которая уже там). Еще меньше располагают к вхождению в этот клуб дела в остальных регионах РФ, а в Поволжье ситуация вообще из ряда вон.

Между тем, ни одной стране до сих пор не удавалось войти в клуб «80+» при ВНП ниже 20 тыс. долларов США (кроме Греции и Португалии — см. выше). Но в РФ при достижении такого уровня ОПЖ не будет превышать 78 лет в Москве, 76 лет — на Северо-Западе и 72 лет — на остальных территориях (за исключением Северного Кавказа).

Что делать? Неужели считать, что характер связи ОПЖ и ВНП у нас не такой, как везде, потому что у нас все вообще не так? О ложности этого допущения свидетельствует рис. 5, где показаны варианты кривой Престона, построенные не по разным странам в определенный год, а по разным ВНП, достигаемым в разные годы (с 1960 по 2015 г.) в отдельных странах. Нетрудно видеть, что при любом достигнутом ВНП уровень ОПЖ в России на 5–6 лет ниже, чем в Финляндии, и на 10 лет ниже, чем в Японии. 80 лет не достигается ни при каком ВНП, представимом в обозримом будущем.

Рис. 5. Тренды связи ОПЖ и ВНП, построенные по данным, полученным в разные годы (с 1960 по 2015 г.) для отдельных стран (для России данные начинаются 1989 г.).

Пунктирные стрелки сопоставляют ситуации по состоянию на 1989 г. и на 2015 г. в каждой стране. Все они свидетельствуют о тенденции увеличения и ВНП, и ОПЖ со временем, но их положение случайно, поскольку зависит от конечной и начальной сравниваемых точек; например, если взять для России не 1989 и 2015 гг., а 1994 и 2014 гг., положение стрелки будет иным. Но нас здесь интересует связь параметров не со временем, а между собой — при том, что со временем они увеличиваются не монотонно, а могут значительно колебаться, как видно на рис. 6

Если сопоставить изменения ВНП и ОПЖ в РФ в период радикальных социально-экономических преобразований в 1989- 2015 гг. (рис. 6), то можно видеть, что хотя ВНП и ОПЖ меняются со временем немонотонно, изменения их трендов однонаправленные, пусть даже у ОПЖ они менее выраженные.

Таким образом, ОПЖ в России зависит-таки от ВНП, причем тем сильнее, чем ВНП ниже (как и везде). Разумеется, из данных о соотношениях между ВНП (ВРП) и ОПЖ, какими бы регулярными они ни были, не следует ровным счетом ничего о динамике самого ВНП. Прогнозы по этой части, тем более для сроков не настолько близких, чтобы что-то можно было просчитать, но и недостаточно длительных, чтобы сказывались общие тенденции, — не для статьи, претендующей на научность. Разве что можно опереться на мнения тех, кто считают себя экспертами по этой части.

В рецензируемой научной литературе такие мнения не публикуются. Согласно самым оптимистическим прогнозам, которые можно найти поиском в Интернете по запросам типа [ВНП (или ВВП), Россия, 2030], ВНП в РФ не возрастет через 10 лет относительно текущего уровня более чем примерно вдвое, а по кривой Престона получается, что для попадания в клуб «80+» надо примерно вдвое больше, чем примерно вдвое.

Так что же все-таки делать, чтобы войти в этот клуб «80+»? Повышение ВНП на душу населения до уровня хотя бы 20 тыс. долларов США в год совершенно необходимо, но столь же совершенно недостаточно. С целью прикинуть, что бы еще сделать, можно посмотреть, в чем особенности там, где до 80+ осталось совсем чуть-чуть при ВНП около того же, что и в РФ, или меньше.

Выше были отмечены страны Средиземноморья и Карибского региона. Но не надо заглядывать так далеко: у нас есть Северный Кавказ. Условия там, несомненно, способствуют. Известно, что долголетию помогает высокогорье [3, 23, 28], а также религиозность и почтение к традиционным ценностям [1, 21, 27]. Правда, эти факторы противопоказаны повышению ВНП. Да и создать для всего населения РФ условия Северного Кавказа, равно как Греции или Коста-Рики, все равно нереально.

Можно обратить внимание на то, что республики Северного Кавказа относятся к числу самых высоко дотационных регионов РФ. Может быть, там живут долго не за счет собственного ВНП, а за счет дотаций? Но столь же дотационными являются республики Саха и Тыва, однако там это никак не способствует долгожительству. Можно посмотреть данные о связи ОПЖ и денежных доходов на душу населения, предполагая, что дотации трансформируются в зарплату. Но при этом все равно получается картина, которая здесь не показана, потому что она примерно такая же, как та, которую точки, представляющие регионы РФ, создают на рис. 2. Зарплата на Кавказе никакая, как и ВРП, а жителям Ненецких АО их зарплата никак не помогает. И, опять же, нельзя сделать дотационными все регионы.

Может быть, дело не в ВНП в целом, а в расходах на здравоохранение (РЗО) на душу населения в год? Такая статистика тоже есть. Из нее следует, что РЗО пропорциональны ВНП во всех странах, включая РФ, настолько стабильно (рис. 7), что кривую Престона, построенную на таких основаниях, даже рассматривать неинтересно. РФ и в таком варианте построения этой кривой оказывается в той же близости ко дну, как и в классическом.

Рис. 7. Зависимость расходов на здравоохранение (РЗО) от ВНП.

На основном рисунке шкала ВНП логарифмическая, чтобы можно было видеть тренд Таджикистана, данные по которому в линейной шкале (вставка) сжимаются в точку. Видно, что Таджикистан, Россию, Испанию и Финляндию с их совершенно разными диапазонами ВНП и природными условиями объединяет общий тренд связи между РЗО и ВНП. Кубинский тренд несколько отклоняется от того сегмента общего тренда, который включает РФ, повышенной долей РЗО относительно ВНП

То же самое относится к рассмотрению данных о РЗО не по странам в один год, а по одной стране в сопоставлении с ОПЖ, достигнутыми в разные годы. Но такие графики настолько наглядны, что есть смысл привести некоторые из них (рис. 8).

Рис. 8. Связь между расходами на здравоохранение и ОПЖ в разные годы по отдельным странам. Пунктиром показаны соответствующие логарифмические тренды

Из данных на рис. 8 видно, что тренд ОПЖ Таджикистана, где ВНП и РЗО сейчас гораздо ниже, чем в РФ, при таком же соотношении между этими показателями, как и в РФ и Финляндии (см. рис. 7), практически совпадет, по достижении тех же ВНП, что в Финляндии и Японии, с трендами в этих странах. Более того, то же самое относится даже к республике Конго, где сейчас и РЗО мизерные, и ОПЖ соответственно низкая. Но это не относится к РФ, где, если судить по тенденции, которая за 20 лет (с 1995 по 2014 г.) не менялась, РЗО на уровне стран клуба «80+» так и не доводят ОПЖ до желанных 80 лет.

Приходится считать, что вложение доступных ресурсов в продолжительность жизни людей, то есть в ее качество, в России остается менее эффективным, чем других странах — от Конго до Финляндии. Поэтому просто повышением ВНП, и соответственно РЗО, Россию в клуб «80+» не вывести. Кстати сказать, в США РЗО (9400 долларов США в 2014 г.), в 2 раза выше, чем даже в Финляндии, а ОПЖ (78,74 года) до 80 не дотягивает. Ладно, проблемы США — это проблемы США. Как быть с нашими?

Для начала надо осознать сам факт их существования.

Можно представить по меньшей мере два крайних варианта наших проблем. Если считать, что РЗО попадают по заявленному назначению, тогда получается, что их значительная часть пропадает втуне там, где уровень и образ жизни делают здравоохранение бессильным. А если считать, что качество и условия жизни населения в целом соответствуют ВНП в среднем и благоприятны в общем для усвоения вложений в здравоохранение, тогда получается, что РЗО утекают куда-то вовсе не по адресу. Меры по исправлению ситуации зависят от того, какой из вариантов преобладает.

Очень возможно, что ситуации в этом смысле могут различаться по регионам. Если не учитывать, что где происходит конкретно, а стричь, как у нас принято, всех под одну гребенку (что весьма вероятно, поскольку так проще руководящим инстанциям), трата средств станет пустой для общества, но возможно не для отдельных физических и юридических лиц.

Можно не сомневаться, что обозначенный на по литическом уровне приоритет вступить в клуб «80+» активизирует тех, кто предлагает увеличить ОПЖ путем «снижения скорости старения» и станет перетягивать доступные ресурсы на разработку способов «замедлить программу старения», «повысить неспецифическую резистентность организма» и т. д. Естественнонаучная безграмотность на тех уровнях, где принимаются решения о выделении средств, как общественных, так и частных, на поддержку научных исследований и разработок, делает такие предложения весьма соблазнительными. Юристы, экономисты и менеджеры слишком озабочены законотворчеством и законопослушанием, чтобы обращать внимание на закономерности, существующие независимо от их сознания и вне доступности для него.

Объем доводов, которые необходимо учитывать для принятия взвешенных решений по вопросам продления жизни, намного превышает возможности рассмотреть их в одной статье. Без анализа дискуссий в текущей научной литературы не обойтись. Здесь можно обозначить пунктиром лишь некоторые все еще спорные позиции.

Параметры распределения числа людей по продолжительности жизни определяются законом Гомпертца-Мэйкхема (в первом приближении: вероятность смерти в возрасте примерно от 25 до 85 лет растет по экспоненте с периодом удвоения около 7–8 лет), на действие которого накладываются, но не отменяют его, дополнительные обстоятельства. Параметры эти таковы, что максимальная продолжительность жизни людей как представителей определенного биологического вида составляет 110–120 лет при возможных крайне редких превышениях отдельными лицами, а средняя или медианная продолжительность жизни в отсутствие вклада со стороны смертности, не зависящей от возраста, составляет около 85 лет, и она практически не меняется при увеличении долголетия немногих долгожителей [5, 7, 8, 15, 19, 26].

Программа старения, ведущая к смерти в определенном возрасте или в определенных обстоятельствах, которую, допустим, возможно замедлить или даже вовсе отменить, могла появиться в эволюции у некоторых видов в специфических экологических условиях, но не таких, какие имели место в процессе превращения обезьяны в человека [13, 17].

Старение — не результат возникшей в эволюции программы для ограничения сроков жизни или такой оптимизации распределения ресурсов, доступных организму, между самосохранением, самообслуживанием и вложением в потомство, какая может максимизировать самовоспроизведение. Старение — это результат фундаментальных ограничений, которые накладывают на возможности эволюции физико-химические свойства молекул, задействованных в выполнении биологических функций [8, 10, 11, 13].

До сих пор увеличение ОПЖ человека не со провождалось снижением скорости старения, а было связано со снижением смертности, не зависящей от возраста [13, 14, 16]. Длительность жизни в популяции в целом возрастает всякий раз, когда конкретная смерть, возможная по определенным причинам, предотвращается надлежащими мерами, в том числе медицинскими. Именно это вносило и вносит основной вклад в увеличение ОПЖ, и этот резерв при прочих равных условиях тем больше, чем ОПЖ ниже.

Успехи в увеличении продолжительности жизни экспериментальных животных генетическими манипуляциями имеют мало отношения к реальным мерам, применимым к людям, а величина эффектов, достигаемых фармакологическими мерами, снижается в ряду от простых организмов к более сложным [12, 15].

Многие впечатляющие поначалу результаты по продлению жизни в эксперименте вообще не воспроизводятся в дальнейшем, чему есть свои специфические причины [20].

Реальные меры по увеличению продолжительности жизни и работоспособности человека давно известны, а наука лишь отделяет факты от домыслов, формулирует все это точнее, объясняет причины действенности того, что действует, и определяет границы возможного. При достижении ВНП порядка 10–20 тыс. долларов США, увеличение ОПЖ лимитируется уже не экономикой и не биомедицинскими исследованиями и разработками, а общественным и личным осознанием уже известных результатов [12, 14].

Перераспределение ограниченных ресурсов на образование (и, соответственно, осознанное повышение культуры жизни), а также на профилактику и лечение наиболее распространенных заболеваний, более эффективно для увеличения ОПЖ по населению в целом, чем отвлечение этих ресурсов на пиар в виде дорогостоящих медицинских рекордов по продлению жизни в исключительно тяжелых случаях и на разработку и испытание универсальных «средств против старения» [15].

В заключение будет уместна цитата из статьи, заложившей основы современных представлений об эволюционном происхождении и природе старения [25]: «Такие выводы всегда разочаровывают, но они имеют желательные последствия, способствуя перенаправлению ресурсов туда, где они могут оказаться полезными».

---

ЛИТЕРАТУРА

1. Ahrenfeldt L. J., Moller S., Andersen-Ranberg K. et al. Religiousness and health in Europe // Europ. J. Epidem. 2017. Vol. 32. P. 921–929.

2. Bloom D. E., Canning D. Commentary: The Preston Curve 30 years on: still sparking fi res // Int. J. Epidem. 2007. Vol. 36. P. 498–499.

3. Burtscher M. Effects of living at higher altitudes on mortality: A narrative review // Aging Dis. 2014. Vol. 5. P. 274–280.

4. Dalgaard C.-J., Strulik H. Optimal aging and death: understanding the Preston curve // J. Europ. Econom. Ass. 2014. Vol. 12. P. 672–701.

5. Dong X., Milholland B., Vijg J. Evidence for a limit to human lifespan // Nature. 2016. Vol. 538. P. 257–259.

6. Edwards R. B. Mining away the Preston curve // Wld Develop. 2016. Vol. 78. P. 22–36.

7. Finch C. E., Pike M. C. Maximum life span predictions from the Gompertz mortality model // J. Geront. A. Biol. Sci. Med. Sci. 1996. Vol. 51. P. B183-194 .

8. Golubev A. How could the Gompertz-Makeham law evolve // J. Theor. Biol. 2009. Vol. 258. P. 1–17.

9. Golubev A. Greenhouse gases, culture traditions and life expectancy: history and geography // Biosfera. 2012. Vol. 4. P. 474–487. (In Russ.: Голубев А. Г. Парниковые газы, культурные традиции и ожидаемая продолжительность жизни: история с географией // Биосфера. 2012. Vol. 4. C. 474–487.)

10. Golubev A., Hanson A. D., Gladyshev v. N. Non-Enzymatic molecular damage as a prototypic driver of aging // J. biol. Chem. 2017. Vol. 292. P. 6029–6038.

11. Golubev A., Hanson A. D., Gladyshev v. N. A tale of two concepts: Harmonizing the free radical and antagonistic pleiotropy theories of aging // Antioxidants Redox. Signal. 2017. doi: 10.1089/ars.2017.7105.

12. Golubev A. G. Biochemistry of lifespan extension // Uspekhi Gerontologii. 2003. No 12. P. 57–76. (In Russ.: Голубев А. Г. Биохимия продления жизни // Успехи геронтол. 2003. No 12. C. 57–76).

13. Golubev A. G. Evolution of lifespan and ageing // Biosfera. 2011. Vol. 3. P. 338–368. (In Russ.: Голубев А. Г. Эволюция продолжительности жизни и старения // Биосфера. 2011. Т. 3. C. 338–368.)

14. Golubev A. G. The issue of the feasibility of a general theory of aging. III. Theory and practice of aging // Adv. Geront. 2012. Vol. 2. No 2. P. 109–119.

15. Golubev A. G. Commentary : Is life extension today a Faustian bargain? // Frontiers Med. 2018. Vol. 5. No 73. doi: 10.3389/fmed.2018.00073.

16. Gurven M., Fenelon A. Has actuarial aging «slowed» over the past 250 years? A comparison of  small-scale subsistence populations and European cohorts // Evolution. 2009. Vol. 63. P. 1017–1035.

17. Kowald A., Kirkwood Vol. B. Can aging be programmed? A critical literature review // Aging Cell. 2016. Vol. 15. P. 986–998.

18. Marck A., Antero J., Berthelot G. et al. Are we reaching the limits of Homo sapiens? // Frontiers Physiol. 2017. Vol. 8. No 812. doi: 10.3389/fphys.2017.00812.

19. Modig K., Andersson Vol., Vaupel J. et al. How long do centenarians survive? Life expectancy and maximum lifespan // J. intern. Med. 2017. Vol. 282. P. 156–163.

20. Petrascheck M., Miller D. Computational analysis of lifespan experiment reproducibility // bioRxiv. 2017. doi: 10.1101/107417.

21. Poulain M., Herm A., Pes G. The Blue Zones: areas of exceptional longevity around the world // Vienna Yearb Popul. Res. 2013. Vol. 11. P. 87–108.

22. Preston S. H. The changing relation between mortality and level of economic development // Population Studies. 1975. Vol. 29. P. 231–248.

23. Thiersch M., Swenson E. R., Haider Vol., Gassmann M. Reduced cancer mortality at high altitude: The role of glucose, lipids, iron and physical activity // Exp. Cell Res. 2017. Vol. 356. P. 209–216.

24. Wang S., Luo K., Liu Y. et al. Economic level and human longevity: Spatial and temporal variations and correlation analysis of per capita GDP and longevity indicators in China // Arch. Geront. Geriat. 2015. Vol. 61. P. 93–102.

25. Williams G. C. Pleiotropy , natural selection and the evolution of senescence // Evolution. 1957. Vol. 11. P. 398–411.

26. Wilmoth J. R., Deegan L. J., Lundström H., Horiuchi S. Increase of maximum life-span in Sweden, 1861–1999 // Science. 2000. Vol. 289. P. 2366–2368.

27. Zimmer Z., Jagger C., Chiu C.-Vol. et al. Spirituality, religiosity, aging and health in global perspective: A review // SSM Population Hlth. 2016. Vol. 2. P. 373–381.

28. Zubieta-Calleja G., Zubieta-DeUrioste N. Extended longevity at high altitude: Benefi ts of exposure to chronic hypoxia // BLDE Univ. J. Hlth Sci. 2017. Vol. 2. No 2. P. 80–90.

---

Автор Алексей Георгиевич Голубев, ведущий научный сотрудник научной лаборатории канцерогенеза и старения ФГБУ «НМИЦ онкологии им.  Н. Н. Петрова » Минздрава России (г.  Санкт-Петербург ).

Опубликовано в научном журнале: Успехи геронтологии. 2018. Т. 31. № 5. С. 616–627.

---

Вернуться на главную

*Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН)), «Азов», «Террористическое сообщество «Сеть»