Глава 10. Искусственный интеллект: Вселенная, полная ботов?

На страницах этой книги я настойчиво утверждал, что естественный отбор — единственный путь возникновения сложной жизни. Настало время признаться: это не совсем так. Есть и иной путь. Жизнь может быть создана другой, разумной жизнью. Речь идет не о божественном творении, а скорее о том туманном недалеком будущем, когда человеческая раса сможет создавать искусственных разумных роботов и машины, во многих отношениях похожие на настоящих животных и растения. Мы уже умеем создавать компьютеры, способные обучаться, логически рассуждать и (почти) убеждать наблюдателя в том, что они ведут себя как люди. Можно допустить, что через 100–200 лет наши компьютерные системы будут обладать чувствами и появятся человекоподобные роботы вроде командора Дейты из «Звездного пути». Инопланетные цивилизации, далеко опередившие по развитию земную, скорее всего, уже умеют создавать их.

Возможность — даже вероятность — подобной роботизированной жизни влияет на наши прогнозы по поводу обитаемости других планет. Если, как считают некоторые астробиологи, инопланетная жизнь может быть искусственной, то есть «рукотворной», будут ли к ней применимы те правила и ограничения, которые мы обсуждали в предыдущих девяти разделах? Или для жизни, которая является продуктом осмысленной, преднамеренной разработки, правила и ограничения будут иными?

Естественный отбор кажется на первый взгляд досадно непродуктивным. Поколения детенышей газелей появляются на свет только для того, чтобы достаться на обед львам. Лишь по чистой случайности один детеныш рождается с более длинными ногами, позволяющими ему быстрее бегать и не стать жертвой хищника. Поколения мух идут в пищу птицам, пока случайная мутация не даст одной из них желтые полоски, чтобы отпугивать врагов. Зачем оставлять все это на волю случая? Разве эволюция не ускорила бы ход, если бы газели знали, что им нужно бегать быстрее, а мухи умели переделывать себя и становиться пугающими для птиц? На самом деле элегантность естественного отбора заключается в том, что он не требует предвидения; наличием естественного отбора можно объяснить развитие жизни во Вселенной именно потому, что он не предполагает заранее известной цели. Нет нужды в Творце, поскольку эволюционный процесс обязательно идет, даже в отсутствие всяких предустановленных правил. Живое эволюционирует — пусть и медленно, — не нуждаясь в знании, куда ему двигаться.

Но если бы дело обстояло иначе?

Как бы выглядела жизнь, если бы она знала, куда двигаться?

Крабы идут по острову

Физик Анатолий Днепров в 1950-х гг. писал эксцентричную и типично советскую фантастику. Его рассказ «Крабы идут по острову» повествует о двух инженерах, которые проводят на необитаемом острове кибернетический эксперимент. Туда выпускают одного самовоспроизводящегося робота-краба, который добывает сырье и строит других роботов. Вскоре остров уже кишит новорожденными крабами-роботами. Но крабы начинают мутировать. Те, кто крупнее, безжалостно пожирают более мелких роботов ради запчастей для постройки еще более крупных механизмов. Чем закончится подобный эксперимент? По законам жанра, разумеется, катастрофой.

1950-е годы были эпохой завышенных ожиданий от развития науки и технологий. Хотя мечты о летающих автомобилях и персональных роботах грешили неумеренным оптимизмом, многие идеи, носившиеся тогда в воздухе, были достаточно рациональны, даже если технологическое развитие в реальности существенно отставало от чаяний человечества. В 1956 г. в научно-популярном журнале Scientific American появилась статья о том, что продовольственные проблемы можно решить путем создания искусственных «растений» — роботов, которые будут поглощать питательные вещества, синтезировать из них съедобные соединения, а затем, когда наступает время сбора урожая, добровольно отправляться на переработку. Говоря словами из статьи, «подобно леммингам, поток искусственных живых растений поплывет прямо в пасть перерабатывающему заводу». Главное, что эти искусственные растения должны были также размножаться. Как и природные живые организмы, они использовали бы природные ресурсы, чтобы строить новые копии самих себя — копии, которые бесперебойно продолжали бы выполнять те же задачи.

В принципе, эта идея вполне обоснованна. Естественный отбор подарил миру огромное разнообразие животных и растений, большинство из которых не слишком удобоваримо для человека. Когда мы окончательно разберемся, как растут и размножаются живые организмы, почему бы не использовать эти знания, чтобы самим конструировать существ, более подходящих для наших нужд, не обремененных ограничениями и багажом эволюционной истории? Если мы хотим есть мясо, но не хотим причинять боли и страданий, можно ведь создать машины, выращивающие «мышцы» без мозга или нервной системы? Даже если нас смущает образ машин, «плывущих, как лемминги, прямо в пасть перерабатывающему заводу», их поведение всего лишь заданная нами компьютерная программа. Страдают они не больше, чем старый смартфон, который вы выбрасываете на помойку.

Человечество в своем технологическом развитии уже ступило на этот путь — например, мы используем генную инженерию, внедряя определенные гены в другие организмы и получая, в частности, бактерии или дрожжи, производящие инсулин, — то есть переделываем формы жизни для собственных целей. Производство мяса путем выращивания организмов, не обладающих мозгом животного, безусловно, не такая уж фантастическая возможность. Но чего следует ожидать от инопланетных цивилизаций, которые, вполне вероятно, на тысячи лет опередили нас? Будут ли их миры изобиловать роботизированными коровами и овцами, производящими молоко и мясо благодаря сложным миниатюризированным химическим механизмам? Или, может быть, подобные цивилизации будут состоять только из искусственных организмов, способных к питанию, воспроизводству, конфликтам и кооперации и там вообще не будет существ, эволюционировавших «естественным» путем? Возможно, тщательно спроектированные искусственные растения и животные будут функционировать гораздо эффективнее, чем неповоротливые продукты естественного отбора вроде нас, причем настолько, что «исконное» население планеты окажется вытеснено собственными творениями.

В фантастике большинство историй о самовоспроизводящихся машинах представляют собой мрачные антиутопии; благие намерения создать искусственную жизнь оканчиваются тем, что экспоненциально растущие полчища «ботов» заполоняют Вселенную, используя все звезды и планеты для производства все новых и новых копий самих себя. Даже примитивная бактерия может устроить конец света, если будет неограниченно размножаться по экспоненте. Кишечная палочка E. coli в идеальных условиях может делиться на две дочерние клетки каждые 20 минут. Через час из одного организма получится восемь. Через сутки их будет 4 квадриллиона (4×10¹⁵), и их масса составит 4000 т. Всего через 72 часа масса кишечных палочек превысит массу всей Вселенной. Вот что такое экспоненциальный рост.

Естественно, в реальности этого не происходит. Научная фантастика подчас бывает ужасно пессимистичной, но для этого пессимизма нет оснований. В игру вступают и другие факторы, в том числе ограниченность ресурсов. Ведь в конце концов даже у крабов на острове из рассказа А. Днепрова кончились материалы для изготовления новых роботов. Ко всему прочему, когда вокруг много вкусных бактерий, другие существа в ходе эволюции непременно обучаются их есть, и устанавливается равновесие. Так что нам не стоит беспокоиться — Вселенная не утонет в бактериальной слизи.

Надо признать, человечество причинило колоссальный вред своей планете, но до уничтожения Вселенной нам далеко. Более того, в звездном небе не наблюдается никаких признаков того, что какой-либо организм, природный или искусственный, распространил свое влияние в масштабах, ожидаемых при экспоненциальном росте численности бактерий или крабов-роботов.

Но и оптимизм также следует проявлять с осторожностью. В том, что касается контроля над численностью бактерий или крабов-роботов, мы полагаемся на вековые процессы естественного отбора, надеясь на то, что непременно возникнет хищник, который начнет их есть. Но что, если это будут не бактерии, а разумные организмы, изобретающие способы поиска новых ресурсов, открывающие новые пути усовершенствовать себя, свою эволюционную приспособленность и свою способность учиться друг у друга и у предыдущих поколений? Возможно ли появление подобной армии самовоспроизводящихся искусственных интеллектов? Если да, то можно ли ее остановить? Насколько правдоподобно допущение, что другие планеты могут населять искусственно созданные существа, столь высокоразвитые, что они сумели обойти даже законы естественного отбора? А если это возможно, почему такое существо не возникло в ходе естественной эволюции? Если мы хотим знать, стоит ли нам опасаться инопланетного искусственного интеллекта, сначала следует установить, в чем заключается его особенность.

Жан-Батист Ламарк и шея жирафа

Одна из причин, по которым на Земле эволюция протекает столь медленно, состоит в том, что детям по наследству не передается полезный опыт родителей. Детеныши газели инстинктивно знают, как убегать ото льва, но инстинкт спасаться бегством развивался крайне медленно, в течение многих поколений: детенышей, у которых он отсутствовал, попросту съедали львы. Представьте себе, насколько быстрее пошла бы эволюция, если бы первая газель, сумевшая спастись ото льва, родила детенышей, которые бы поголовно боялись львов. Но так обычно не бывает. Недавние исследования выявили возможные механизмы влияния экстремального опыта (вроде недоедания или болезни) на будущие поколения, но они вряд ли могут быть ведущим фактором естественного отбора или эволюции. Почему это так?

Еще до того, как ученые начали понимать природу и механизмы наследственности, предположение, что жизненный опыт животного передается его потомству, выглядело по меньшей мере разумным. Эту идею принято связывать с именем французского биолога эпохи Просвещения Жана-Батиста Ламарка (1744–1829), который за столетие до Дарвина пытался объяснить тот факт, что животные кажутся удивительно хорошо приспособленными к своей среде. Как это могло получиться? Ламарк выдвигал много соображений по этому поводу, но прославился главным образом благодаря своему двухкомпонентному закону наследственности. Согласно этому закону, животные, во-первых, развивают признаки, которыми они постоянно пользуются, и утрачивают неиспользуемые признаки: кроты ослепли, потому что не пользовались зрением под землей, а жирафы — знаменитый пример — отрастили длинные шеи, потому что тянулись вверх за высоко растущими листьями. Во-вторых, что важнее всего, Ламарк предположил, что животные могут передавать эти приобретенные признаки потомству: если собака-мать увидит змею и испугается, ее щенки тоже будут бояться змей.

Теория, получившая название «ламаркизм», как нам теперь известно, в своей основе ошибочна, и в адрес Ламарка с тех пор было высказано много незаслуженных насмешек. Немецкий биолог Август Вейсман пытался опровергнуть закон наследования приобретенных признаков, поколение за поколением отрезая хвосты мышам и дожидаясь рождения бесхвостого мышонка. В наше время трудно воспринимать подобные эксперименты всерьез, особенно с учетом того, что иудейским младенцам делают обрезание на протяжении как минимум ста поколений, однако никто из их потомков пока еще не родился без крайней плоти. Что ж, одна из особенностей науки — в том, что иногда эксперимент нужно провести, чтобы убедиться в его бессмысленности.

Теперь мы действительно разбираемся в молекулярных механизмах наследственности. В наше время известно, что на планете Земля правила Ламарка по большей части не работают. Но отсюда не следует с очевидностью, что они в принципе неверны, а именно неверны для любой планеты, независимо от биохимической основы роста и размножения обитающих там организмов. Возможно, в инопланетные аналоги генов встроить приобретенные в течение жизни изменения не так трудно, как в ДНК. Можно смело утверждать, что, если существует планета, на которой законы Ламарка работают, или если ее обитатели сконструируют искусственную жизнь, способную передавать накопленный в течение жизни опыт по наследству, — эволюция там пойдет по совсем иному и, вероятно, непостижимому для нас пути. Животные и растения станут приспосабливаться намного быстрее, если смогут передавать свои приобретенные за жизнь признаки потомству напрямую!

В чем заключается фундаментальная ошибка идей Ламарка и ошибка ли это вообще? Биологам трудно уверенно ответить на этот вопрос. Ясно, что представления Ламарка ошибочны применительно к Земле, но, возможно, это не более чем частный случай — продукт конкретных химических механизмов, с помощью которых ДНК воспроизводится в потомстве животных. Есть, однако, два соображения в пользу того, что эволюция по Ламарку вряд ли может быть естественным явлением и на других планетах.

Развитие, развитие, развитие

У большинства людей имеется общее представление о том, что естественный отбор действует через случайные мутации. Благоприятные мутации сохраняются и распространяются в популяции, тогда как неблагоприятные означают, что их неудачливый носитель рано погибнет. Однако на самом деле это не совсем точное объяснение эволюционного процесса. Большинство крупных мутаций — причем подавляющее большинство — крайне вредны. Если бы для появления глаз, крыльев или длинной шеи приходилось дожидаться благоприятной мутации, ожидание было бы очень долгим. Чаще всего полезные адаптации возникают в результате не «мутации, от которой вырастает лишняя рука», а куда более простых мутаций, изменяющих ход эмбрионального развития. Тонкие воздействия могут быть эффективны, но при этом менее рискованны. На гончарном круге можно вылепить горшки чрезвычайно разнообразных форм и размеров, слегка изменяя усилия, которые вы прилагаете к глиняному кому во время вращения. Это гораздо более элегантное решение, чем просто прилепить еще кусок глины, хоть мы и восторгаемся творчеством малышей из начальных классов, которые именно так и поступают.

Возьмем самый знаменитый пример Ламарка — длинную шею жирафа. Если вы жирафий предок с короткой шеей, как вам дотянуться до верхних листьев, которые никто другой не сможет достать? Есть шанс, что ваш жирафенок родится с особой мутацией — дополнительным шейным позвонком! Удачливый Жираф-младший сможет добраться до этих неиспользуемых листьев с большей вероятностью, чем его сверстники, выжить и размножиться, а значит, передать ту же мутацию своим детенышам. У многих животных действительно время от времени случаются мутации, обеспечивающие им дополнительный позвонок. Но у жирафов шейных позвонков столько же, сколько у человека или у мыши. Крупная мутация не только маловероятна, но и опасна. Такому серьезному изменению скелета должны сопутствовать изменения других составляющих эмбрионального развития: одновременно потребуется изменить всю нервную систему и кровоснабжение, иначе Жираф-младший окажется вообще нежизнеспособен. Крупные мутации, как правило, полезными не бывают. Внезапные изменения куда чаще вредят, чем помогают.

Другая возможность состоит в том, что произойдет более простая мутация, влияющая на то, как жирафенок будет расти. Возможно, шея у него начнет расти раньше, чем у других зародышей жирафов. Или шейный скелет будет расти быстрее либо дольше. Шейных позвонков не становится больше, они просто укрупняются. К тому времени, как детеныш родится, шея у него будет немного длиннее, для чего не понадобятся резкие изменения основного плана строения тела — так и происходит в реальности у жирафов. В последние десятилетия биологи пришли к пониманию того, что приспособленность видов обусловлена скорее подобными тонкими процессами, чем внезапными, скачкообразными благоприятными мутациями. Как в сделках с недвижимостью, где три главных условия — «местоположение, местоположение и снова местоположение», в эволюции, похоже, простейшие способы обеспечить приспособленность — «развитие, развитие и снова развитие».

Но это, разумеется, земной механизм, который не обязательно дает нам понимание того, как эволюционируют животные на других планетах. И все же элемент универсальности в нем присутствует. На самом деле неважно, каков механизм наследственности — в его основе может лежать ДНК, аналогичная ей молекула или даже некий процесс, невообразимо отличающийся от земного. Каков бы ни был этот процесс, можно утверждать, что внезапные изменения функциональности вряд ли будут полезными. Каким бы способом ни размножался инопланетный вид, следует ожидать, что потомство не будет радикально отличаться от родителей. Как говорится, «не сломалось — не чините».

Один из самых наглядных способов представить себе этот процесс популярно изложил биолог-теоретик Стюарт Кауфман . Вспомним метафору восхождения на гору в густом тумане, которую мы использовали во втором разделе. Чем выше вы находитесь, тем лучше вы в эволюционном отношении приспособлены к своей среде: тем длиннее у вас шея, если вы жираф, тем быстрее вы бегаете, если вы газель. Как подняться на вершину горы — пик приспособленности? Можно взбираться медленно, следуя дорогой, которая, по вашим ощущениям, ведет наверх — это, очевидно, хорошая стратегия, — но если я дам вам волшебное приспособление для телепортации, некий «мутатор», который мгновенно перенесет вас на 100 м в случайном направлении, стоит ли вам им воспользоваться? Все зависит от рельефа. Если вы находитесь на равнинных болотах Кембриджшира, то, вероятно, стоит. Вы вряд ли где-то поблизости от горы, поэтому беспорядочные скачки — стратегия не хуже любой другой. Но если вы находитесь в Озерном крае или Дымчатых горах, то лучше ползти вверх по склону, не сворачивая. На горе движение вверх непременно приведет вас к вершине; бессистемные скачки с большей вероятностью собьют вас с пути, чем помогут до нее добраться. Эволюционные ландшафты чаще всего пересеченные, но ступенчатые, подобно Озерному краю (почему это так, более подробно объясняется в книге Кауфмана). Продолжайте взбираться. Не телепортируйтесь. Не мутируйте. Это правило, которое может работать для любой планеты.

К барьеру: Ламарк против естественного отбора

Второе основание считать, что эволюция по Ламарку вряд ли может быть нормой на других планетах, дают компьютерные симуляции. Это очень заманчиво — думать, что наследование опыта полезно, ведь чем больше информации, тем лучше? Однако не стоит делать подобные утверждения, не проверив их. Так что же показывают симуляции? Ученые создают компьютерные модели эволюционных миров, населенных множеством виртуальных существ — «агентов», конкурирующих между собой за виртуальные ресурсы. Агенты наделяются весьма ограниченным искусственным интеллектом, нейросетью определенной конфигурации, и свою виртуальную среду должны познавать самостоятельно. Затем они мутируют и эволюционируют по двум разным правилам: одна группа виртуальных существ развивается путем естественного отбора («дарвиновские» агенты), так что наиболее успешные умножают свою численность, а другая группа («ламарковские» агенты) может передать обученную нейросеть своему «потомству» — иными словами, потомство с рождения обладает информацией, которую усвоила нейросеть родителей. Какой вариант будет успешнее? Если стравить их в клетке, кто победит? Ламарк или Дарвин?

Ответ — «в зависимости от обстоятельств». В относительно неизменной среде способность передавать потомству опыт более полезна. Детеныши ламарковских агентов рождаются, уже располагая достаточным знанием о том, как добывать и использовать ресурсы, в то время как тем, кто не унаследовал родительского опыта, приходится усваивать знания о мире с нуля. Может показаться, что врожденное знание — это преимущество.

Однако в изменчивой среде все наоборот. Врожденное знание о мире может оказаться недостатком, если мир непрерывно меняется. Ламарковские детеныши берутся за дело в убеждении, что поступают правильно, а затем оказывается, что они по наследству получили негодные «наставления». Листья на верхушке дерева уже не вкусные, а ядовитые. Как теперь быть с длинной шеей? Как в примере Кауфмана с телепортацией через «мутатор», организмы оказываются в незнакомой среде, и у них нет очевидного способа избавиться от навыков, ставших теперь бесполезными.

Это несколько озадачивает — казалось бы, наоборот, следует ожидать, что в изменчивой среде ламарковское потомство будет обладать преимуществом. Если внезапно появляется новый хищник, то за одно поколение потомство родителей, которым удалось спастись, станет более осторожным. Это же преимущество. Признаки, которые родители могут передавать детям, не дожидаясь редкой генетической мутации, будут распространяться в популяции быстрее. Однако в быстро меняющейся среде хвататься за любую соломинку рискованно. Это все равно что вкладываться в каждую новую криптовалюту — вы так скорее разоритесь, чем разбогатеете.

Конечно, подобные компьютерные модели и мысленные эксперименты описывают лишь виртуальные, воображаемые условия и мало что могут сказать нам о реально существующих чуждых мирах других планет. Нельзя быть уверенными, что на реальной планете в меняющейся среде естественный отбор непременно победит ламарковскую схему наследственности. Но это дает нам основательную пищу для размышлений. Эволюционная история Земли всегда была историей грандиозных изменений среды. Падение астероида, ставшее причиной вымирания динозавров, — пустяк на фоне катастроф, которые переживала биосфера на протяжении 3,5 млрд лет. Был момент, когда океаны покрылись льдом от полюсов до экватора, что определенно создало огромные трудности для всего живого, и выжили лишь немногие организмы, сумевшие приспособиться к новым условиям. Мы не знаем климатической истории других планет, но если она хотя бы отчасти напоминает земную, то, вероятно, подобные ламарковские организмы, упорно сохранявшие унаследованный опыт, должны были вымереть еще на раннем этапе истории планеты. К тому времени, когда биосфера успокоится и станет более стабильной, по всей видимости, выживут только неспешные, осторожные приверженцы естественного отбора по Дарвину. Любые формы жизни, воображающие, будто знают, что делают, попадутся в ловушку, когда правила изменятся.

Дело в том, что просто унаследовать опыт недостаточно. Это грозит решительным проигрышем в быстро меняющейся среде. Организму нужно знать, когда использовать унаследованный опыт, а когда нет. Это знание, а точнее разумность, наличие которой мы ожидаем у искусственных форм жизни, — необходимое условие эффективного наследования приобретенных признаков по Ламарку. Но такой механизм невозможно представить у ранних форм жизни типа бактерий, поскольку умение принимать подобные решения предполагает уровень обработки информации, намного превосходящий способности примитивных форм жизни. Более того, это умение требует наличия органа для принятия решений — то есть, по сути, мозга. Вероятно, ламарковские животные — если они когда-либо существовали — не могли угнаться за изменениями среды и вымерли много раньше, чем у них мог развиться мозг, необходимый для того, чтобы воспользоваться их дремлющей сверхспособностью.

Все, что я излагал до сих пор, по большей части домыслы. Я склонен думать, что эволюция на других планетах будет подобна земной, но я не удивлюсь и в том случае, если в некоторых мирах обнаружатся ламарковские механизмы эволюции. Ведь мы, конечно, будучи разумными существами, способны справиться лучше, чем примитивные виртуальные агенты? И можем изобрести нечто, что будет работать одинаково хорошо и в постоянной, и в изменчивой среде? А если не мы, то, может быть, более развитая инопланетная раса уже сейчас конструирует искусственные организмы и посылает их завоевывать Вселенную?

Более подходящее решение

В свете вышеизложенного возможность естественного зарождения ламарковских организмов представляется в лучшем случае не очень правдоподобной. Для моего потомства возможность использовать мой опыт, несомненно, полезна, но весьма проблематична, так как естественный отбор неспособен передать следующему поколению полезные знания и навыки. Но можно ли создать подобные организмы искусственно? И какими могут быть эти искусственные организмы? Если бы мы собирались конструировать подобные существа с нуля, мы бы предпочли, чтобы они учились на опыте, поскольку это дает им несомненные эволюционные преимущества, однако желательно, чтобы они действовали более разумно, чем примитивные агенты при моделировании эволюции. В сущности, нам понадобится, чтобы они вели себя подобно нам, передавая знания из поколения в поколение. Людям вообще-то неплохо удается сохранять и передавать знания, а также адаптировать их к меняющимся условиям, в отличие от злосчастных ламарковских виртуальных агентов.

Существа, сконструированные искусственно с сознательной целью ускорить естественный отбор, должны обладать этим труднодостижимым сверхламарковским свойством. Они смогут передавать информацию из поколения в поколение, не застревая в адаптивных тупиках при изменениях среды. Они должны уметь логически рассуждать, предсказывать и передавать полезные признаки, одновременно отказываясь от адаптаций, которые перестали приносить пользу. У искусственных организмов не будет аппендикса, который может воспалиться, или зубов мудрости, которым предстоит болезненное удаление, а их родовой канал уж точно не будет слишком узким для детенышей с большим мозгом.

У всех млекопитающих есть гортанный нерв, передающий сигналы от мозга к гортани. Он управляет нашими голосовыми связками, позволяя нам рычать, пищать и разговаривать. В силу случайных, по сути, причин этот нерв загнут петлей вокруг одного из крупных кровеносных сосудов поблизости от сердца. Хотя у наших рыбообразных предков это было лишь несущественное отклонение от прямой, у некоторых животных — например, у жирафа — в ходе эволюции шея становилась все длиннее, так что гортань оказывалась все дальше и дальше от сердца. У жирафа этот нерв спускается от мозга по шее на четыре метра вниз, огибает тот же сосуд, что у лягушки или мыши, и снова возвращается через всю шею к гортани. Любой организм, способный улучшить свое строение, немедленно избавился бы от такой аномалии. Способность нашего гипотетического существа приспосабливаться затрагивала бы одновременно и будущее, и прошлое: будущее в том смысле, что это существо могло бы предсказывать, какие адаптации будут для него полезны в будущем, и конструировать эти адаптации в своем организме; а прошлое — с целью определения бесполезных или вредных частей тела и устранения их у будущих поколений. Организм с такими способностями будет располагать хорошими возможностями для покорения своего мира. У искусственного существа, сконструированного сверхразумными инопланетянами, скорее всего, будет предусмотрена эта способность.

---

 Статья Стивена Дика «Культурная эволюция, постбиологическая Вселенная и SETI» (Cultural evolution, the postbiological universe and SETI).

 Через n поколений (возникающих каждые 20 минут) образуется 2ⁿбактерий, каждая массой 10⁻¹² г. Масса Вселенной составляет около 10⁵⁶ г, что соответствует всего лишь 2²¹⁶ бактерий, то есть 216 поколениям, появившимся за 72 часа.

 Этот механизм называется эпигенетическим наследованием, и его роль (или ее отсутствие) в реальной эволюции все еще вызывает много споров. На эту тему существует немало научно-популярной литературы, например: Кэри Н. Эпигенетика: Как современная биология переписывает наши представления о генетике, болезнях и наследственности. — М.: Феникс, 2012; Ричард Фрэнсис. Эпигенетика: Как среда влияет на наши гены (Epigenetics: How Environment Shapes Our Genes by Richard C. Francis, 2010).

 Кэрролл Ш. Бесконечное число самых прекрасных форм: Новая наука эво-дево и эволюция царства животных. — М.: CORPUS, 2015.

 Стюарт Кауфман. Во Вселенной как дома: В поисках законов самоорганизации и сложности (At Home in the Universe: The Search for the Laws of Self-Organization and Complexity by Stuart Kauff man, 1996).

 Общие сведения по этой теме изложены в книге Стивена Леви «Искусственная жизнь: В поисках нового творения» (Artificial Life: The Quest for a New Creation by Steven Levy, 1992); конкретное исследование дарвиновских и ламарковских агентов представлено в статье Т. Сасаки и М. Токоро «Сопоставление ламарковского и дарвиновского сценариев эволюции на примере модели с использованием нейросетей и генетических алгоритмов» («Comparison between Lamarckian and Darwinian Evolution on a Model Using Neural Networks and Genetic Algorithms’) в журнале Knowledge and Information Systems (2000) 2:201.

 Это тоже крайне специализированная область исследований, но тем, кого интересует обзор работ по этой теме, рекомендую статью Уоррена Бергена в журнале Biology: «Эпигенетическая наследственность и ее роль в эволюционной биологии» («Epigenetic Inheritance and Its Role in Evolutionary Biology: Re-Evaluation and New Perspectives’, 2016).