Издательство «Новое литературное обозрение», продолжая серию «Библиотека журнала «Теория моды»», выпустило книгу английского социолога, профессора Королевского колледжа Лондона Джоан Энтуисл «Модное тело».
Анализируя исторические, социальные и антропологические функции моды в культуре, автор показывает, что мода играет решающую роль в формировании современной идентичности — через тело, гендер и сексуальность. В отличие от своих предшественников, Энтуисл настаивает на неразрывной связи между телесностью и модой: именно одежда проявляет социальное измерение тела. Отмечая, что мода как феномен возникла в Европе, Энтуисл тем не менее утверждает, что одежда функционирует во всех культурах схожим образом, благодаря чему мода становится важнейшим элементом социального порядка во всем мире.
Предлагаем прочитать фрагмент книги, где описываются первые попытки женщин викторианской эпохи получить право носить брюки.
Викторианская реформа гардероба
В XIX веке никакой другой предмет гардероба не становился объектом критики так же часто, как женское платье. Его критиковали на том основании, что его форма угрожает здоровью (говорили даже, что корсет способен раздавить селезенку и другие, в том числе репродуктивные, внутренние органы), а также называли его негигиеничным, поскольку длинные юбки в буквальном смысле мели подолами улицу, собирая на себя грязь, мусор и конский навоз, который в те времена был обычной деталью городского пейзажа. Кроме того, реформаторы феминистского толка обвиняли современную моду в том, что она ограничивает подвижность женского тела, поскольку платья давят в плечах и заставляют подбирать живот, а в пышных нижних юбках можно только семенить. Впрочем, не только женскую одежду критиковали за неудобство; тугие воротнички, тесные жилеты и облегающие сюртуки/пиджаки, очевидно, также кому-то не давали свободно дышать — как минимум тем, кто, подобно Дж. Флюгелю, открыто ратовал за реформу мужского костюма. Более того, некоторым идеологам реформы и мужская, и женская одежда казалась иррациональной в том смысле, что она якобы коверкала фигуру, лишая тело его натуральных форм. В этом реформаторы винили моду с ее сумасшедшими ритмами, моду, которую считали пустым пережитком прошлого, совершенно ненужным в эпоху научного знания. Реформаторские течения брали начало из самых разных социальных слоев и подпитывались разными идеями, далеко не всегда одинаково прогрессивными (Newton 1974; Steele 1985).
Во второй половине XIX века неоднократно предпринимались попытки изобрести альтернативный, менее строгий фасон женского платья или составить комплект одежды, в котором женщина могла бы чувствовать себя более свободно. В начале 1850-х годов широкий резонанс вызвало появление женского костюма, который получил название «Блумер» — по имени своей самой известной пропагандистки, юной американки миссис Амелии Блумер. Насмешливые комментарии в его адрес раздавались по обе стороны Атлантики, что неудивительно: «Блумер» представлял собой вольную интерпретацию костюма «женщины Востока» — пышная юбка длиной до середины голени надевалась поверх широких присборенных у лодыжки панталон; по меркам того времени это выглядело слишком диковинно для того, чтобы многие женщины захотели так одеваться. Кроме того, «Блумер» ассоциировался с Движением за гражданские права женщин, что также делало его репутацию сомнительной. И всё же «Блумер» смог привлечь внимание общества, хотя, как утверждает К. Лак, это был уже не первый прототип женского брючного костюма. Еще раньше попытки переодеть женщин в панталоны предпринимались «членами нескольких разных, но идеологически схожих реформаторских объединений, и с особой настойчивостью социалистами-общинниками и энтузиастами водолечения» (Luck 1992: 201). Далее К. Лак пишет, что для этих утопистов XIX века брючный костюм «был основой и центром дискурса, вращавшегося вокруг вопросов об особенностях женской физиологии и границах женских профессиональных способностей, о природе женской сексуальности и о месте женщин в национальной политике, а также вобравшего в себя другие, если не все, вопросы, которые могли занимать сторонников блумеризма» (Ibid.).
Блумеры. Н. Курье, 1851. Литография. 1850–1860
Первыми носить панталоны (как верхнюю одежду) попробовали американские женщины, примкнувшие к утопическим движениям, существовавшим с 1820-х до 1860-х годов. Некоторые из таких сообществ, разбросанных по всей территории Соединённых Штатов, ставили себе задачу противостоять промышленному капитализму и имели собственную униформу. В частности, своя униформа была у общины «Новая гармония», основанной Робертом Оуэном в штате Индиана и просуществовавшей с 1825 по 1828 год; входившим в нее женщинам было предписано носить штаны. К. Лак (Ibid.) находит этому несколько возможных объяснений, и не последнее место среди них занимает практичность — действительно, заниматься физическим трудом в штанах намного удобнее, чем в длинной и громоздкой юбке. Но нетрадиционные взгляды Оуэна на брак, который он считал равноправным партнерством мужчины и женщины, дали повод обвинить членов общины в нарушении нравственных устоев, а непристойно сексуальный вид женщин в панталонах стал лишним тому доказательством. Не будем забывать о том, что в XIX веке не прикрытые юбкой женские ноги всё еще оставались табуированным объектом, так что комплект, в котором юбку заменили панталоны, с точки зрения общественной и религиозной морали выглядел совершенно непристойно. Вот почему «с середины 1850-х годов противники Движения за права женщин могли с легкостью извлекать выгоду из отождествления женских брюк с общинным социализмом и еретическими взглядами на отношения полов» (Ibid.: 211). Итак, предпринятая в середине XIX века попытка ввести в женский гардероб брючный костюм провалилась отчасти потому, что ее восприняли как вызов естественным и Богом данным гендерным различиям, которые мужчинам позволяют, а женщинам запрещают носить панталоны и брюки. Это объясняет, почему «Блумер» вызвал столь негативную реакцию в обществе и был высмеян британской прессой, в частности журналом Punch, за маскулинность. Помимо журналистов, его открыто критиковали представители духовенства. Так, преподобный мистер Талмадж «с кафедры взывал к авторитету Моисея, который запрещал женщинам надевать мужскую одежду» (Newton 1974: 3). В ответ миссис Блумер также сослалась на персонажей из Ветхого Завета: «На это она заметила, что первую моду установили Адам и Ева, когда прикрылись фиговыми листьями, и нигде не сказано, что у Адама лист был раздвоенным, а у Евы нет» (Ibid.).
Нападки критиков не остановили других реформаторов, которые в XIX веке отстаивали право женщин носить если не брюки, то хотя бы раздвоенную юбку во имя заботы о здоровье. Однако тому, кто продолжал упорствовать в своей вере в необходимость раздвоенной юбки или женских брюк, приходилось противостоять не только «насмешкам и улюлюканью толпы, которая не могла сдержать веселья при виде такой эксцентричной одежды, хотя это первое, что многим приходит в голову». Настоящим препятствием для них «были замшелые представления о том, что может произойти, если не ограничивать женскую сексуальность и социальную свободу» (Luck 1992: 211).
Одежда рабочего класса
До сих пор речь шла о прогрессирующей гендерной дифференциации. Я сосредоточилась преимущественно на рассмотрении знаков гендерного отличия, которыми был отмечен мужской и женский гардероб высшего и среднего класса на протяжении XIX столетия. Однако на нижних уровнях социальной иерархии, занятых рабочим классом, очертания гендерных границ выглядят несколько иначе. Так, буржуазная респектабельность требовала отчетливого гендерного разграничения, выраженного посредством одежды, но индустриальный рабочий класс в XIX веке не мог полностью перенять и в точности воспроизвести подобную практику. Исследовать одежду рабочего класса практически никто не брался в основном из-за недостатка достоверных данных и материальных свидетельств. До наших дней дошло сравнительно мало художественных изображений, запечатлевших костюм рабочего человека во всех подробностях. Политико-экономическая специфика изобразительного искусства, эксклюзивность живописи подразумевали, что внимание художника должно быть сосредоточено на том, что интересно его богатым заказчикам. Поэтому, если на картине и были персонажи из низших сословий, их одежда изображалась в общих чертах, в отличие от тщательно выписанного облачения элиты. К концу XIX века ситуация, хоть и медленно, начала меняться. А по мере того как развивались технологии фотосъемки и фотопечати, в поле зрения фотографов всё чаще и чаще стали попадать обычные люди.
Фотография Эллен Граунди и Эдварда Манби. 1873. Эллен Граунди, женщина-шахтер из Уигана, сфотографирована в рабочей одежде. В то время, когда даже раздвоенная юбка всё еще оставалась табу для респектабельных леди, женщины из рабочего класса могли позволить себе надеть брюки, отправляясь в забой или на другие тяжелые работы. Изображение публикуется с любезного разрешения ректора и членов совета Тринити-колледжа Кембриджского университета ( The Master and Fellows of Trinity College Cambridge)
Одним из достоверных источников визуальной информации, пригодной для изучения одежды женщин, представляющих рабочий класс, являются фотографии из коллекции Эдварда Манби и его дневниковые записи. Хотя сам Э. Манби не был фотографом, он развил в себе страсть («безобидное извращение», по выражению редактора его дневников Д. Хадсона) запечатлевать на фото женщин из рабочего класса: «На протяжении всей своей жизни он бесчисленное количество раз стучался в коттеджи, чтобы купить фотографию или уговорить женщину сходить с ним к местному фотографу» (Hudson 1974: 77). Он был готов платить деревенскому фотографу, чтобы получить портрет доярки, горничной, поденщицы с фермы или женщины-шахтера, и описывал в дневниках свои экспедиции, встречи с новыми людьми и фотосессии с этими женщинами. Собрание фотографий и дневниковые заметки Э. Манби представляют собой по-настоящему ценный документ, позволяющий нам составить представление об одежде и внешности работающих женщин XIX века. Эти женщины, с загорелыми лицами и огрубевшими руками, были полной противоположностью викторианским леди (к которым Манби не питал никакого интереса), а их рабочая одежда являлась антитезой гардероба респектабельной женщины. Вот как Э. Манби описал свою встречу с женщиной-шахтером:
…[это была] женщина в брюках из бумазеи, жилете (на этот раз с ливрейными пуговицами), розовой сорочке и сиреневом хлопковом чепце… около тридцати и замужняя: волосы соломенного оттенка, цвет лица золотисто-коричневый, кожа очень чистая. <…> Весьма почтенная женщина… на улице никто не обращал внимания на ее одежду — в Уигане встретить женщину в брюках куда менее странно, чем женщину в кринолине. Дикое место, населенное варварами (Ibid.: 76).
И впрямь варварство! Наружность этой женщины действительно казалась дикой по меркам действовавших на тот момент стандартов. В Лондоне и в любом приличном провинциальном городе увидеть почтенную даму в брюках было немыслимо. Респектабельность так тесно ассоциировалась с целомудрием, что женщина, посмевшая надеть брюки, пусть даже под ними всего лишь угадывались очертания ног, могла бы прослыть аморальной и распутной. И тем не менее у женщин из рабочего класса, особенно у тех, чья работа была грязной и тяжелой, даже в XIX веке брюки пользовались популярностью.
